Мы используем cookie-файлы, чтобы улучшить сервисы для вас. Если ваш возраст менее 13 лет, настроить cookie-файлы должен ваш законный представитель. Больше информации
После разоблачения парочек нянька с детьми покинули дом, зверь понемногу утихомирился, но Гоша так и не вернулся в нормальную колею. Он буквально бредил возвращением младшей, хотя мать с отцом клялись, что нянька исчезла без их на то принуждения, а потому и найти никого невозможно.
Договор с ведьмой мальчик позабыл начисто, но незримый груз камнем лёг на сердце. Что-то важное потерялось, пропало из его жизни, но вот что же именно? Гоша забыл. Вообще-то он вполне искренне полагал, что целый день провёл в кровати, но так и не объяснился, почему штанины грязные, а в саду переломаны стебли любимых маминых пионов. Нянька тоже ворчала — Гоша наотрез отказался гулять, а вечером таинственно заболела Валя. Неделю не ходила в школу, но причину вслух не называли, а сама Валя отказывалась обсуждать детали — болела, мол, отстань. Только потом между отцом и матерью проскочило: «по женской части». С тех пор все будто сговорились делать вид, что
— Сделаешь что угодно ради неё? Буквально «что угодно»?— осведомилась нянька так буднично, как спрашивают о меню на завтрак. — Да! — у Гоши навернулись слёзы, и он потёр непослушные глаза. К чему бояться няньки? Вечно хмурится, но делает то, что велено. Мама ей командует. Отец платит. — Хорошо, — вода в тазу грозно заколыхалась, — ты не такой, как другие. До тебя. — Другие? — Твой отец, его отец, отец его отца и так далее до одного самовлюблённого щенка, который бросил девушку в беде. — Какую девушку? — Гоше едва исполнилось одиннадцать, но скрытый смысл выражения «бросить девушку в беде» он уловил. — И откуда ты… вы можете знать про моего прапра… деда? И всех ост
Никто толком не понимал Гошиного беспокойства о Маше. Разве не Валина очередь первой рожать наследника? Разве не Вика будет следующей, если Валя не справится? Именно младшей сестре предназначено выжить, нянчиться с дитём и горевать о старших. Да и что за горе такое — отдать жизнь за жизнь ребёнка? Не горе это, а счастье. Простая арифметика.
Была ли Валя или Вика такой же прекрасной, как Маша в день своего появления? Он сомневался. Однажды из подвала раздался писк, но вместо деда они с Валей нашли лежащее на камне существо. Глаза малышки едва открывались, а рот искал мать, и Гоша скомандовал Вале бежать за помощью, но та медлила, словно не хотела оставлять их наедине и уже тогда ревновала. Пришлось крикнуть строго, и пятки потопали наверх. Ручки новой, последней девочки странно вскидывало, и Гоша аккуратно взял малышку, прижал к животу — та вся уместилась на сгибе локтя и умиротворённо затихла. Кожа девочки мягко осветилась под лампами, и в ту минуту Гоша ощутил нечто, похожее на абсолютную гармонию.
Уже мальчиком Гоша твёрдо осознавал, что все три девочки принадлежат ему целиком и полностью. А ещё мама Тоня часто повторяла, что Гоше следует любить всех троих одинаково, и Гоша искренне старался. Даже следил за собой, контролировал, насколько возможно, но иногда забывался. Ребёнок всё-таки. Да и как надо-то? Никого не обидеть. Поровну внимания каждой. Поговорил с Валей — перебросься парой фраз с Викой, чтобы та не чувствовала себя обделённой. Потом посиди с Машей, сказку расскажи, игрушкой потряси. Вика мала, конечно, чтобы поспевать за их с Валей проказами, но она послушно сопела за спинами и светилась, когда старшие замечали нехитрые её усилия. Всегда
— Что-что! Мама воспитывала нас, как инкубатор для будущих хозяйских наследников. Оптом и в розницу. Только мне повезло, бракованная оказалась, детей иметь не могу. А ты и Вика — годный товар. Тут ведь как устроено — берут типа кормилицу, а при ней двое-трое хорошеньких девочек. Кровь с молоком, здоровенькие, а откуда взялись — загадка. Впрочем, никто не спрашивает. Когда хозяйский сын подрастает, девчонки рожают наследников. По очереди, по старшинству. Первая в расход, а следующая на подхвате, воспитывает малыша, чай не чужой, а племянник.
Скоро всё кончится — здесь и сейчас. Ребёнок не собирался ждать вечно и заворочался в утробе — яростно, до треска костей. В перерывах между схватками Маша зло выплюнула: — Что вы со мной сделали? Почему я не помню почти ничего за последние несколько месяцев? — Ну, значит, кое-что помнишь, — Валя ловко подключила катетер, зацепила за крюк пакет со светло-розовой жидкостью и удовлетворённо хмыкнула, — впечатляет. Ты очень сильная, сестрёнка, с Викой никакого сравнения! Жаль, что пришлось подержать тебя в полной отключке, но иначе никак. — Ой, не делай вид, что сочувствуешь! Первая бы предпочла, чтобы я копыта откинула, сделав малыша сиротой.
Живот вспучился и странно, пугающе медленно опал по краям, и тут же поперёк поясницы расцвела тупая боль. Маша не хотела, но заорала в голос. Топот понёсся со всех сторон. Ввалились одновременно: Валя с распаренными красными ладонями и мукой на синем фартуке, заспанная Антонина Сергеевна без макияжа, Пётр Петрович в обширном халате на пижаму и бледный как мел Гоша. Именно к последнему приклеились Машины глазищи: крик её оборвался клёкотом, а спина неприятно взмокла. И не только спина — сиденье под ней захлюпало.
Все последующие месяцы Маша приходила в сознание только в том проклятущем кресле с ремнями. Заботливо обёрнутые байкой руки крепились к металлическим подлокотникам, ступни жёстко фиксировались на подставках под обувь, и ей оставалось вертеть головой, ища малейшую зацепку, шанс вынырнуть из дрёмы без конца и края. Короткие периоды яви перемежались глухими и вялыми сновидениями, когда её окружали лишь неясные пятна света и тени. Кто менял одежду и как-то кормил пленницу? Маша не знала. Или мозг избегал ненужных воспоминаний.