(Самый короткий детектив)
Посвящается дочери Инессе.
«Что будет, если скрестить ужа и ежа?» – спрашивает армянское радио и само себе отвечает: «Два метра колючей проволоки».
Трудно посчитать длину полосы заграждения, которая образовалась в результате брака Бориса Васильевича с Ириной Фёдоровной, происшедшего более сорока лет назад. Зато, кроме «колючки», в нём было всё: и малозаметные препятствия, носящие среди сапёров краткое обозначение «МЗП», а у супругов выражающиеся в виде едких взаимных подначек; и непроходимые завалы, в виде крупных семейных ссор с последующими продолжительными «маневрами» в молчанку; и минные поля, расставленные
с дистанцией в два или три кризисных месяца, когда супруги просто-напросто разъезжались в разные стороны; и даже чудовищные эскарпы, наподобие обыкновенного обоюдного мордобоя.
Правда, с годами супружеские военные игры начали носить более миролюбивый характер, инженерно-сапёрные хитрости перестали иметь режущую остроту и их совместная жизнь стала постепенно налаживаться.
Зато возникли неожиданные сентиментальные проблемы со зрением, слухом, вкусом и даже обонянием.
Что для слабой эгоистичной натуры Бориса Васильевича представлялось совершенно чёрным, то для неукротимой и бурной Ирины Фёдоровны, готовой к героическому самопожертвованию во имя своих праведных интересов, вдруг приобретало светлые оттенки или вовсе молочно-белый фон.
Стоило постороннему человеку произнести ничего не значащую фразу, то она мигом воспринималась обоими супругами абсолютно по-разному. Да что там фраза! Даже одно единственное слово, к примеру, обыкновенное русское слово «лук», для Бориса Васильевича ассоциировалось со съедобным овощным растением, а для Ирины Фёдоровны с грозным боевым оружием предков.
В одночасье они охладели к горячо любимому украинскому борщу и жареной картошке с салом. Теперь супруг не мог и дня провести без кислых щей и свекольного салата, в то время как супруга постоянно готовила противный картофельный суп и пекла мучные оладьи, перемежая их скользкими, словно студень, блинами. Но, опять же к слову, отметим: последние два критические замечания на счет пищи высказывались преимущественно Борисом Васильевичем.
Ещё хуже дела обстояли с обонянием. После каждого посещения седовласым мужем Ирины Фёдоровны всем известной комнаты, которой благородные французы дали не менее благородное и красивое название туалет, супруга четверть часа обрабатывала её всевозможными дезодорантами. И только спустя половину суток могла пользоваться столь необходимым достижением цивилизации. А Борис Васильевич, наоборот, едва жена открывала флакон с цветочными духами, принимался натужно чихать, показывая первые признаки наступления аллергии.
Обстановка вновь стала накаляться.
Но однажды в противоречивом существовании супругов произошла чудесная перемена: в хмурое ноябрьское утро у них появилось премилое худосочное создание с прекраснейшим именем Даша. Оказалось, что этот удивительно нежный земной ангел был полностью неприспособлен к нормальной человеческой жизни в условиях средней российской полосы с её холодными и снежными зимами.
Несколько лет промучавшись с непреходящими простудными заболеваниями, Дашенькины родители совершили единственно правильный шаг: отвезли тепличное существо на юг к бабушке и дедушке, только-только вышедшими на пенсию.
Бледнолицый «хилёныш», как критически Дашенька называла саму себя, в мгновение ока победил растущую неприязнь Бориса Васильевича и Ирины Фёдоровны к друг другу, и они перестали обращать внимание на всевозможные колкости, то и дело вылетающие из их уст.
А слова любви и нежности, копившиеся в заскорузлых сердцах диаметрально противоположных по характеру людей, широким нескончаемым потоком, похожим скорее на низвергающийся водопад, полились на золотистую головку Дашеньки.
