Предыдущая публикация
ШХ: Так, сколько ты знала о Джейкобе и его будущем, когда писала Сумерки?
СМ: Джейкоб пришел мне в голову позже. В оригинальной истории его не должно было быть. Когда я написала вторую часть первой книги, там не было такого персонажа, как Джейкоб. Он появился тогда, когда я просто уперлась в стену: я не могла заставить Эдварда сказать слова «Я Вампир».
Эти слова никак не могли слететь с его губ. Он бы просто не мог этого сказать. И это возвращает нас к разговору о персонажах. Знаешь, он так долго хранил в тайне правду о себе, и это то, что делает его… несчастным, эта правда угнетает его. Он бы никогда не смог признаться ей.
Так что, я подумала: Как же Белле удастся это понять? Но я уже выбрала Форкс в качестве места действия в моей истории, и тогда я подумала: Знаешь, а ведь эти люди уже были здесь, и они были здесь раньше. Может они оставили следы – где-нибудь, какие-нибудь старые истории, что-то, что поможет ей проникнуть в суть?
И тогда я обнаружила, что там на побережье есть маленькая резервация индейцев Квилетов. Они меня заинтересовали еще до того, как я решила впустить их в историю. Я подумала: Ух ты, это интересно. Там есть глубокая и абсолютно другая история. Меня всегда завораживали истории коренных американцев, а эту историю я прежде не слышала.
Это очень маленькое племя, о нем немногие знают, их язык отличается от других. И у них есть особые легенды – одна даже похожа на историю о Ноевом Ковчеге; Квилеты привязали свои каноэ к верхушкам самых высоких деревьев, чтобы их не смыло потоком. Это было очень интересно. И у них есть легенда о волках. В истории речь идет о том, что они – потомки волков: колдун обратил первого Квилета из волка в человека, так началась история их племени. И когда я читала эту легенду, я подумала: Знаешь, а ведь это забавно. Потому что я знаю, что оборотни и вампиры не слишком ладят.
И как интересно, что я нашла эту историю именно в том месте, куда я поместила своих вампиров.
ШХ: Это так круто, эдакая счастливая случайность, которая встречается в сюжете.
СМ: Знаешь, это было как… вот Теперь я понимаю! Теперь я знаю, как всё должно быть! Это судьба. Таким образом, Джейкоб родился, как средство, действительно, для того, чтобы помочь Белле узнать, что ей нужно было узнать. И как только я дала ему жизнь, и дала ему шанс открыть рот, он сразу расположил меня к себе. Он стал личностью, которая была такой забавной и простой. А ты любишь персонажей, с которыми не приходится мучиться.
А с Джейкобом вообще не надо было работать. Он просто ожил, и был именно тем, что мне было нужно, и он мне очень нравился, как человек. Но его появление в главе 6 было его лимитом – это была вся его роль в этой истории. И потом, оказалось, что моему агенту понравился Джейкоб, и она не забыла об этом. Она была на сто процентов в «команде Джейкоба» все это время.
ШХ: [Смеется] И, знаешь, я тоже. Я люблю Джейкоба.
СМ: О, я тоже люблю Джейкоба. Так что, когда мой агент сказала: ― «Я хочу еще историю о нем», я подумала: А знаешь, я бы с удовольствием. Но я не хочу завязываться с этим слишком серьезно. Я хотела, чтобы мой издатель вмешался до того, как я начну вносить серьезные изменения. А мой издатель оказался того же мнения: ― «Знаешь, а мне нравится. У тебя уже есть что-нибудь по этой истории с волками?»
Так что, когда я начала писать продолжение, я знала, что там будут оборотни. Все эти истории, которые чистой воды фантазия, миф – становятся как будто реальными для Беллы.
И вот есть Джейкоб. Весь этот мир он считает глупым суеверием. Тогда я подумала: Что если все это было бы реальным? Что, если все, что он принимает как данность, на самом деле на сто процентов базируется на фактах? Что бы это был за мир, если бы мы знали, что все те маленькие легенды, которые окружают нас – абсолютно реальны!
Так что, я знала, что продолжение, которое я уже начала писать, будет о том, что они оборотни. И это не было Новолуние – это было ближе к Рассвету.
