Предыдущая публикация
Мученик Фео́дор Иванов. Дни памяти 12 сентября
Житие
КРАТКОЕ ЖИТИЕ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА ФЕОДОРА ИВАНОВА
Феодор Михайлович Иванов родился в 1895 году в городе Тобольске. Отец его работал курьером и сторожем в государственном архиве Тобольска и подрабатывал шитьем мужской одежды. В 1911 году отец умер и на руках матери осталось десять человек детей, причем, младшему было всего десять месяцев. Мать, чтобы поддержать семью, поступила на работу в архив и исполняла обязанности почившего мужа, подрабатывая рукоделием.
С детства Феодор прислуживал в соборе. Собор был холодным, и Феодор, ночуя в нем, не раз сильно простужался. В тринадцать лет Феодор заболел суставным ревматизмом и через год стал инвалидом – паралич ног. Первые несколько лет у него были такие сильные боли, что временами он от боли кричал.
В 1916 году, во время торжественной канонизации святителя Иоанна Тобольского, Феодора посетила Александра Васильевна Дулепова, знакомая с семьей Государя, и предложила матери Феодора, Елизавете, показать сына доктору Деревенко, лечившему наследника.
После осмотра доктор сказал:
– Диагноз правильно поставили, а вот лечили неверно. Лекарство, которое первым давали, надо было давать вторым, а второе – давать сначала. К сожалению, не имею возможности взяться за его лечение, а то бы он у меня по комнате с палочкой, но похаживал.
В другой раз Александра Васильевна договорилась, что во время праздничной службы Иоанну Тобольскому Феодора приложат к мощам святителя.
Было множество народа – архиереи, священники, паломники со всей России; во время пения «Хвалите имя Господне» Феодора приложили к святым мощам, и с этого времени боли у него в ногах прекратились.
За его глубокую веру народ относился к Феодору с большим уважением, и многие посещали его. Приходили монахи, священники, архиереи. Иной раз в соборе шла всенощная, начиналось елеопомазание, архиерей сколько-нибудь народа помажет, его заменит священник, а архиерей уходил к Феодору, его помазывал, а затем всех домашних. Из ссыльных священников Феодора посещали настоятель Марфо-Мариинской обители в Москве о. Митрофан Серебрянский[1] и о. Георгий Скрипка[2]. Многие духовные лица писали ему, желая получить совет и утешение. Болящий Феодор почитался народом как великий утешитель скорбящих душ и безотказный молитвенник. Особенно народ устремился к нему после того, как в начале тридцатых годов было арестовано почти все духовенство.
В 1937 году Тобольский отдел НКВД начал широкие аресты среди населения. За один месяц было арестовано сто тридцать шесть человек, среди них много священников и верующих крестьян. В августе власти предупредили Феодора, что если к нему не перестанут ходить люди, то его арестуют. Но он не мог отказать ищущим утешения и помощи.
Вскоре к нему пришли с обыском – забрали книги и переписку, а вечером того же дня его навестила сестра Евгения с мужем; Феодор был радостный и спокойный.
– У тебя сегодня кто-нибудь был? – спросила Евгения.
– Были. Они очень скоро снова придут. Да что на них внимание обращать.
Сотрудники НКВД пришли через несколько дней.
– Кто дома есть? – спросил один из них.
– Все дома, – ответила Евгения Михайловна.
– И хорошо. Федора Иванова мы забираем.
Евгения прошла в комнату к Феодору, военный за ней.
– Федя, вот здравствуй. Гости к тебе понаехали.
– Ну и что же, я всегда рад гостей принимать, – кротко ответил подвижник.
– Мы вас забираем, – сказал военный.
– Ну что же, раз у вас есть такое распоряжение, то я подчиняюсь власти.
Феодор лежал все эти годы в постели в длинной рубахе, и мать его, Елизавета Иванова, пошла за костюмом, единственным у него, приготовленным на смерть, но ее остановили:
– Не понадобится, не нужен будет.
Приготовили носилки. Подошедший сотрудник НКВД сказал:
– Ну, давайте будем класть. – А сам вполголоса спросил у Феодора: – А как же вас брать?
– А вы вот так сделайте руки, – он показал, – взамок, и перекиньте мне за голову. А второй за ноги пусть держит.
Ноги у него не гнулись, были как палки, но чувствительности не потеряли.
Один из них подхватил его за ноги, но, сразу почувствовав огромную силу подвижника, от испуга вскрикнул и бросил Феодора. Подбежала сестра, подхватила ноги больного и закричала на них:
– Изверги! Что вы делаете над больным человеком? Что у вас за спешка такая?
– Не волнуйся, – с любовью, утешительно произнес Феодор, – тебе вредно волноваться.
Наконец, положили его на носилки. Он помолился и говорит:
– Дорогие мои, мамочка и сестра, не ждите меня и не хлопочите; вам все равно правды не скажут. Молитесь. Не плачьте обо мне и не ищите!
У Евгении была шапочка красная, вроде берета. Феодор сказал ей:
– Ты дай мне свою шапочку. Я хоть красный цвет не больно люблю, но пускай это будет на память, на сколько бы этой памяти ни хватило.
Он надел шапочку, и его увезли в тюрьму. В камере Феодора положили лицом к стене, чтобы он никого не видел, и запретили ему разговаривать.
Евгения со своим мужем Геннадием Хилковым несколько дней носили передачи в тюрьму. Вскоре власти арестовали Геннадия; из заключения он не вернулся[3].
