Предыдущая публикация
ОБЗОР ПРЕССЫ «ВОСТОЧНЫЙ ЭКСПРЕСС»: Что помнит о немецкой оккупации старшее поколение
16 февраля 1943 года Свердловский район был полностью освобожден от немецко-фашистских захватчиков. С каждым годом очевидцев тех событий становится все меньше. В преддверие этого праздника своими детскими историями поделились те, кто пережил страшные времена оккупации.
«Пан дурак!»
- Мое раннее детство выпало на военное лихолетье, - делится своими воспоминаниями Раиса Ивановна Мечетникова. - Я родилась в селе Бирюково в 1939 году, на улице Хуторок, сейчас она называется Механизаторов. Я даже папу смутно помню. В памяти остался один случай: перед войной он работал трактористом, и вечером шел с работы, а я с детьми играла за двором - увидела его, и побежала навстречу. Он подхватил меня на руки и несколько раз подбросил вверх. Вскоре он ушел на фронт, и я его больше не видела.
Когда родители поженились, жили в землянке вместе с бабушкой, а в это время затеяли стройку. Бабушкин брат хотя и имел небольшой домик в Бирюково, начал строиться на Должанке. В общем, к началу войны оба дома были недостроенные. И он предложил нам сделку: мы отдаем ему часть стройматериалов, а сами переходим жить в его дом. На том и порешили. Мы - мама, я, брат и бабушка, тетя Шура - вскоре справили новоселье. Дед хату достроил, но в нее попала бомба, он погрузил свои пожитки на подводу, и вернулся в свой дом на правах хозяина. Сначала перегородил сарай для скотины и обитал там, но как захолодало, привел полицаев, которые потребовали: «Освободите жилье! Даем неделю» Бабушка младшую дочку отправила к сестре в Киселево, а сама скиталась в Бирюково то у одних, то у других. А мы переехали к другой бабушке по маминой линии. Там нас проживало восемь человек, приходилось спать даже на полу.
Мама работала телятницей, и вскоре от колхоза ей дали домик на две комнаты. Но полноправными хозяевами мы были недолго: во дворе поставили полевую кухню, а в дом подселили какого-то немецкого военачальника. Он был довольно молод, лет тридцати или, может быть, чуть старше. Он был холеным и всегда чисто выбритым. Меня он очень любил, потому что в детстве я была белокурой, а старший брат - чернявый. Бывало, дает нам конфеты, я беру, он сажал меня на руки, теребил за щечки, но когда руку протягивал брат, он с силой бил его ремнем по рукам, и говорил: «Жид!» И так было не единожды! Мама пыталась деликатно с ним поговорить, чтобы он не обижал ребенка, а он смеялся и показывал на брата: «Жид!»
Помню, когда немцы отступали, сначала увезли кухню, а наш квартирант в это время болел и лежал на печи, ведь там всегда было тепло. Он курил трубку, и я увидела, что он положил ее на припечек, под самым потолком, и забыл. Когда он начал в спешке собираться, то искал эту трубку, и стал обвинять брата, что, мол, это он украл. На тот момент брата не было дома, а то страшно представить, чем это могло бы закончиться! Меня, маму и бабушку вывели во двор, поставили в простенок между окнами, и два автоматчика направили на нас оружие. Было очень страшно, но я вспомнила, как он клал эту трубку. Немец разрешил мне побежать в дом и принести. Правда, убедившись в том, что оказался не прав, он извинился, сказал: «Пан дурак!», мол, все на нервах, их гонят и просто земля под ногами горит!
Когда немцы ушли, в поисках еды по селу еще шастало много румын. Когда все уходили на работу, дом замыкали, а меня сажали на окно, и я ждала их целый день. Вот однажды меня увидели двое румын, и один из них наставил на меня автомат, я так испугалась, что спрыгнула с подоконника, забилась под кровать, и там просидела до прихода домочадцев.
Постепенно село стало возвращаться к мирной жизни. Однако в нашу семью пришло горе: мама получила извещение о том, что отец пропал без вести, мы переехали в поселок Володарск, к маминой сестре. Помню, шли пешком, потому что вели с собой корову. Мама вела ее за налыгач, а я сзади подгоняла. Дошли до Должанского переезда, а тут едет паровоз, который мы никогда не видели. Возле нас он громко посигналил, корова вырвалась и помчалась куда глаза глядят, а я тоже испугалась и побежала назад! А мама растерялась, и не знает, за кем бежать и кого первого ловить! Невдалеке шел мужчина, и поймал корову, ну, а меня поймала мама (улыбается).
«Грудь его в медалях»
- Родилась я в 1937 году в поселке Должик, - вспоминает Вера Павловна Рыжкина, - в очень большой семье, я была самая младшая - двенадцатая. Жили мы бедно, а когда пришли немцы, ситуация стала вообще катастрофической. Иногда просто голодали. Частенько нас подкармливали соседи, а в основном приходилось питаться чем придется. За хлебом нужно было идти в район нынешнего квартала Центральный, в магазин, который в народе называют «Растеряшка», но там были такие очереди, что люди просто «душились».
