Предыдущая публикация
У нас было что-то около трех кило сельди под шубой, четыре кило «Оливье», ушат салата «Крабовые палочки»» и т.
п., — все заправлено майонезом под пробку. Еще пять-шесть мисок студня, запеченный гусь, торт «Наполеон». Ну, и по мелочи.
А гости на Новый год не явились как один — у кого понос, у кого золотуха. Собаки необязательные!
Семья наша осталась тет-а-тет с многочисленными вкусняшками.
Перчатка была брошена…
Новогодняя ночь прошла в легких боестолкновениях — противники прощупывали друг друга. Генеральное сражение предстояло.
— Да пёс с ними, с гостями, — сказал утром неунывающий отец. — Тут и есть-то нечего. Была б водка.
Водка была. И коньяк. С таким боекомплектом можно ввязываться в драку, решил папаша. Первые тактические просчеты не заставили себя ждать.
— Гусь засохнет. Надо кончать его срочно, — сказала благоразумная мама. — Кончать без хлеба, – уточнила она, боязливо прикинув габариты птицы.
Папа насмешливо взглянул на глупенькую нерешительную женщину.
— Это не гусь! Страус эму, мать его! — на следующий день заявляет он, устало отваливаясь от недоеденного гусиного фюзеляжа. Валится на диван и начинает икать.
— Встал на крыло… — язвительно констатировала мама.
А у самой в животе словно «одуплилась» парочка вот-вот готовых вылупиться на свет карапузов.
Тут же в комнату вползал объевшийся гусятины Тузик — идти не может. Впрочем, собачонка оказалась неплохим подспорьем, доложу вам: немалая часть гуся перекочевала в неё без остатка.
Опускался вечер. Сытые наши стоны и вздохи весьма гармонировали с мягкими обволакивающими сумерками. На редкую канонаду петард и хлопушек за окном мы лениво отвечали своей…
Третьего поутру целехонькая еда так же громоздилась в холодильнике и вопрошала: «Ну и?..»
— О-ля-ля! Никогда не закусывал французский коньяк студнем, — все еще не унывал папаша. — Настала пора опростоволоситься. — И выуживает из рефрижератора миску холодца.
— И я не закусывала, — поддержала мама и приказала: — Наливай!
«Наваливай!» — требовательно глядел от миски Тузик.
— Дрожалочку мне! — жестко отрезал я.
Несколькими взмахами папа вспорол этого зябкого скользкого типчика — расписал на кубики. Кажется, покойник уважал при жизни чеснок, — как это любезно с его стороны!
— М-м, что за чесночный дух, что за студень! — причмокивали мы.
— Студень-хрюдень… — спустя сутки, четыре миски и две пол-литры резюмировал папа и предложил перетопить остатки холодца в суп. — Хлёбова хочется, — беззастенчиво соврал он.
Мы поддержали и отложили ложки.
Тузик замертво лежит подле своей тарелки и вздрагивает при слове «холодец» и прочих однокоренных.
Больше в этот день не кушали. Легли пораньше — завтра предстояла стычка с «Оливье» и селедкой под шубой. Эта напомаженная майонезом парочка уже приняла задумчивый вид.
— Чертовы гости! — предварил завтрак папа, и мы вонзили ложки в «Оливье». Тузик кряхтел над заветренной колбасной нарезкой. Песик, верно, осознал свою нелегкую миссию и нес оную покорно…
— Чертовы гости! — сказал папа и назавтра.
Мы вонзили ложки. Покоясь на тугом брюшке, Тузик добивал антрекот и свой ЖКТ. Кривые ножки едва касались пола, — так собачонка преуспела в уничтожении разносолов, почище Роспотребнадзора с санкционкой.
— Чертовы гости! — уже традиционно благословлял сверхпитательный завтрак папаша. С этой лапидарной молитвой мы вонзали ложки. День за днем…
Не берусь уже сказать, во что вонзали. Кажется, было около пуда сельди в соболях, шесть погонных метров «Оливье», холодца кубометр, ржаная коврижка «Кутузов» и где-то по мелочи. А гости, собаки грязные… Коллаборационисты, мать их… Фесталу мне, фесталу!
— Ах, мальчику плохо! — воскликнула мама, заметив, что я валюсь с набитым ртом со стула.
Мне и вправду сделалось дурно где-то в районе Рождества и остатков салата «Крабовые палочки». Уложили, под нос поместили ватку, смоченную в спирте. Много ли ребенку надо… А вот и первое похмелье.
Вскоре дезертировал Тузик… Исчез! Отыскали в стиральной машинке.
Это было ново, ибо он бздел даже неработающую машинку, как фашист работающую «Катюшу» при поддержке штурмовиков ИЛ-2.
— Дезертир! — негодовал отец, выковыривая раздобревшую собачку из барабана. — Тут загрузка всего восемь кило. Иди кушать!
Ей богу, я видел это! — собака отрицательно покрутила головой. А глаза такие, что мама уложила его и накрыла — похоже, Тузик обхавался до заворота кишок и кругленького счета от ветеринара.
— Саботажник! — презрительно бросил псу отец.
Тот согласно вздохнул.
— Саботажник от слова «собака»? — спросил я.
