На улице ударил жуткий мороз.

Улицы заносила снежная лавина, обрушившаяся на их город, такая, что городские службы не справлялись.
Ох, как не любила она такую погоду. Не любила всю жизнь. Где уж её давлению было справиться!
Дочь с зятем привезли её в ближайшую больницу.
Здание больницы было старым переоборудованным домом какого-то богатого купца. Вокруг его выросли современные дома, автомобильные трассы, а само здание давно пропиталось "больничной" атмосферой.
Ещё в 90-е его отреставрировали и сейчас оно представляло странную смесь старины и прямолинейного модернизма. Узкие коридоры и лестницы сменялись обширными холами, окна палат и те разнились: в одних палатах стояли пластиковые прямоугольники, а в других деревянные арочные окна.
Неизменным было одно – за всеми этими окнами неустанно сыпал снег, играя с самочувствием пожилых людей с заболеваниями сердечно-сосудистой системы.
Ее койка стояла недалеко от окна. Она лежала, низко утопая головой в подушке. Сухие ломкие волосы, бледное лицо. Она то дремала, то смотрела на темное уже окно, за которым засыпал заснеженный город.
В холодном оцепенении стояли занесённые дома, деревья. Она видела лишь маленький кусочек всей этой зимы. И сама находилась в каком-то оцепенении.
Да и не нужна ей эта зима. Ничего ей уже не нужно. Помереть бы уж сразу... чтоб никого не тревожить. Вот опять испортила настроение близким.
А завтра новый год. Главное – не напрягать их, дать спокойно отпраздновать.
Наутро, после обхода, она долго лежала в постели, пока медсестра не отругала её, не велела выполнять распоряжение врача – пройтись, хоть чуток по палате и коридору. Не все же лежать.
А скоро опять под капельницу.
Больная старалась держаться у стенки и в окно не смотреть. Опять кружил снег – виновник её плохого самочувствия, от его вида у неё начинала кружиться голова. Ноги еле передвигались, но она решила пройти – двадцать шагов туда, двадцать – обратно. Медсестра, хоть и груба, но права – это всегда помогало.
– Нина? Нина Плетнева...ты?
Она медленно оглянулась. Резко голову поворачивать было опасно.
Старик с клюкой в заношенном синем спортивном костюме смотрел на нее из-под бровей. Но взгляд его был не удручающий, а как раз наоборот – подначивающий и немного дерзкий. Он приподнял брови:
– Ну! Ну! Не узнала?
– Нет, что-то не узнаю, – тихо ответила Нина.
– А я тебя сразу узнал, вот ничуть не изменилась. Разве что, не скачешь, как прежде.
Поседевший, высохший, с острыми морщинками у глаз, он очень изменился.
– Колька...Колька, ты? Стародымов?
Колька был ее первой любовью. Познакомились они в школе рабочей молодежи, задружили, хотели даже пожениться. Но потом поссорились из-за какого-то пустяка. Нина помнила, что было это зимой, помнила его уходящую спину, свою обиду, а вот причину ссоры никак вспомнить не могла, как ни старалась.
Весной Колька ушёл в армию, а она вскоре выскочила замуж за Бориса. Прожила с ним сорок с лишним лет, до самой его скоропостижной смерти. Бориса она и до сих пор любила.
– Ну, слава Богу, разглядела. Я уж думал – совсем старикашка.
– Ох, Коленька! Сколько ж мы с тобой не виделись? – Нина была рада увидеть давнего друга, хоть и застеснялась своей нечесанности.
– Да помнишь, на вокзале как-то встретились, вот с тех пор...
Нина это помнила смутно, но говорить об этом не стала, лишь кивнула.
– Тоже лечишься тут? – спросила она.
– Даа. Атеросклероз, ноги слушаться совсем не хотят, – он ударил клюкой по голени, – В молодости, знаешь ли, гложут дела сердечные, а в старости — сердечно-сосудистые. И ты с сосудами?
– С ними. В голове моей – непорядок. И вроде, всегда следила за собой, дочь у меня приверженка здорового образа жизни. И вот...
– Оох! Пока собираешься начать вести этот здоровый образ жизни — нет уж ни образа, ни жизни. Я вот курю и курить уж не брошу – не могу. Да ладно о болезнях-то. Ты когда домой?
– Да я лишь вчера сюда поступила.
– Ага! Значит новый год тут, в этом сказочном замке отмечать будем.
– Коль! Какой новый год? Еле хожу вон по стеночке. Вот уж устала. Как скажешь ... Может присядем?
– Ты иди – полежи, Нин. Успеем ещё наговориться-то. Мне и сидеть-то не велят. На твердом стуле долго не усижу – ноги вмиг отнимаются. А новый год встретить надо. Как не встретить! Сейчас у нас каждый новый год на счету...
На том и расстались. И пока Нина лежала под капельницей, все думала она о Николае. Нет, обязательно надо узнать, как жизнь у него сложилась, надо поговорить. Сил бы вот поднабраться.
Ох, и нечесанная она вышла...
А снег все кружил. Медперсонал сегодня был особенный. Больных поздравляли с наступающим новым годом, было больше улыбок. Все спешили домой после смены, дежурные собирались в кабинете небольшое застолье.
И это ничуть не радовало больных. Казалось, всем не до них.
Соседки Нины по палате тоже были невеселы.
Одна ворчала на всех: на врача, ругая за неправильное назначение, на медсестер, за то, что не так как хотелось бы осуществляют процедуры, на сына, что принес не тот халат, и на погоду, и на правительство, и на всю эту жизнь такую непутевую. И Нина частично была с ней согласна. Все сейчас уже удручает. Возраст что ли такой?
Вторая соседка просто лежала отвернувшись и плакала о чем-то своем. А Нине было ещё не до нее, со своим головокружением бы разобраться.
После обеда к ней пришла дочка, принесла ужин, фрукты, запах острого мороза и духов. От неё веяло праздником, а Нина храбрилась, жаловалась по-минимуму. Новый год же!
А потом она уснула, и проснулась только к ужину. Вынырнув из вязкого сна, тыча взгляд в стены, не понимая, зачем она здесь. Вспомнила ... И про Николая вспомнила тоже.
Есть не хотелось, она съела лишь мандарин и решила пройти свои двадцать шагов. Николай ждал ее, как будто был договор.
– Ну, ты чего там. Жду-жду. А у меня ведь – ноги! – в голосе претензия.
– Так чего ждешь-то?
– Как чего? Новый год скоро. У меня всё почти готово.
– Стародымов, ты чего? Говорю же, по стеночке хожу и ночью спать буду, как убитая ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ...