Архимандрит Рафаил Карелин

ПРОДОЛЖЕНИЕ…
Однажды я посетил отца Савву. Он сказал, что собирался в этот день ехать на святое место, но не смог. Накануне к нему пришел человек, который занимался оккультизмом. Он продал душу диаволу и дал расписку своей кровью. Человек этот совершил много страшных кощунственных поступков, а узнав, что здесь находится схиигумен Савва, приехал к нему и принес подробную исповедь. «Когда он ушел, — сказал отец Савва, — я почувствовал страшное утомление. У меня не было сил прочесть вечернее последование. Я с трудом добрался до постели и в изнеможении стал читать краткие молитвы. Утром я не мог подняться с постели и встал только недавно». Я спросил, опять по своей глупости: «Отец, а может быть, вам было бы лучше не принимать исповедь у этого человека?». Он ответил: «Нет. Я рад, что мог помочь ему. Я благодарю Бога, что он покаялся. Я изнемог душой и телом, но готов перенести больше, чтобы спаслась его душа».
Я думаю, что для духовника принимать исповедь — это долг и обязанность его священного сана, а молиться о спасении человека и взять на себя его бремя, как бы предстоять перед Богом за него, принимая удары от темной силы, — это жертвенный подвиг любви.
Рассказ отца Саввы о исповеди бывшего сатаниста напомнил мне один случай, с которым я столкнулся вскоре после моего рукоположения, когда служил приходским священником в поселке Тетри-Цкаро. Это место славилось своими источниками воды. До революции там стоял драгунский полк и проживали семьи офицеров. Когда-то здесь была дача известного государственного деятеля Российской империи Витте. Еще раньше, в XIX веке, это было место поселения ссыльных, и среди жителей Тетри-Цкаро можно было найти как потомков каторжан, так и немногих уцелевших после революции детей и внуков офицеров из дворянских фамилий, которые в то время старались скрывать свое происхождение. Но в общем народ был верующим. На праздники людей в храме собиралось много. По старинному обычаю, который забыт теперь в городских храмах, мужчины стояли по правую сторону, женщины — по левую. Хотя женщин обычно было больше, они не переходили на более просторную сторону мужчин.
Когда я приехал в Тетри-Цкаро, то прежде всего меня удивило отношение к священнику местных детей. Они подбегали ко мне и с неподдельной радостью кричали: «Здравствуй, батюшка», в то время как в городе дети смотрели на священника с какой-то настороженностью, даже с испугом.
Недалеко от Тетри-Цкаро находилось несколько греческих сел, и на большие праздники гречанки приезжали в храм, который был один на весь обширный район. Они были одеты в свои национальные костюмы, и, что особенно характерно, на шее вместо ожерелья у них висела тесьма с нанизанными на нее серебряными и золотыми монетами. Чем тесьма была длиннее, тем более почетное положение занимала греческая дама среди своих односельчанок. Греки были очень милые люди. В них чувствовалась какая-то врожденная, я бы сказал, генетическая, преданность Православию, воспитанная в многовековом сопротивлении исламскому миру, который стремился духовно поработить и ассимилировать их. Во время Великого поста меня часто приглашали в греческие села причастить престарелых и больных, но, когда становилось известно о приезде священника, собиралось чуть ли не все село. В одной греческой деревне был обычай: с каждого двора для священника приносили яйца, собирали их в большую корзину, затем один из греков покупал эту корзину и полученную сумму отдавали священнику. С трогательной заботой эти люди принимали служителя Божия в своем доме. После пребывания в Тетри-Цкаро у меня на всю жизнь осталась какая-то особая благодарность к грекам за те жертвы, которые они принесли, чтобы сохранить Православие, и за то, что на сегодняшний день верующие греки не представляют, как можно разделить два слова: грек и православный. Я заметил, что для простых греков магометанство и католицизм — это схожие понятия, это две силы, которые хотят уничтожить веру греков, притом действуют в союзе друг с другом. В некоторых селах говорили на греческом языке понтийского наречия, а в других — на диалекте турецкого языка.
Греки рассказывали, что некогда турецкий султан предложил им выбор: или поменять веру, или язык. Они предпочли пожертвовать языком, но остаться православными. Султан издал приказ: убивать тех, от кого услышат греческую речь. Так через несколько поколений в этой местности забылся греческий язык, но туркоязычные греки относились к Церкви с не меньшим усердием, чем их грекоязычные соплеменники. Перемену языка они считали жертвой, самой дорогой, которую они принесли ради Православия.
Продолжение следует…
Архимандрит Рафаил (Карелин),
из книги «ВСТРЕЧА С ПРОШЛЫМ»