В тюрьме Феодора ни о чем не спрашивали, на допросы не носили и следователь в камеру не приходил. И никого из ста тридцати шести арестованных в одно время с ним также не спрашивали о Феодоре. Все обвинение основывалось на справке, данной председателем Тобольского уездного совета[4]. 11 сентября Тройка УНКВД приговорила его к расстрелу. Феодор был расстрелян в Тобольской тюрьме, на территории которой и погребен.
Тогда же была арестована монахиня Иоанновского монастыря Рафаила. Незадолго перед обыском у Феодора она принесла к нему в дом две церковные книги и сказала:
– Ты болящий, к тебе не придут искать.
Вскоре после ареста монахиня Рафаила была расстреляна.
После своей мученической кончины Феодор не оставляет своим молитвенным предстательством всех, кто обращается к нему за помощью. До сего времени многие по его молитвам получают исцеление, особенно те, у кого болят ноги.
Игумен Дамаскин (Орловский)
«Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 2». Тверь. 2001. С. 276-280
ПОЛНОЕ ЖИТИЕ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА ФЕОДОРА ИВАНОВА
Феодор родился в 1895 году в семье Михаила и Елизаветы Ивановых, живших в Тобольске. Семья была очень религиозной. Трудолюбие и желание помочь ближнему были главными добродетелями ее членов. Ивановы нередко хоронили за свои деньги безродных, кормили голодных. Делу милосердия служили позже и выросшие дети. Вспоминают, что сестра мученика Феодора Тобольского Евлалия Михайловна много лет оказывала помощь старикам в доме престарелых. Хлебосольный дом Клавдии Михайловны и Евлалии Михайловны всегда был открыт для священников, которые в разные годы служили в Тобольске. Они никогда не забывали дни рождения своих знакомых и близких: именинники обязательно получали в подарок вкуснейшие торты и другие сладости, изготовленные руками сестер.
Но главное – в этой семье царила любовь. Те, кто знал о жизни Ивановых, отмечают особенные – теплые и сердечные – отношения между ними, а они могут взрасти и окрепнуть только на основе духовной близости во Христе.
В 1911 году умер глава семьи. И на руках Елизаветы Алексеевны осталось 10 человек детей, младшему из которых было всего десять месяцев. Она вынуждена была поступить на работу: устроилась на место мужа – Михаил Иванов служил курьером и сторожем в архиве Тобольска, – при этом еще и подрабатывала рукоделием.
«Оставшись без мужа вдовой с детьми без всяких средств к существованию, – вспоминала о матери Евлалия Михайловна в одном из писем, – она сумела поднять всех; кротость, смирение, а главное – вера в Бога и упование на Него помогли достойно перенести все трудности». А трудностей и испытаний было с избытком: одного из сыновей, Феодора, мучил тяжелейший недуг.
Есть несколько объяснений того, как заболел Феодор. Одни свидетельствуют о том, что тобольский собор, в котором он с детства прислуживал, был холодным и мальчик постоянно сильно простужался; другие говорят, что болезнь развилась у Феодора после охоты, на которой он был вместе с отцом. Как бы то ни было, в 13 лет у него начался суставной ревматизм, и через год Феодор стал инвалидом – паралич ног.
Первые несколько лет болезни мальчика терзали такие сильные боли, что временами он кричал – когда уже не было сил терпеть. По воспоминаниям Евлалии Михайловны, болезнь не озлобила Феодора: его родные ни разу не слышали от него грубого слова. Весь – смирение и кротость.
В 1916 году, во время торжественной канонизации святителя Иоанна Тобольского, Феодора посетила Александра Васильевна Дулепова, знакомая с семьей Государя, и предложила матери Феодора, Елизавете, показать сына доктору Деревенко, лечившему наследника. После осмотра доктор сказал: «Диагноз правильно поставили, а вот лечили неверно. К сожалению, не имею возможности взяться за его лечение, а то бы он у меня по комнате с палочкой, но похаживал».
Тогда Александра Васильевна договорилась, что во время праздничной службы прославления Иоанна Тобольского 10 июня 1916 года (это была последняя канонизация синодальной эпохи в Российской Церкви) Феодора приложат к мощам святителя.
Было множество народа: архиереи, священники, паломники со всей России; во время пения «Хвалите имя Господне…» Феодора приложили к святым мощам, и с этого времени боли у него прекратились. Но на ноги он так и не встал. 28 лет, прикованный к постели, продолжал он терпеливо нести свой жизненный крест.
За его глубокую веру народ относился к Феодору с большим уважением, посещали его и монахи, священники, архиереи. Характерное воспоминание: иной раз в соборе шла всенощная, начиналось елеопомазание, архиерей сколько-нибудь народа помажет, его заменит священник, а архиерей уходил к Феодору, его помазывал, а затем всех домашних. Люди духовные видели особое избранничество Божие Феодора.
Раиса Александровна Редикульцева, жительница Тобольска, передает рассказ сестры Феодора Евлалии Михайловны. Праведник внимательно следил за духовным состоянием своих близких: «Сестры пойдут в храм, он их наставляет: “Вы уж ни на кого не смотрите, только молитесь. А потом придете и мне все расскажете, какого Апостола, какое Евангелие читали”. “И мы стоим, не шелохнемся, – говорила Евлалия Михайловна. – Боимся хоть слово пропустить”».
Феодор много молился, показывая окружающим пример того, какова должна быть жизнь истинного христианина. Жизнь эта, конечно, не могла быть не замечена людьми, так как, по слову Христа, не поставляют светильник под спудом, но на свешнице, и светит всем (Мф.5:15). И о праведнике пошла молва в народе. К Феодору Михайловичу стали ходить люди за советом и утешением еще в дореволюционное время.
