В книге «Мой Париж», которую он опубликовал уже в Советском Союзе в 1931 году, Эренбург отразил своё отношение к городу словами «Увидеть Париж и умереть», перефразировав римскую поговорку. Его выражение стало крылатым в СССР, а в 1992 году было использовано в качестве названия фильма.
В 1922 году опубликовал философско-сатирический роман «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников», в котором дана интересная мозаичная картина жизни Европы и России времён Первой мировой войны и революции, но главное — приведён свод удивительных по своей точности пророчеств.
Леонид Жуховицкий писал по этому поводу:
"…Меня до сих пор потрясают полностью сбывшиеся пророчества из «Хулио Хуренито». Случайно угадал? Но можно ли было случайно угадать и немецкий фашизм, и его итальянскую разновидность, и даже атомную бомбу, использованную американцами против японцев. Наверное, в молодом Эренбурге не было ничего от Нострадамуса, Ванги или Мессинга. Было другое — мощный ум и быстрая реакция, позволявшие улавливать основные черты целых народов и предвидеть их развитие в будущем. В былые века за подобный дар сжигали на костре или объявляли сумасшедшим, как Чаадаева."
И. Г. Эренбург был пропагандистом авангардного искусства («А всё-таки она вертится», 1922). В 1922 году вышел его сборник стихов «Опустошающая любовь». В 1923 году написал сборник рассказов «Тринадцать трубок» и роман «Трест Д. Е.».
29 июля 1940 года Эренбург с женой вернулся в СССР, где написал и опубликовал роман «Падение Парижа» (1941) о политических, нравственных и исторических причинах разгрома Франции Германией во Второй мировой войне.
В годы Великой Отечественной войны был корреспондентом газеты «Красная звезда», писал для других газет и для Совинформбюро. Прославился пропагандистскими антинемецкими статьями и произведениями, которых написал за время войны около 1500. Значительная часть этих статей, постоянно печатавшихся в газетах «Правда», «Известия», «Красная звезда», собраны в трёхтомнике публицистики «Война» (1942—1944). В 1942 году вошёл в Еврейский антифашистский комитет и вёл активную деятельность по сбору и обнародованию материалов о Холокосте, которые совместно с писателем Василием Гроссманом были собраны в «Чёрную книгу».
Эренбург известен как автор первого в русской литературе употребления словосочетания «День Победы» — оно появилось 12 декабря 1941 года, в начале контрнаступления под Москвой, в статье «Судьба Победы», опубликованной писателем в газете «Московский железнодорожник».
В статье, посвящённой труженикам стальных магистралей, в частности, говорилось:
«Железные дороги — сосуды, по ним течёт кровь страны: снаряды и хлеб, бомбы и нефть. С доверием смотрит Красная Армия на железнодорожников: это братья по оружию — один стреляет, другой подаёт патроны. Наши железнодорожники показали себя отважными бойцами… Когда настанет День Победы, наши бойцы первые вспомнят о железнодорожниках…»
Илье Эренбургу и Константину Симонову принадлежит авторство лозунга «Убей немца!» (впервые прозвучавшего в стихотворении К. М. Симонова «Убей его!»), который широко использовался в плакатах и — в качестве заголовка — листовках с цитатами из статьи Эренбурга «Убей!» (опубликована 24 июля 1942 года).
Для поддержания действенности лозунга в советских газетах того времени были созданы специальные рубрики (одно из типичных названий «Убил ли ты сегодня немца?»), в которых публиковались письма-отчёты советских бойцов о количестве убитых ими немцев и способах их уничтожения. Адольф Гитлер лично распорядился поймать и повесить Эренбурга, объявив его в январе 1945 года злейшим врагом Германии. Нацистская пропаганда дала Эренбургу прозвище «Домашний еврей Сталина».
После войны выпустил дилогию — романы «Буря» (1946—1947) и «Девятый вал» (1950). Один из лидеров Движения борцов за мир. Вместе с Василием Гроссманом координирует составление Чёрной Книги, документирующей Холокост.
После смерти Сталина написал повесть «Оттепель» (1954), которая была напечатана в майском номере журнала «Знамя» и дала название целой эпохе советской истории.
