Предыдущая публикация
Воспоминание о событии 4 года назад

Виктор Скворчевский ЧЕРЕЗ АД ЛАГЕРЕЙ
Моему деду посвящается...
Виктор Александрович Скворчевский родился в 1915 году в Томске. В двадцатые годы семья переехала на жительство в Звериноголовский район. В первые дни войны Виктор добровольцем ушел на фронт. Участвовал в боях, был в плену, дважды бежал.
Награжден орденом Отечественной войны 2-й степени, медалью “За отвагу”.
Я рано стал работать, был шофером. До войны возил хлеб в Курган из Прорыва, Озерной и других сел района. Были тогда машины ЗИС-5 грузоподъемностью в три тон- ны, на которых работали круглый год и зерно возили в две смены. День и ночь приходилось быть в дороге. Работать начинал с Иваном Григорьевичем Пономаревым, и с ним езди- ли почти два года. В то время грейдера не было, и проселочные дороги всегда зависели от погоды. Зимой в дорогу брали с собой пачку соли, чтобы протирать замерзающие стекла кабины. Не отменялись рейсы по погодным условиям, даже в 40-градусные морозы надо было ехать. Замерзали в кабинах, и каждый выживал, как мог.

Однажды выехал я в рейс 8 марта на Курганский элеватор, а домой вернулся лишь в апреле.
В командировку отправили несколько машин, сначала шли колонной, но поднялась сильная буря. Колонна растянулась: одни смогли дотянуть лишь до Алабуги, другие – до Боровлянки, а мне удалось доехать до Ялыма, где простоял целую неделю. Когда небо прояснилось, прочистили дороги, снова двинулся в путь. Не успели доехать до Глядянки, как опять поднялся сильный ветер, и грянула метель. Опять неделю простояли, пережидая непогоду. С трудом добрались тогда до города, а когда поехали домой, то уже растаяло. Рейс оказался длиной в месяц.
В тридцатые годы не было и автобусных рейсов, люди добирались до города на попутных машинах, приходилось брать попутчиков. Зимой в кузове продувало насквозь, укрывались тулупами и кто чем мог. Привыкали люди к трудностям. Про шоферское житье-бытье и говорить не приходится: всегда в пути, в любое время года. Недоедали, недосыпали – сухой кусок хлеба запивали водичкой и тем сыты бывали.
Началась война. На второй день 40 машин из Звериноголовской автоколонны своим ходом направили в Курган. Среди водителей был и я на своем ЗИС-5. Благополучно прибыли к месту назначения. Через два дня подошли железнодорожные платформы, машины погрузили на них, шоферов в вагон- теплушку – и на фронт! Привезли в Рязань, где скопилось множество машин из разных областей страны. В это время в Москве начали формировать ополчение, и попал я в 33 ополченскую армию, где были в основном москвичи.
Нам выдали машины, армия держала фронт под Ельней. Мы снабжали защитников Москвы продуктами и боеприпасами для танков. Жили в лесах недалеко от Ельни, которая на наших глазах несколько раз переходила из рук в руки. Еще более ожесточились бои, когда немец подошел к самой Москве. Мы оказались в окружении под Вязьмой. Путь со всех сторон перегородили немцы, и некуда от них было деться. Оставшиеся в живых ушли в леса и там давали отпор до тех пор, пока не кончились снаряды. Кончились снаряды, кончились продукты, наступал голод. Немецкие карательные отряды с пулеметами окружали каждый лесок и изнуренных голодом и холодом бойцов выживали оттуда, затем угоняли в Германию. Гнали по шоссе тысячи голодных, больных, оборванных людей. Того, кто не мог передвигаться, немцы косили из пулеметов. Весь тракт был усеян трупами. Особенно отощали пехотинцы – доставалось в те дни пехоте! Я и трое моих товарищей отважились на побег. Выбрав момент, когда немцы потеряли бдительность, мы потихоньку проскользнули в доты, настроенные вдоль шоссе. Незаметно опустились в один из них и замерли, в этом доте оказалось еще двое с бородами, как у стариков. Если бы нас обнаружили, то сразу бы расстреляли. Когда колонна прошла, мы вылезли и бросились в лес. Здесь передохнули. Страшно хотелось есть. Мы давно уже не ели.