Но особая потребность в духовном утешении у верующих появилась после революции. Один за другим стали закрываться храмы, священников арестовывали, тех, кто открыто исповедовал православную веру, преследовали.
Машина антирелигиозной пропаганды набирала свои обороты. Союз воинствующих безбожников, созданный в 1924 году, насчитывал в своих рядах к концу 1920-х миллионы граждан страны Советов. Так, всем окружным советам Союза безбожников Уральской области в течение 1929 года из центра предписывалось провести вербовку в ряды СВБ 100 тысяч новых членов, в том числе 3 тысяч по Тобольскому округу.
Публикации в прессе, многочисленные карнавалы с чучелами священников, факельные шествия с лозунгами «Гоните попов из рабочих квартир!», «Даешь собор под кино!» и т.д. В Тобольске кучка активистов-безбожников организовала «массовую волну требований» закрыть храмы. За стенами тобольской тюрьмы по ночам уже звучали выстрелы, и сотни родственников и знакомых после арестов не возвращались в семьи и на предприятия. Попробуй не подпиши эти требования – в те годы это могло значить лагеря и расстрел.
И советская власть удовлетворяла «инициативы трудящихся масс». В середине 1929 года была создана комиссия, состоявшая из представителей адмчасти Тобольского горсовета, горкомхоза и технадзора, с целью выяснить, как общины выполняют договоры о содержании переданных им храмов. В результате работы комиссии в Тобольске было закрыто 16 храмов.
Закрытые церкви города как нельзя лучше подошли для размещения спецпереселенцев (раскулаченных), которые могучим потоком хлынули в 1929–1930 годах с Урала и из Центральной России в Сибирь. К лету 1930 года их скопилось в Тобольске более 30 тысяч человек. Внук одного из репрессированных вспоминал рассказ деда, оказавшегося в числе «врагов народа», как в Софийском соборе Тобольского кремля были устроены для сосланных нары, и однажды они обвалились под тяжестью тел. Что тут началось! Крики, стоны… Но тогда уже никто не считал, сколько погибло. Для советской власти это были «враги народа». На территории Абалакского мужского монастыря располагался пересыльный пункт для детей «врагов народа». И когда стали восстанавливать храм преподобной Марии Египетской, то при раскопках нашли многочисленные детские захоронения.
Страшное время проверяло людей на прочность. Вот, Я расплавил тебя, но не как серебро; испытал тебя в горниле страдания (Ис.48:10), – говорит Господь. Потеря близких, разрушение устоев прежней жизни, хаос, голод, братоубийственная гражданская война… А еще – гонения на тех, кто открыто исповедовал православную веру.
Евлалия Михайловна вспоминала, как однажды, в первые годы после революции, ее вызвали в соответствующие органы. Феодор Михайлович очень уж раздражал представителей новой власти. Говорили резко, грубо, использовали все приемы психологического давления – добивались, чтобы она дала показания против брата. Когда все доводы были исчерпаны, приставили к ее виску револьвер. Сердце бешено билось в груди, но откуда-то из глубины его пробивалась молитва: «Аз есмь с вами, и никто же на вы». Она звучала все отчетливей и отчетливей. И казалось, что ты живешь уже в другом измерении и что все это – земное, сиюминутное и быстропроходящее. А впереди – жизнь вечная. И от того, как ты сейчас поступишь, во многом зависит твое будущее.
После Евлалия Михайловна поймет, как в такие минуты выковывается характер. И как близко Господь ко всем призывающим Его.
Этим людям присущи были мужество, внутреннее благородство. Но сильнее всякого страха был страх Божий, нежелание оскорбить Отца Небесного каким-либо грехом. Это рождается от глубокой веры и умения полагаться во всем на волю Божию.
Евлалия Михайловна не подписала показания против брата.
После революции ее уговорили пойти работать в исполком секретарем. Она была строгого нрава, требовала, чтобы к ней обращались только на «вы», не признавала слова «товарищ» и никогда не позволяла себе флирта с молодыми людьми.
Как-то раз один из руководителей пригласил Евлалию Михайловну в свой кабинет и, закрыв его на ключ, попытался добиться силой ее благосклонности. Евлалия была девушкой решительной: вскочила на подоконник и была готова выпрыгнуть из окна. Начальник отступил, сник. А она, прибежав домой, о происшедшем поведала брату и горько плакала. Он сказал всего два слова и так укрепил ее на всю жизнь: больше Евлалия Михайловна никогда не плакала – даже когда хоронила мать и мужа (Геннадия Хилкова, также репрессированного за веру).
Вот за таким утешением и укреплением духа шли к Феодору Михайловичу люди.
В эти годы в Тобольск было сослано много представителей духовенства. Из ссыльных священников Феодора посещали архимандрит Сергий (Серебрянский), окормлявший Марфо-Мариинскую обитель в Москве, и отец Георгий Скрипка. О преподобноисповеднике Сергии – в миру Митрофане Серебрянском – хочется сказать особо.
В 1908 году великая княгиня Елисавета Феодоровна пригласила его в Марфо-Мариинскую обитель духовником и настоятелем храма. Поначалу отец Митрофан хотел отказаться от предложения Елисаветы Феодоровны: он знал, как о нем будет скорбеть осиротевшая паства, ему было жаль оставлять ее. Но в том момент, когда он подумал об отказе, вдруг почувствовал, что у него отнялась правая рука, – так Господь видимо наказал за сопротивление Его воле. Отец Митрофан взмолился Господу о прощении, пообещав, если исцелится, принять предложение.