В 1958 году вышли «Французские тетради» — эссе о французской литературе, живописи и переводы из Ж. Дю Белле. Автор мемуаров «Люди, годы, жизнь», пользовавшихся в 1960-е — 1970-е годы большой популярностью в среде советской интеллигенции. В 1959 году побывал в Армении, впечатления о которой нашли отражение в мемуарах. Остро воспринимал трагедию армянского народа — геноцид армян во время Первой мировой войны. В своих воспоминаниях Эренбург писал:
…Это было первым опытом геноцида. Гитлеровцы убили шесть миллионов евреев, младотурки — полтора миллиона армян. Если восемьсот тысяч армян добрались до России, до стран арабского Востока, до Франции и Соединённых Штатов, то объясняется это отсутствием немецкой аккуратности, отсталостью техники — у турок не было газовых камер.
Нацисты учли опыт турецких изуверов: в 1939 году на секретном совещании фашистов в Оберзальцберге Гитлер, изложив план поголовного истребления евреев, добавил: «Нечего обращать внимание на „общественное мнение“… Кто теперь помнит об истреблении армян?»
Илья Эренбург скончался после длительной болезни от обширного инфаркта миокарда 31 августа 1967 года. Проститься с писателем пришло около 15 000 человек.
Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.
Вспоминая о прожитом, Илья Эренбург писал:"Многие из моих сверстников оказались под колёсами времени. Я выжил — не потому, что был сильнее или прозорливее, а потому, что бывают времена, когда судьба человека напоминает не разыгранную по всем правилам шахматную партию, но лотерею".* * *
Бабий Яр
К чему слова и что перо,
когда на сердце этот камень,
когда, как каторжник ядро,
я волочу чужую память?
Я жил когда-то в городах,
и были мне живые милы, -
теперь на тусклых пустырях
я должен разрывать могилы,
теперь мне каждый яр знаком,
и каждый яр теперь мне дом.
Я этой женщине любимой
когда-то руки целовал,
хотя, когда я был с живыми,
я этой женщины не знал.
Моё дитя! Мои румяна!
Моя несметная родня!
Я слышу, как из каждой ямы
вы окликаете меня.
Я говорю за мёртвых: встанем,
костями застучим туда,
где дышат хлебом и духами
ещё живые города.
Задуйте свет.
Спустите флаги.
Мы к вам пришли,
не мы - овраги.
1944
* * *
Бродят Рахили, Хаимы, Лии».
Бродят Рахили, Хаимы, Лии,
как прокажённые, полуживые.
Камни их травят. Слепы и глухи,
бродят, разувшись пред смертью старухи.
Бродят младенцы, разбужены к ночи.
Гонит их сон, земля их не хочет.
Горе! Открылась старая рана –
Мать мою звали по имени Ханна.
1940
* * *
Не время года эта осень,
А время жизни. Голизна,
Навязанный покой несносен:
Примерка призрачного сна.
Хоть присказки, заботы те же
Они порой не по плечу.
Всё меньше слов, и встречи реже.
И вдруг себе я бормочу
Про осень, про тоску. О Боже,
Дойти бы, да не хватит сил.
Я столько жил, а всё не дожил,
Не доглядел, не долюбил.
* * *
Молодому кажется, что в старости
Расступаются густые заросли,
Всё измерено, давно погашено,
Не пойти ни вброд, ни врукопашную,
Любит поворчать, и тем не менее
Он дошел до точки примирения.
Всё не так. В моем проклятом возрасте
Карты розданы, но нет уж козыря,
Страсть грызет и требует по-прежнему,
Подгоняет сердце, будто не жил я,
И хотя уже готовы вынести,
Хватит на двоих непримиримости,
Бьешься, и не только с истуканами,
Сам с собой.
Еще удар — под занавес.
1962-1964
* * *
Так ждать, чтоб даже память вымерла,
Чтоб стал непроходимым день,
Чтоб умирать при милом имени
И догонять чужую тень,
Чтоб не довериться и зеркалу,
Чтоб от подушки утаить,
Чтоб свет своей любви и верности
Зарыть, запрятать, затемнить,
Чтоб пальцы невзначай не хрустнули,
Чтоб вздох и тот зажать в руке.
Так ждать, чтоб, мертвый, он почувствовал
Горячий ветер на щеке.
1912
#поэтическийкалендарь
Нет комментариев