Внучка моментально восприняла такую безграничную страсть. И это было вполне закономерно, потому что Ирина Фёдоровна не могла провести ни минуты без своей любимицы, а Борис Васильевич самоотверженно мастерил ей различные безделушки, совершенно забыв о том, что где-то пылятся его драгоценные игральные карты.
В исключительном взаимопонимании и счастливой семейной идиллии пролетело немногим более шести месяцев.
Наступила средина мая, принесшая в степные районы Крыма восхитительно теплую погоду.
Для Ирины Фёдоровны один из воскресных майских дней начался с праздничной суматохи.
– Отец, – разбудила она супруга, укоризненно качая головой, – кончай ночевать. День рождения Дашеньки проспишь!
– Чья бы корова мычала…, – попробовал по старинке высказываться Борис Васильевич в противовес словам своей чересчур хлопотливой половины, но вовремя спохватился. – Ой, и правда! Солнышко уже высоко. Мою плешь, как сковородку нагрело, впору блины печь. Когда Оксанка с мужем приезжают?
– И тебе не совестно у меня спрашивать? Ну, Господь мужика дал! Ты чего? Разве не помнишь, что пригородный поезд приходит в Северокрымск в половине первого? Осталось всего ничего, – по-прежнему ворчливым голосом пробарабанила Ирина Фёдоровна, заведя старую пластинку. Но тоже скоро опомнилась и с извинительной улыбкой закончила свою тираду:
– Ладно, ещё можешь поваляться. Куда тебе спешить? Добро бы на работу. Но тебя теперь только истопником примут. … И то после смерти.
– Ничего, Фёдоровна, я пекло так раскочегарю, что тебе даже в зимнюю пору жарко станет! – улыбнулся в ответ супруг, прилежно поглаживая пучки седых волос, топорщившихся возле ушей.
Затем он встал, быстренько умыл лицо и появился на кухне, мурлыкая под нос какую-то древнюю мелодию под названием то ли «Рио-Рита», то ли «Кумпарсита».
– У тебя, отец, голова есть?
– Вроде того.
– Перестань орать! Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела. Дашеньку разбудишь. Вчера бедняжечка до трёх часов ночи не могла заснуть. Один раз даже кашлять принялась. Пришлось редьку с мёдом давать.
– Наверное, известие о приезде родителей Даринку взбаламутило? – предположил Борис Васильевич.
– Не Даринку, а Дашеньку. Сколь тебя учить можно? Даринка не звучит.
– Наоборот, Дашенька напоминает змеиное шипение. Она же у нас не гадюка, а божий дар. Подарочек. Даринка!!
– Тьфу! Вечно ты со своими дурацкими заскоками. Успокой извилины! Дашенька – и всё тут. Не смей искажать хорошенькое имя. Это не к добру. Лучше пораскинь мозгами, что ещё приготовить к приезду гостей?
– А мне-то, какая забота? Торт ты сделала?… Кстати, знай – все лысые мужчины сексуальны.
– Да, испекла. Что-то твою хвалёную сексуальность по ночам совсем незаметно.
– С лимоном и сметаной? В нашем возрасте сексуальность мужчины целиком зависти от сексуальности женщин.
– Боже! Когда я тебя отучу соваться в женские дела, какая тебе разница с чем, ведь, все равно не ты жрать будешь? Лучше подумай, где спать будем?
– Давно бы так! А то я забыл запах женского тела.
– Жалкий клоун! – отрезала Ирина Фёдоровна, показывая, что дальнейший разговор для неё потерял актуальный смысл.
Но всё же после небольшой паузы произнесла:
– Раскладушку с гаража принес?
– Притащил.
– Вот и хорошо. Она – для тебя. Зятя уложим на старое раздвижное кресло. Оксана будет спать на твоём ободранном диване, а мы с Дашенькой – на своём обычном месте, в спальне. Понял? – деловито распорядилась властолюбивая хозяйка дома.