Это был священник высокой духовной жизни. Со своей супругой, Ольгой Владимировной, он жил как брат с сестрой – и в старости оба приняли монашество. После революции, в 1923 году, отец Митрофан за активную поддержку патриарха Тихона был выслан в Тобольск. Сохранились его воспоминания о том, как к нему в ссылку приезжала матушка и часть пути до Тобольска ей пришлось преодолевать по реке на плотах. Его жизненный путь – это путь исповедничества веры, которую ничто не могло поколебать. Эта преданность Христу, даже до крови, и связала во время ссылки отца Митрофана и Феодора.
Многие духовные лица писали Феодору Михайловичу, желая получить совет и утешение. При аресте у него найдут более 180 писем со всех концов России: из Белгорода, Горьковского края, Тюмени, Подольска и т.д. Евлалия Михайловна вспоминала о том, какое огромное количество писем получал ее брат.
Вспоминает Раиса Александровна Редикульцева: «Мама ходила к Феодору мученику и меня водила маленькую. Мы в храм ходили и на обратной дороге зашли к Ивановым, они жили по улице Ремезова. Федор Михайлович был очень-очень красивый. Таким запомнился мне на всю жизнь. Он как бы спрашивает у мамы и сам отвечает: “У вас двое детей: сын и дочь. Дочь-то ничего. А сын-то…” – и головой покачал. И ведь братик мой выпивал и утонул потом. Откуда он знал об этом, что ждет нас впереди? Потом говорит: “Увезите в Иоанно-Введенский монастырь монашенке подарок от меня. И вот приехали, а монахиня скоропостижно умерла, Федор мученик все послал ей для смерти. А он, знаете, еще не всех принимал. С мамой пришла знакомая женщина. Он говорит: “Ты пришла ко мне как к гадалке, а я ведь не гадалка”, – и не стал с ней беседовать».
Мама Раисы Александровны рассказывала, что за домом Феодора Михайловича следили, и тех, кто приходил к праведнику, притесняли, так что днем посещать его было опасно и люди навещали Феодора ночью. Феодор знал, как поступает советская власть с «врагами народа»: был расстрелян его брат Вячеслав – просто за знакомство с одним молодым человеком, на которого пали подозрения властей. Рассказывают, что в юности Вячеслав просил маму отпустить его в монастырь.
Феодор Михайлович знал, что советская власть, мучимая злобой ко всему, что касалось веры, не оставит его в покое. И поэтому спешил утешить, посоветовать, поддержать. В его дом, как с его слов записано в материалах следственного дела, приходили верующие, а он сам «занимался чтением газет и книг, пел религиозные стихи в кругу своих родственников и знакомых». Власти неоднократно предупреждали: прекрати принимать народ. Но Феодор Михайлович не мог отказать тем, кто так нуждался в молитве и поддержке. «Ну как я запретить-то могу?! Не могу выгонять людей», – говорил он.
Наступил кровавый 1937 год. Начались массовые аресты. Только по Тобольскому оперсектору за период 1937–1938 годов проходило как минимум 82 человека, отмеченных в следственных делах как служители культа (архиепископ, бывший священник, диакон, бывшая монахиня, попадья, певчий церковного хора, псаломщик и т.д.). 30 августа 1937 года в Тобольске расстрелян Артемий (Ильинский), архиепископ Тобольский и Сибирский. И с ним 18 или 19 однодельников.
В это же время – в августе 1937 года – власти еще раз предупредили Феодора. А вскоре к нему пришли с обыском – забрали книги и переписку. Вечером того же дня его навестили сестра Евлалия и ее муж. Феодор был радостный и спокойный, сказал, что к нему сегодня приходили из органов и придут снова, да что, мол, на них внимания обращать. Сотрудники НКВД пришли через несколько дней – арестовывать Феодора Михайловича. Но возникла проблема: как забирать в тюрьму лежачего больного? Приготовили носилки. Феодор Михайлович сам объяснил, как лучше его перенести. Один из пришедших подхватил мученика за ноги, но, сразу почувствовав огромную силу подвижника, от испуга вскрикнул и бросил Феодора. Наконец положили его на носилки. Он помолился и говорит: «Дорогие мои мамочка и сестра, не ждите меня и не хлопочите: все равно правды не скажут».
В камере Феодора положили лицом к стене, чтобы он никого не видел, и запретили ему разговаривать. Евлалия со своим мужем Геннадием Хилковым несколько дней носила передачи в тюрьму. Вскоре власти арестовали и Геннадия.
Муж Евлалии Михайловны Геннадий Хилков был родом из Самары, возможно, что из семьи священника, и в Тобольск уехал из-за преследований власти. О том, что стало с ним после ареста, сведений нет.
В характеристике на Феодора Михайловича Иванова, подписанной заместителем председателя горсовета, говорилось, что он является религиозным фанатиком, квартира которого стала очагом, где шла… подготовка к вооруженному восстанию против советской власти, в чем принимал активное участие и сам Иванов… В тюрьме Феодора ни о чем не спрашивали, на допросы не носили, следователь в камеру не приходил. И никого из 136 арестованных в одно с ним время также не спрашивали о Феодоре. Все обвинения основывались на данной характеристике.
В обвинительном заключении говорится, что все 136 человек состояли членами белогвардейской организации, которая готовила свержение советской власти вооруженным путем в момент нападения Японии на СССР.
Феодор расстрелян в Тобольской тюрьме 11 сентября 1937 года. Там же и погребен.
Русская Православная Церковь причислила Феодора Михайловича Иванова к лику новомучеников и исповедников Российских определением Священного Синода от 7 октября 2002 года.