Потому что история в оригинале довольно быстро перескочила школьный уровень. Но мой издатель сказал:
- Знаешь, мне бы хотелось, чтобы история продолжалась в школе, потому что мы так ее представили в первой книге. И мне кажется, мы бы столько потеряли из того, что произошло с Беллой, если бы просто перескочили к взрослой Белле. И я сказала: Знаешь. Я всегда могу заставить своих персонажей говорить побольше – это не проблема. Давай вернемся и пусть это произойдет раньше. Так что у меня был шанс развить эту тему.
К тому времени, как я подобралась к Рассвету, персонажи уже были настолько детализированными, а их привязанности настолько сильными, что это сделало историю намного богаче, когда я написала ее во второй раз, потому что в ней уже была такая насыщенная предыстория.
ШХ: Я должна вернуться к тому моменту, что Джейкоб существует, благодаря тому что Эдвард не мог произнести слова «Я вампир». Таким образом, Эдвард создал необходимость существования Джейкоба. Так же как существование Эдварда и близость к вампирам, сделала Джейкоба оборотнем. Я просто думаю, что это интересно, что эти два персонажа, которые иногда друзья, а иногда…
СМ: Нет.
Я думаю, что в реальной жизни, всегда есть другой парень – никогда нет момента, что ты все знаешь. Всегда есть выбор, и иногда довольно трудный.
ШХ: … а иногда они враги, и не могут жизнь друг без друга. Они рождены друг от друга.
СМ: Да, Джейкоб появился из-за Эдварда… и также из-за… наверное, ты скажешь, что это слабое место – из-за неспособности Эдварда быть честным в этом самом главном факте о себе. Хотя это было закономерно – это то, что он должен хранить в секрете. Это не то, что ты говоришь каждый день: ― «Кстати, [смеется], Я вампир.»
Это просто ненормально.
Джейкоб также стал ответом на все недосказанности Эдварда – потому что Эдвард не идеален. В нем есть особенности, которые не делают его самым идеальным бойфрендом на всём белом свете. Я имею ввиду, некоторые вещи делают его потрясающим бойфрендом, но другие вещи в нем отсутствуют, и Джейкоб, в некотором роде, – альтернатива. Здесь у тебя Эдвард, кто-то, кто слишком много думает, каждая его эмоция перенапряжена, он себя просто мучает. В нем слишком много тревоги, потому что он не смог смириться с тем, кто он есть.
И вот Джейкоб, кто-то, кто вообще не думает, он просто бесшабашный шалапай: если что-то не так, ну ладно – идем дальше. Есть кто-то, кто способен преодолевать трудности без всяких усилий, кто-то, кто не слишком много думает. Он немного безрассудный. Иногда даже кажется глупым, просто потому что сначала делает, а уже потом думает, понимаешь?
Он во многом противоположность Эдварду. Он принес баланс в эту историю и предоставил Белле выбор, потому что, как мне кажется, это было ей нужно. У нее была возможность выбрать другую жизнь, с кем-то, кого она могла бы полюбить, или с кем-то, кого она любит.
Мне всегда казалось, что истории это необходимо. Потому что когда я пишу, я стараюсь, чтобы персонажи реагировали так, как обычные люди реагируют в обычной жизни.
Я считаю, что в реальности, это всегда не один парень, никогда нет полной уверенности. Есть выбор, и иногда он довольно трудный. Любовь и отношения спутаны в клубок, и ты никогда не знаешь чего ожидать, а люди, бывает, поступают просто удивительно.
Я знаю, что бы произошло, если бы Эдвард не вернулся. Знаешь, я знаю всю историю до конца, каким было бы их будущее.
ШХ: Так для тебя эта сюжетная линия была неизбежной? Или были моменты, когда ты писала, и думала, что персонажи могут сделать другой выбор?
СМ: Это забавно, потому что все это было неизбежно. С того самого момента, когда я начала писать продолжение, я всегда знала, что произойдет. В Сумерках я не знала что произойдет – это просто произошло. Но после я знала, к чему все это ведет. Я знала, что Эдвард и Белла будут вместе. Когда ты начинаешь писать, в истории начинаются повороты – есть три, или четыре, или пять вариантов развития событий, но все они неправильные. Я знала, какой вариант правильный
Но я знаю, что произошло бы, если бы Эдвард не вернулся. Я знаю всю историю до конца – какое у них было бы будущее. Я знаю что бы произошло, если бы этот персонаж изменил свою траекторию – сделал другой выбор там, или тут. Всегда есть миллион других историй – ты просто знаешь какую именно из них ты напишешь. Но это не значит, что других нет.
