Предыдущая публикация
Вероника Шелленберг
* * *
Убереги, Господи, от сумы и тюрьмы,
укороти список моих утрат,
вынь меня из похмельной тьмы…
А первая рюмка идет на "ура",
а вторая, прицепом, "уж будь добра",
а третья… третья берет взаймы
у завтрашнего утра
Светлую головушку,
легкую ладонь,
лодочку-походочку,
глаза-огонь,
а еще с мороженым хрустящий рожок
забирает за должок.
Да было бы перед кем прогибаться в долгу!
Укороти, Господи, список моих потерь.
Но четвертая рюмка шепнет: "Еще не теперь,
повремени, вернуть помогу
Светлую головушку,
легкую ладонь,
лодочку-походочку,
глаза-огонь,
а еще с мороженым хрустящий рожок
забирай на посошок".
Опять наобещала, опять не отдала,
и на пятой пятерня прилипает, как смола,
на шестой всяк сверчок забывает свой шесток,
и еще, еще, еще, еще один глоток.
И… где же ты, головушка?
Где же ты, ладонь?
Лодочка-походочка,
глаза-огонь…
С тихим хохотом и свистом смутная слеза:
где у этой тройки быстрой
золотые тормоза?!
А последняя рюмка
из такой выползает тьмы,
что шевелятся волосы на голове у Неверующего Фомы,
разлепляются губы, силясь произнести
давно забытое имя:
Господи, пронеси!
Господи, пронеси мимо.
А последняя рюмка
по-своему щедра.
К бедному человечку
по-своему добра.
А последняя рюмка
не спросит ни гроша.
Все, о чем она горит, —
душа, душа, душа…
Следующая публикация
Нет комментариев