КРАТКОЕ ЖИТИЕ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА ФЕОДОРА ИВАНОВА
Феодор Михайлович Иванов родился в 1895 году в городе Тобольске. Отец его работал курьером и сторожем в государственном архиве Тобольска и подрабатывал шитьем мужской одежды. В 1911 году отец умер и на руках матери осталось десять человек детей, причем, младшему было всего десять месяцев. Мать, чтобы поддержать семью, поступила на работу в архив и исполняла обязанности почившего мужа, подрабатывая рукоделием.
С детства Феодор прислуживал в соборе. Собор был холодным, и Феодор, ночуя в нем, не раз сильно простужался. В тринадцать лет Феодор заболел суставным ревматизмом и через год стал инвалидом – паралич ног. Первые несколько лет у него были такие сильные боли, что временами он от боли кричал.
В 1916 году, во время торжественной канонизации святителя Иоанна Тобольского, Феодора посетила Александра Васильевна Дулепова, знакомая с семьей Государя, и предложила матери Феодора, Елизавете, показать сына доктору Деревенко, лечившему наследника.
После осмотра доктор сказал:
– Диагноз правильно поставили, а вот лечили неверно. Лекарство, которое первым давали, надо было давать вторым, а второе – давать сначала. К сожалению, не имею возможности взяться за его лечение, а то бы он у меня по комнате с палочкой, но похаживал.
В другой раз Александра Васильевна договорилась, что во время праздничной службы Иоанну Тобольскому Феодора приложат к мощам святителя.
Было множество народа – архиереи, священники, паломники со всей России; во время пения «Хвалите имя Господне» Феодора приложили к святым мощам, и с этого времени боли у него в ногах прекратились.
За его глубокую веру народ относился к Феодору с большим уважением, и многие посещали его. Приходили монахи, священники, архиереи. Иной раз в соборе шла всенощная, начиналось елеопомазание, архиерей сколько-нибудь народа помажет, его заменит священник, а архиерей уходил к Феодору, его помазывал, а затем всех домашних. Из ссыльных священников Феодора посещали настоятель Марфо-Мариинской обители в Москве о. Митрофан Серебрянский[1] и о. Георгий Скрипка[2]. Многие духовные лица писали ему, желая получить совет и утешение. Болящий Феодор почитался народом как великий утешитель скорбящих душ и безотказный молитвенник. Особенно народ устремился к нему после того, как в начале тридцатых годов было арестовано почти все духовенство.
В 1937 году Тобольский отдел НКВД начал широкие аресты среди населения. За один месяц было арестовано сто тридцать шесть человек, среди них много священников и верующих крестьян. В августе власти предупредили Феодора, что если к нему не перестанут ходить люди, то его арестуют. Но он не мог отказать ищущим утешения и помощи.
Вскоре к нему пришли с обыском – забрали книги и переписку, а вечером того же дня его навестила сестра Евгения с мужем; Феодор был радостный и спокойный.
– У тебя сегодня кто-нибудь был? – спросила Евгения.
– Были. Они очень скоро снова придут. Да что на них внимание обращать.
Сотрудники НКВД пришли через несколько дней.
– Кто дома есть? – спросил один из них.
– Все дома, – ответила Евгения Михайловна.
– И хорошо. Федора Иванова мы забираем.
Евгения прошла в комнату к Феодору, военный за ней.
– Федя, вот здравствуй. Гости к тебе понаехали.
– Ну и что же, я всегда рад гостей принимать, – кротко ответил подвижник.
– Мы вас забираем, – сказал военный.
– Ну что же, раз у вас есть такое распоряжение, то я подчиняюсь власти.
Феодор лежал все эти годы в постели в длинной рубахе, и мать его, Елизавета Иванова, пошла за костюмом, единственным у него, приготовленным на смерть, но ее остановили:
– Не понадобится, не нужен будет.
Приготовили носилки. Подошедший сотрудник НКВД сказал:
– Ну, давайте будем класть. – А сам вполголоса спросил у Феодора: – А как же вас брать?
– А вы вот так сделайте руки, – он показал, – взамок, и перекиньте мне за голову. А второй за ноги пусть держит.
Ноги у него не гнулись, были как палки, но чувствительности не потеряли.
Один из них подхватил его за ноги, но, сразу почувствовав огромную силу подвижника, от испуга вскрикнул и бросил Феодора. Подбежала сестра, подхватила ноги больного и закричала на них:
– Изверги! Что вы делаете над больным человеком? Что у вас за спешка такая?
– Не волнуйся, – с любовью, утешительно произнес Феодор, – тебе вредно волноваться.
Наконец, положили его на носилки. Он помолился и говорит:
– Дорогие мои, мамочка и сестра, не ждите меня и не хлопочите; вам все равно правды не скажут. Молитесь. Не плачьте обо мне и не ищите!
У Евгении была шапочка красная, вроде берета. Феодор сказал ей:
– Ты дай мне свою шапочку. Я хоть красный цвет не больно люблю, но пускай это будет на память, на сколько бы этой памяти ни хватило.
Он надел шапочку, и его увезли в тюрьму. В камере Феодора положили лицом к стене, чтобы он никого не видел, и запретили ему разговаривать.
Евгения со своим мужем Геннадием Хилковым несколько дней носили передачи в тюрьму. Вскоре власти арестовали Геннадия; из заключения он не вернулся[3].
В тюрьме Феодора ни о чем не спрашивали, на допросы не носили и следователь в камеру не приходил. И никого из ста тридцати шести арестованных в одно время с ним также не спрашивали о Феодоре. Все обвинение основывалось на справке, данной председателем Тобольского уездного совета[4]. 11 сентября Тройка УНКВД приговорила его к расстрелу. Феодор был расстрелян в Тобольской тюрьме, на территории которой и погребен.