ШХ: Я думаю, это сквозит в книге – наличие альтернативных реальностей. Я думаю, читатель тоже видит эти варианты. И это приятно, потому что это – элемент непредсказуемости. Ты не знаешь точно, что произойдет, потому что видишь, что есть другие возможные пути развития событий.
СМ: Я думаю, именно поэтому альтернативные истории имеют развитие – это добавляет остросюжетности; должен быть конфликт – и должна быть загадка. Если все так ясно, и понятно что произойдет, никто не будет это читать. Так откуда взять неопределенность? Она появляется, когда ты осознаешь: Это могло произойти по-другому. Хотя ты и знаешь, каким путем пойдут твои герои.
ШХ: Обожаю это.
СМ: Все идет по кругу. Что-то происходит внутри чего-то еще, и то, что произошло рождает что-то дальше. Это вносит путаницу [смеется] в голове у писателя. По крайней мере, у меня.
ШХ: Но это как в реальной жизни, где мы все знаем, что если бы приняли другое решение, то жили бы в другой реальности. И ты можешь думать о других вариантах развития событий, но продолжать жить в существующей реальности. Так и история – продолжается в своей реальности.
СМ: Мне кажется, моя увлеченность этой концепцией проходит через видения Элис, где есть четырнадцать миллионов вариантов. Когда персонажи принимают решения, список вариантов сужается к видениям, которые в действительности могут произойти. Элис видит возможные варианты будущего исходя из решений, которые они принимают. Но если они примут другое решение, будущее становится другим. А это то, что случается с нами каждый день. Ты решаешь куда-то пойти, и не знаешь как это одно решение повлияет на твое будущее [смеется]. Меня всегда очень увлекала эта идея, и мне нравится, что научная фантастика, в какой-то мере, касается этого.
ШХ: А если бы ты знала – в то утро, когда проснулась после сна об Эдварде и Белле на поляне – если бы ты знала тогда, какая реальность тебя ждет, если ты сядешь и напишешь эту историю, ты бы сделала это?
СМ: Знаешь… Не знаю, смогла ли бы… Это бы создало такое колоссальное давление. Если бы я тогда знала: Если ты сядешь и напишешь сегодня, в конце концов теперь придется выступать на публике, перед тысячами кричащих людей; ты будешь путешествовать по миру и жить на Драмамине и Юнисоме [прим.пер. Драмамин – препарат против укачивания, Юнисом – снотворное средство]; тебе придется быть вдали от своей семьи временами; и ты будешь более успешна, чем могла бы себе представить; но также будет больше стресса, чем ты думаешь, что ты в состоянии вынести – не знаю тогда, какое решение я бы приняла.
Возможно, потому что я трусиха, я бы залезла обратно под одеяло и сказала:
[высоким, писклявым голосом] «Я не готова!» [Смеется]
Я никогда не знала точно, где и как я вижу себя через десять лет, а вот Белла это точно знает. ШХ: Я думаю, именно поэтому это хорошо, что мы не знаем, что произойдет дальше. Я имею ввиду, если бы Белла знала все, что произойдет с ней…
СМ: Видишь ли, Белла бы все равно поступила именно так. Я знаю, что бы сделали мои персонажи. Для меня они очень, очень реальны. Я знаю, что бы они сказали, если бы я могла ними поговорить. Я знаю, что если бы я сказала так, то Джейкоб бы ответил так. И даже если бы он знал, чем это закончится, что все его усилия будут напрасны, он бы ничего не изменил. Потому что иначе он бы не смог сказать себе: Ну, по крайней мере, я пытался.
Ему нужно было знать, что он сделал все, что мог – потому что он такой.
И Белла ничего бы не изменила, потому что в конце концов, она получила то, что хотела. А когда ты точно знаешь, чего хочешь от жизни, тогда ты можешь принять решение и сказать: «Я ничего не изменю, потому что это именно то, чего я хочу.»
Когда я была тинейджером, у меня никогда не было такой уверенности – я никогда не знала наверняка, кем я вижу себя через десять лет, но Белла это знает. И она проходит через все это, как человек, который идет по горячим углям – потому что знает, что ждет его на другой стороне. [Смеется]
Следующая публикация
Нет комментариев