Наткнулись на поле с горохом, перекусили. В деревне переночевали, а утром карательные отряды окружили это село, но нам удалось вновь ускользнуть. Прятались в лесу. Вышли на своих: партизанский отряд Ковпака и Медведева принял нас, и мы стали партизанами. Около года воевали бок о бок, пока наша армия не стала гнать немцев от Москвы.
Ситуация на фронте менялась с каждым часом. Наступали и отступали попеременно, вскоре при отступлении фашисты отрезали путь нашей армии, и 100 тысяч бойцов остались в тылу врага. Было это и в Брянских, Орловских, Смоленских лесах. В одном из боев силы партизан были неравными, и они оказались в лапах врага. Как партизан всех отправили в концлагерь: вначале в Вильнюс, через два месяца в Германию. В Буре спустили в подземелье, и два с половиной года работал я вместе со своими товарищами в шахтах. Добывали уголь. Жили в бараках, на прогулку не пускали, в туалет водили под конвоем. Получали 300 граммов хлеба да баланду – такой был паек. Особенно много гибло людей в шахтах № 7 и 8. Работали полуголыми на погрузке вагонеток. Пот лился градом, люди гибли от истощения. Меня спасло от гибели то, что не курил и свой табачный паек отдавал за хлеб.
Производство не останавливалось ни на минуту. Вместо погибших прибывали новые пленные русские и поляки. На этих каторжных работах использовали только их. Работы шли на глубине километра, вагонетки, пройдя путь 5-10 километров, покрывались льдом и снова возвращались в шахты. Смерть поражала и тех, кто по неосторожности и усталости прислонялся к этой обледеневшей железяке голой спиной. Больше ста пятидесяти тысяч человек похоронено на кладбище угольщиков, и все это военнопленные.
В конце войны американская авиация все чаще бомбила Рур, шахты, где работали заключенные. Однажды, когда пленники работали, как обычно, налетела американская авиация и стала бомбить объекты. Пришлось пробираться под землей 25 километров и выйти на поверхность совсем в другом месте. 700 человек немцы перегнали в другое месте, а в это время – снова налет. Немецкие автоматчики спрятались кто куда, воспользовавшись моментом, пять человек, среди которых был и я, рискнули скрыться в перелеске. Ночевали в овине, но не одни мы в этот день искали прибежище и спасение. Десять фашистов тоже убегали от наступающих советских солдат и решили в этом овине позавтракать. Тихо, как мыши, сидели мы тут, и если бы шелохнулся хоть один – тогда бы я с войны не вернулся. После того, как ушли фашисты, наши солдаты переменили место ночевки и на эту ночь остановились в водосточной трубе.
Потом на улице увидели танки союзников. Два из них остановились, офицер указал им путь, выбросив при этом окурок. Один из бывших пленных подобрал его, американец с удивлением посмотрел на него и, слазив в люк, достал несколько пачек сигарет и отдал сбежавшим из плена. По указанному пути советские солдаты прямиком попали на кухню, где их накормили союзники и поставили на довольствие. Такая была договоренность: если американцы попадали в наши части, то их кормили и ставили на довольствие наши. Через две недели нас, бывших каторжников, было не узнать: мы поправились, оделись. Подружились наши и с американскими солдатами. Мне суждено было вернуться домой с войны.

Не забыт и не выпал из памяти ни один день войны. По приезде на родину, дослуживал, потом продолжил трудовую жизнь снова шофером в родном селе. И этим счастлив!
Следующая публикация
Нет комментариев