Тогда же была арестована монахиня Иоанновского монастыря Рафаила. Незадолго перед обыском у Феодора она принесла к нему в дом две церковные книги и сказала:
– Ты болящий, к тебе не придут искать.
Вскоре после ареста монахиня Рафаила была расстреляна.
После своей мученической кончины Феодор не оставляет своим молитвенным предстательством всех, кто обращается к нему за помощью. До сего времени многие по его молитвам получают исцеление, особенно те, у кого болят ноги.
Игумен Дамаскин (Орловский)
«Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 2». Тверь. 2001. С. 276-280
ПОЛНОЕ ЖИТИЕ СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА ФЕОДОРА ИВАНОВА
Феодор родился в 1895 году в семье Михаила и Елизаветы Ивановых, живших в Тобольске. Семья была очень религиозной. Трудолюбие и желание помочь ближнему были главными добродетелями ее членов. Ивановы нередко хоронили за свои деньги безродных, кормили голодных. Делу милосердия служили позже и выросшие дети. Вспоминают, что сестра мученика Феодора Тобольского Евлалия Михайловна много лет оказывала помощь старикам в доме престарелых. Хлебосольный дом Клавдии Михайловны и Евлалии Михайловны всегда был открыт для священников, которые в разные годы служили в Тобольске. Они никогда не забывали дни рождения своих знакомых и близких: именинники обязательно получали в подарок вкуснейшие торты и другие сладости, изготовленные руками сестер.
Но главное – в этой семье царила любовь. Те, кто знал о жизни Ивановых, отмечают особенные – теплые и сердечные – отношения между ними, а они могут взрасти и окрепнуть только на основе духовной близости во Христе.
В 1911 году умер глава семьи. И на руках Елизаветы Алексеевны осталось 10 человек детей, младшему из которых было всего десять месяцев. Она вынуждена была поступить на работу: устроилась на место мужа – Михаил Иванов служил курьером и сторожем в архиве Тобольска, – при этом еще и подрабатывала рукоделием.
«Оставшись без мужа вдовой с детьми без всяких средств к существованию, – вспоминала о матери Евлалия Михайловна в одном из писем, – она сумела поднять всех; кротость, смирение, а главное – вера в Бога и упование на Него помогли достойно перенести все трудности». А трудностей и испытаний было с избытком: одного из сыновей, Феодора, мучил тяжелейший недуг.
Есть несколько объяснений того, как заболел Феодор. Одни свидетельствуют о том, что тобольский собор, в котором он с детства прислуживал, был холодным и мальчик постоянно сильно простужался; другие говорят, что болезнь развилась у Феодора после охоты, на которой он был вместе с отцом. Как бы то ни было, в 13 лет у него начался суставной ревматизм, и через год Феодор стал инвалидом – паралич ног.
Первые несколько лет болезни мальчика терзали такие сильные боли, что временами он кричал – когда уже не было сил терпеть. По воспоминаниям Евлалии Михайловны, болезнь не озлобила Феодора: его родные ни разу не слышали от него грубого слова. Весь – смирение и кротость.
В 1916 году, во время торжественной канонизации святителя Иоанна Тобольского, Феодора посетила Александра Васильевна Дулепова, знакомая с семьей Государя, и предложила матери Феодора, Елизавете, показать сына доктору Деревенко, лечившему наследника. После осмотра доктор сказал: «Диагноз правильно поставили, а вот лечили неверно. К сожалению, не имею возможности взяться за его лечение, а то бы он у меня по комнате с палочкой, но похаживал».
Тогда Александра Васильевна договорилась, что во время праздничной службы прославления Иоанна Тобольского 10 июня 1916 года (это была последняя канонизация синодальной эпохи в Российской Церкви) Феодора приложат к мощам святителя.
Было множество народа: архиереи, священники, паломники со всей России; во время пения «Хвалите имя Господне…» Феодора приложили к святым мощам, и с этого времени боли у него прекратились. Но на ноги он так и не встал. 28 лет, прикованный к постели, продолжал он терпеливо нести свой жизненный крест.
За его глубокую веру народ относился к Феодору с большим уважением, посещали его и монахи, священники, архиереи. Характерное воспоминание: иной раз в соборе шла всенощная, начиналось елеопомазание, архиерей сколько-нибудь народа помажет, его заменит священник, а архиерей уходил к Феодору, его помазывал, а затем всех домашних. Люди духовные видели особое избранничество Божие Феодора.
Раиса Александровна Редикульцева, жительница Тобольска, передает рассказ сестры Феодора Евлалии Михайловны. Праведник внимательно следил за духовным состоянием своих близких: «Сестры пойдут в храм, он их наставляет: “Вы уж ни на кого не смотрите, только молитесь. А потом придете и мне все расскажете, какого Апостола, какое Евангелие читали”. “И мы стоим, не шелохнемся, – говорила Евлалия Михайловна. – Боимся хоть слово пропустить”».
Феодор много молился, показывая окружающим пример того, какова должна быть жизнь истинного христианина. Жизнь эта, конечно, не могла быть не замечена людьми, так как, по слову Христа, не поставляют светильник под спудом, но на свешнице, и светит всем (Мф.5:15). И о праведнике пошла молва в народе. К Феодору Михайловичу стали ходить люди за советом и утешением еще в дореволюционное время.
Но особая потребность в духовном утешении у верующих появилась после революции. Один за другим стали закрываться храмы, священников арестовывали, тех, кто открыто исповедовал православную веру, преследовали.