— Именно! — ответил папа.
И мы отправились на кухню — добивать «Наполеон». Слоистая тварь не сдавалась, как сам чертов Бонапарт...
Автор: #аболдырев
#баян
Семья наша осталась тет-а-тет с многочисленными вкусняшками.
Перчатка была брошена…
Новогодняя ночь прошла в легких боестолкновениях — противники прощупывали друг друга. Генеральное сражение предстояло.
— Да пёс с ними, с гостями, — сказал утром неунывающий отец. — Тут и есть-то нечего. Была б водка.
Водка была. И коньяк. С таким боекомплектом можно ввязываться в драку, решил папаша. Первые тактические просчеты не заставили себя ждать.
— Гусь засохнет. Надо кончать его срочно, — сказала благоразумная мама. — Кончать без хлеба, – уточнила она, боязливо прикинув габариты птицы.
Папа насмешливо взглянул на глупенькую нерешительную женщину.
— Это не гусь! Страус эму, мать его! — на следующий день заявляет он, устало отваливаясь от недоеденного гусиного фюзеляжа. Валится на диван и начинает икать.
— Встал на крыло… — язвительно констатировала мама.
А у самой в животе словно «одуплилась» парочка вот-вот готовых вылупиться на свет карапузов.
Тут же в комнату вползал объевшийся гусятины Тузик — идти не может. Впрочем, собачонка оказалась неплохим подспорьем, доложу вам: немалая часть гуся перекочевала в неё без остатка.
Опускался вечер. Сытые наши стоны и вздохи весьма гармонировали с мягкими обволакивающими сумерками. На редкую канонаду петард и хлопушек за окном мы лениво отвечали своей…
Третьего поутру целехонькая еда так же громоздилась в холодильнике и вопрошала: «Ну и?..»
— О-ля-ля! Никогда не закусывал французский коньяк студнем, — все еще не унывал папаша. — Настала пора опростоволоситься. — И выуживает из рефрижератора миску холодца.
— И я не закусывала, — поддержала мама и приказала: — Наливай!
«Наваливай!» — требовательно глядел от миски Тузик.
— Дрожалочку мне! — жестко отрезал я.
Несколькими взмахами папа вспорол этого зябкого скользкого типчика — расписал на кубики. Кажется, покойник уважал при жизни чеснок, — как это любезно с его стороны!
— М-м, что за чесночный дух, что за студень! — причмокивали мы.
— Студень-хрюдень… — спустя сутки, четыре миски и две пол-литры резюмировал папа и предложил перетопить остатки холодца в суп. — Хлёбова хочется, — беззастенчиво соврал он.
Мы поддержали и отложили ложки.
Тузик замертво лежит подле своей тарелки и вздрагивает при слове «холодец» и прочих однокоренных.
Больше в этот день не кушали. Легли пораньше — завтра предстояла стычка с «Оливье» и селедкой под шубой. Эта напомаженная майонезом парочка уже приняла задумчивый вид.
— Чертовы гости! — предварил завтрак папа, и мы вонзили ложки в «Оливье». Тузик кряхтел над заветренной колбасной нарезкой. Песик, верно, осознал свою нелегкую миссию и нес оную покорно…
— Чертовы гости! — сказал папа и назавтра.
Мы вонзили ложки. Покоясь на тугом брюшке, Тузик добивал антрекот и свой ЖКТ. Кривые ножки едва касались пола, — так собачонка преуспела в уничтожении разносолов, почище Роспотребнадзора с санкционкой.
— Чертовы гости! — уже традиционно благословлял сверхпитательный завтрак папаша. С этой лапидарной молитвой мы вонзали ложки. День за днем…
Не берусь уже сказать, во что вонзали. Кажется, было около пуда сельди в соболях, шесть погонных метров «Оливье», холодца кубометр, ржаная коврижка «Кутузов» и где-то по мелочи. А гости, собаки грязные… Коллаборационисты, мать их… Фесталу мне, фесталу!
— Ах, мальчику плохо! — воскликнула мама, заметив, что я валюсь с набитым ртом со стула.
Мне и вправду сделалось дурно где-то в районе Рождества и остатков салата «Крабовые палочки». Уложили, под нос поместили ватку, смоченную в спирте. Много ли ребенку надо… А вот и первое похмелье.
Вскоре дезертировал Тузик… Исчез! Отыскали в стиральной машинке.
Это было ново, ибо он бздел даже неработающую машинку, как фашист работающую «Катюшу» при поддержке штурмовиков ИЛ-2.
— Дезертир! — негодовал отец, выковыривая раздобревшую собачку из барабана. — Тут загрузка всего восемь кило. Иди кушать!
Ей богу, я видел это! — собака отрицательно покрутила головой. А глаза такие, что мама уложила его и накрыла — похоже, Тузик обхавался до заворота кишок и кругленького счета от ветеринара.
— Саботажник! — презрительно бросил псу отец.
Тот согласно вздохнул.
— Саботажник от слова «собака»? — спросил я.
— Именно! — ответил папа.
И мы отправились на кухню — добивать «Наполеон». Слоистая тварь не сдавалась, как сам чертов Бонапарт...
Автор: #аболдырев
#баян
Следующая публикация
Комментарии 12