Наш рацион состоял из лепешек, основу которых составляли картофельные очистки. Мы, дети, не сидели дома, а собирали потерянные на поле колоски, обшелушивали их, перетирая в ладонях, старались не уронить ни зернышка, а после мололи их на ручной мельнице. В итоге получалась мука жесткого помола чем-то похожая на крупу. Люди выбрасывали «шкорки» от картошки, а мама их собирала, тщательно мыла и отваривала. После этого смешивала крупу с очистками и пекла на сухой сковороде. Конечно же, есть это было просто невозможно, ведь запах стоял невыносимый, как варят поросятам, но деваться было некуда - ели! Теперь, уже будучи взрослой, могу предположить, что мама собирала шкорки возле немецкой кухни. Она располагалась на нашей улице, буквально через пару домов от нас. Но оттуда нам ничего не перепадало. Хотя помню, как однажды немец угостил меня шоколадкой. Для меня это была невиданная еда, я сначала даже боялась ее есть. Но это говорило скорее всего не о жалости к нам, а просто о хорошем расположении духа. Ведь когда немцы стали расселяться, выгоняли хозяев со своих домов, и люди были вынуждены жить в погребах! А еще ходили слухи, что у нас были партизаны.
Все изменилось, когда наши войска освободили город. По стечению обстоятельств на нашей улице снова стояла полевая кухня, которая кормила советских солдат. Тут и нас уже подкармливали, и картофельные очистки есть больше не приходилось! Да и многие воины делились своим солдатским пайком.
Мама переживала не только за девчонок, но и о старшем сыне. Папу как отца многодетной семьи на фронт не забрали, и он работал десятником на одной из шахт, а вот брата призвали в армию, когда ему исполнилось 17 лет.
Тогда пышных проводов никто не устраивал, так что пришла повестка - собрал свои нехитрые пожитки, и пошел воевать. Мама за него переживала, потому что письма приходили редко, примерно раз в два месяца. И она ждала их - плакала, а когда получала и читала - тоже плакала. Но Иван дошел до Берлина! Я помню, когда он вернулся с войны. Было очень тепло, и мы с детьми играли на улице, и увидели, что идет какой-то солдат, вся грудь его была увешана медалями. Все остановились и стали всматриваться, а когда я увидела, что это Иван, то побежала навстречу.
Ружье, которое не выстрелило
К сожалению, такая обстановка во время оккупации была не только в нашем городе и районе. Вот что рассказала Мария Кондратенко 1936 года рождения, которая седьмой десяток живет в Свердловске, но детство ее прошло в Новопскове, который был освобожден на 24 дня раньше, чем наш город.
- Мой брат погиб под Сталинградом, и мама получила похоронку перед самой оккупацией, - вспоминает Мария Антоновна. - Когда пришли немцы, церемониться не стали и просто выселили нас из хаты. В итоге мы были вынуждены рыть землянки и там жить. Особо запомнился момент, когда немцы заставили маму резать для них наших кур. Их нужно было ощипать, посмалить, вычинить. Мама собралась работать в хате, но туда ее не пустили. Мне запомнилось, как она стояла посреди огорода по колено в снегу, и с красными от холода руками «скубала» тех кур. А потом сказала: «Иди, Маша, пока погрейся в хату!» Я зашла потихоньку, и чтобы никому не мешать, встала с краю. Немцы сначала на меня внимания не обращали, потому что возились с ружьем и по-своему разговаривали. А потом один из них направил на меня дуло. Я думала, что он меня хочет убить, и быстро выскочила из хаты. Мама им сделала замечание, но они в ответ только рассмеялись.
Однако, когда начали наступать советские войска, смеялись уже мы. За лесом была большая гора, и мы взбирались на нее смотреть, как били по врагам наши «Катюши». Немцы собирались впопыхах, и даже оставили на стене то самое ружье.
В школу я пошла в 1944 году. Тетрадей у нас не было, и писать приходилось мелом на картонке, потом карандашом на газете, а после - пером, которое привязывали к палочке. А чернила делали из бузины. Но училась я хорошо, поступила в Киеве на годичные курсы торговой школы. А после распределения в середине 1950-х попала в Свердловск, и 38 лет работала завотделом в книжном магазине.
Лилия Голодок, по материалам газеты «Восточный Экспресс» http://admsvk.ru/news/51042.html
Следующая публикация
9 лет 1 месяц и 15 дней… Война в Афганистане вошла в историю как самая продолжительная в период Советского Союза. За эти годы она унесла многие тысячи жизней воинов-интернационалистов. Плечом к плечу вместе с остальными солдатами необъятной Родины сражались и наши земляки.
Нет комментариев