Машина антирелигиозной пропаганды набирала свои обороты. Союз воинствующих безбожников, созданный в 1924 году, насчитывал в своих рядах к концу 1920-х миллионы граждан страны Советов. Так, всем окружным советам Союза безбожников Уральской области в течение 1929 года из центра предписывалось провести вербовку в ряды СВБ 100 тысяч новых членов, в том числе 3 тысяч по Тобольскому округу.
Публикации в прессе, многочисленные карнавалы с чучелами священников, факельные шествия с лозунгами «Гоните попов из рабочих квартир!», «Даешь собор под кино!» и т.д. В Тобольске кучка активистов-безбожников организовала «массовую волну требований» закрыть храмы. За стенами тобольской тюрьмы по ночам уже звучали выстрелы, и сотни родственников и знакомых после арестов не возвращались в семьи и на предприятия. Попробуй не подпиши эти требования – в те годы это могло значить лагеря и расстрел.
И советская власть удовлетворяла «инициативы трудящихся масс». В середине 1929 года была создана комиссия, состоявшая из представителей адмчасти Тобольского горсовета, горкомхоза и технадзора, с целью выяснить, как общины выполняют договоры о содержании переданных им храмов. В результате работы комиссии в Тобольске было закрыто 16 храмов.
Закрытые церкви города как нельзя лучше подошли для размещения спецпереселенцев (раскулаченных), которые могучим потоком хлынули в 1929–1930 годах с Урала и из Центральной России в Сибирь. К лету 1930 года их скопилось в Тобольске более 30 тысяч человек. Внук одного из репрессированных вспоминал рассказ деда, оказавшегося в числе «врагов народа», как в Софийском соборе Тобольского кремля были устроены для сосланных нары, и однажды они обвалились под тяжестью тел. Что тут началось! Крики, стоны… Но тогда уже никто не считал, сколько погибло. Для советской власти это были «враги народа». На территории Абалакского мужского монастыря располагался пересыльный пункт для детей «врагов народа». И когда стали восстанавливать храм преподобной Марии Египетской, то при раскопках нашли многочисленные детские захоронения.
Страшное время проверяло людей на прочность. Вот, Я расплавил тебя, но не как серебро; испытал тебя в горниле страдания (Ис.48:10), – говорит Господь. Потеря близких, разрушение устоев прежней жизни, хаос, голод, братоубийственная гражданская война… А еще – гонения на тех, кто открыто исповедовал православную веру.
Евлалия Михайловна вспоминала, как однажды, в первые годы после революции, ее вызвали в соответствующие органы. Феодор Михайлович очень уж раздражал представителей новой власти. Говорили резко, грубо, использовали все приемы психологического давления – добивались, чтобы она дала показания против брата. Когда все доводы были исчерпаны, приставили к ее виску револьвер. Сердце бешено билось в груди, но откуда-то из глубины его пробивалась молитва: «Аз есмь с вами, и никто же на вы». Она звучала все отчетливей и отчетливей. И казалось, что ты живешь уже в другом измерении и что все это – земное, сиюминутное и быстропроходящее. А впереди – жизнь вечная. И от того, как ты сейчас поступишь, во многом зависит твое будущее.
После Евлалия Михайловна поймет, как в такие минуты выковывается характер. И как близко Господь ко всем призывающим Его.
Этим людям присущи были мужество, внутреннее благородство. Но сильнее всякого страха был страх Божий, нежелание оскорбить Отца Небесного каким-либо грехом. Это рождается от глубокой веры и умения полагаться во всем на волю Божию.
Евлалия Михайловна не подписала показания против брата.
После революции ее уговорили пойти работать в исполком секретарем. Она была строгого нрава, требовала, чтобы к ней обращались только на «вы», не признавала слова «товарищ» и никогда не позволяла себе флирта с молодыми людьми.
Как-то раз один из руководителей пригласил Евлалию Михайловну в свой кабинет и, закрыв его на ключ, попытался добиться силой ее благосклонности. Евлалия была девушкой решительной: вскочила на подоконник и была готова выпрыгнуть из окна. Начальник отступил, сник. А она, прибежав домой, о происшедшем поведала брату и горько плакала. Он сказал всего два слова и так укрепил ее на всю жизнь: больше Евлалия Михайловна никогда не плакала – даже когда хоронила мать и мужа (Геннадия Хилкова, также репрессированного за веру).
Вот за таким утешением и укреплением духа шли к Феодору Михайловичу люди.
В эти годы в Тобольск было сослано много представителей духовенства. Из ссыльных священников Феодора посещали архимандрит Сергий (Серебрянский), окормлявший Марфо-Мариинскую обитель в Москве, и отец Георгий Скрипка. О преподобноисповеднике Сергии – в миру Митрофане Серебрянском – хочется сказать особо.
В 1908 году великая княгиня Елисавета Феодоровна пригласила его в Марфо-Мариинскую обитель духовником и настоятелем храма. Поначалу отец Митрофан хотел отказаться от предложения Елисаветы Феодоровны: он знал, как о нем будет скорбеть осиротевшая паства, ему было жаль оставлять ее. Но в том момент, когда он подумал об отказе, вдруг почувствовал, что у него отнялась правая рука, – так Господь видимо наказал за сопротивление Его воле. Отец Митрофан взмолился Господу о прощении, пообещав, если исцелится, принять предложение.
Это был священник высокой духовной жизни. Со своей супругой, Ольгой Владимировной, он жил как брат с сестрой – и в старости оба приняли монашество. После революции, в 1923 году, отец Митрофан за активную поддержку патриарха Тихона был выслан в Тобольск. Сохранились его воспоминания о том, как к нему в ссылку приезжала матушка и часть пути до Тобольска ей пришлось преодолевать по реке на плотах. Его жизненный путь – это путь исповедничества веры, которую ничто не могло поколебать. Эта преданность Христу, даже до крови, и связала во время ссылки отца Митрофана и Феодора.
Многие духовные лица писали Феодору Михайловичу, желая получить совет и утешение. При аресте у него найдут более 180 писем со всех концов России: из Белгорода, Горьковского края, Тюмени, Подольска и т.д. Евлалия Михайловна вспоминала о том, какое огромное количество писем получал ее брат.
Вспоминает Раиса Александровна Редикульцева: «Мама ходила к Феодору мученику и меня водила маленькую. Мы в храм ходили и на обратной дороге зашли к Ивановым, они жили по улице Ремезова. Федор Михайлович был очень-очень красивый. Таким запомнился мне на всю жизнь. Он как бы спрашивает у мамы и сам отвечает: “У вас двое детей: сын и дочь. Дочь-то ничего. А сын-то…” – и головой покачал. И ведь братик мой выпивал и утонул потом. Откуда он знал об этом, что ждет нас впереди? Потом говорит: “Увезите в Иоанно-Введенский монастырь монашенке подарок от меня. И вот приехали, а монахиня скоропостижно умерла, Федор мученик все послал ей для смерти. А он, знаете, еще не всех принимал. С мамой пришла знакомая женщина. Он говорит: “Ты пришла ко мне как к гадалке, а я ведь не гадалка”, – и не стал с ней беседовать».
Мама Раисы Александровны рассказывала, что за домом Феодора Михайловича следили, и тех, кто приходил к праведнику, притесняли, так что днем посещать его было опасно и люди навещали Феодора ночью. Феодор знал, как поступает советская власть с «врагами народа»: был расстрелян его брат Вячеслав – просто за знакомство с одним молодым человеком, на которого пали подозрения властей. Рассказывают, что в юности Вячеслав просил маму отпустить его в монастырь.
Феодор Михайлович знал, что советская власть, мучимая злобой ко всему, что касалось веры, не оставит его в покое. И поэтому спешил утешить, посоветовать, поддержать. В его дом, как с его слов записано в материалах следственного дела, приходили верующие, а он сам «занимался чтением газет и книг, пел религиозные стихи в кругу своих родственников и знакомых». Власти неоднократно предупреждали: прекрати принимать народ. Но Феодор Михайлович не мог отказать тем, кто так нуждался в молитве и поддержке. «Ну как я запретить-то могу?! Не могу выгонять людей», – говорил он.
Наступил кровавый 1937 год. Начались массовые аресты. Только по Тобольскому оперсектору за период 1937–1938 годов проходило как минимум 82 человека, отмеченных в следственных делах как служители культа (архиепископ, бывший священник, диакон, бывшая монахиня, попадья, певчий церковного хора, псаломщик и т.д.). 30 августа 1937 года в Тобольске расстрелян Артемий (Ильинский), архиепископ Тобольский и Сибирский. И с ним 18 или 19 однодельников.
В это же время – в августе 1937 года – власти еще раз предупредили Феодора. А вскоре к нему пришли с обыском – забрали книги и переписку. Вечером того же дня его навестили сестра Евлалия и ее муж. Феодор был радостный и спокойный, сказал, что к нему сегодня приходили из органов и придут снова, да что, мол, на них внимания обращать. Сотрудники НКВД пришли через несколько дней – арестовывать Феодора Михайловича. Но возникла проблема: как забирать в тюрьму лежачего больного? Приготовили носилки. Феодор Михайлович сам объяснил, как лучше его перенести. Один из пришедших подхватил мученика за ноги, но, сразу почувствовав огромную силу подвижника, от испуга вскрикнул и бросил Феодора. Наконец положили его на носилки. Он помолился и говорит: «Дорогие мои мамочка и сестра, не ждите меня и не хлопочите: все равно правды не скажут».
В камере Феодора положили лицом к стене, чтобы он никого не видел, и запретили ему разговаривать. Евлалия со своим мужем Геннадием Хилковым несколько дней носила передачи в тюрьму. Вскоре власти арестовали и Геннадия.
Муж Евлалии Михайловны Геннадий Хилков был родом из Самары, возможно, что из семьи священника, и в Тобольск уехал из-за преследований власти. О том, что стало с ним после ареста, сведений нет.
В характеристике на Феодора Михайловича Иванова, подписанной заместителем председателя горсовета, говорилось, что он является религиозным фанатиком, квартира которого стала очагом, где шла… подготовка к вооруженному восстанию против советской власти, в чем принимал активное участие и сам Иванов… В тюрьме Феодора ни о чем не спрашивали, на допросы не носили, следователь в камеру не приходил. И никого из 136 арестованных в одно с ним время также не спрашивали о Феодоре. Все обвинения основывались на данной характеристике.
В обвинительном заключении говорится, что все 136 человек состояли членами белогвардейской организации, которая готовила свержение советской власти вооруженным путем в момент нападения Японии на СССР.
Феодор расстрелян в Тобольской тюрьме 11 сентября 1937 года. Там же и погребен.
Русская Православная Церковь причислила Феодора Михайловича Иванова к лику новомучеников и исповедников Российских определением Священного Синода от 7 октября 2002 года.
Следующая публикация
ПРАВОСЛАВНЫЙ КАЛЕНДАРЬ
Нет комментариев