В этот момент на кухню заглянуло худенькое заспанное личико Даши.
– Папа с мамой приедут?
– Сердечко моё, лапушка моя, драгоценность ты, ненаглядная! Чего в такую рань поднялась? Иди, котёночек в спаленку. А почему без тапочек, голубонька сизокрылая? – обеспокоено заворковала бабушка, ласково прижимая внучку к себе.
– Смотри, под глазами огромнущие синяки! – с тревогой пробасил Борис Васильевич. – Ребеночек явно не выспался!
– Типун тебе на язык! Чтоб у тебя самого глаза лопнули! Каркаешь, точно старый ворон! – сердито взругнулась Ирина Фёдоровна и тут же сладеньким голосочком снова запела. – Иди, дитятко, в кроваточку. Рано ещё. Видишь, птички не проснулись. Иди поспи, козлёночек ненаглядный.
– Котёночек, козлёночек, ребёночек… Бабушка и дедушка, сколько раз вам говорить, что я – не ребёночек, не козлёночек и не телёночек? Я – ребёныш.
– Ладно, ладно. Ребёныш так ребёныш, – примиряюще проронила Ирина Федоровна, – только долго шнуркаешься. На, возьми тапочки да быстрёхонько надевай. И – марш в постелю!
– Все равно спать не буду. И птички уже давно проснулись. Я слышала, как они щебетали, – захныкала Даша.
– Отец, не стой, точно трухлявый пень! Иди уложи ребёныша. Почитай ей сказочку. Может, уснёт? Время-то – девяти ещё нет. Шутка ли – девка всю ночь не спала.
– Как её заставишь? Она – не игрушка!
– Боже! Займи чем-нибудь. Мне ещё вареники осталось наделать. Ты, ведь, знаешь, что они для зятя – самое лучшее блюдо.
– Ирочка, – дёрнула Даша свою бабушку за фартук, весь усыпанный белой мукой, – я тебя спрашиваю, а папа с мамой приедут?
– Боже! – умиленно всплеснула руками Ирина Фёдоровна. – Да меня за всю жизнь никто Ирочкой не называл! Даже ты, отец. Ни разу! Спасибоньки тебе, крохотулечка, солнышко моё ясное. Иди девочка, полежи с дедушкой. Твои папа и мама обязательно приедут. Мне же ещё надо несколько пельменей для себя состряпать, уже забыла, когда в последний раз пельмени ела. Или вот что: отец, накорми ребёныша манной кашей, сытая-то скорей заснёт.
Но едва Ирина Фёдоровна успела замесить тесто, как раздался пронзительный звонок.
– Боже! Мёртвого поднимет! – рассердилась бабушка. – Отец, иди открой. Не слышишь трезвон? Глухомань.
На пороге появилась Клара Генриховна со своими детьми. Броско и вычурно одетая соседка. Когда-то она училась в одном классе третьей Северокрымской школы вместе с их единственной дочерью Оксаной.
– Ирина Фёдоровна, – затараторила она от порога, – пусть мои лоботрясы у вас чуток посидят. Мне надо за хлебом сбегать, вчера забыла купить. Их одних оставлять очень боюсь. Позавчера мне Эрнст решил квартиру спалить.
Он, точно загипнотизированный, за спичками тянется. Скорей бы в школу сбагрить. У самой годы бегут, – не остановишь, а у него всю дорогу пять с половиной.
– Вам бы, Клара, о возрасте беспокоиться!? – с иронией промолвил Борис Васильевич, стоя, в прихожей, как неприкаянный истукан.
– Отец, шёл бы ты на кухню, – строго посмотрела на супруга Ирина Фёдоровна.
А соседка слегка хлопнула малыша по стриженой голове:
– Эрнст, сколько тебя можно учить? Что ты должен сделать, придя в чужую квартиру?
– Ну, привет! – хмуро вымолвил мальчишка и потом с укоризной добавил. – Ты же мне рта не даёшь открыть, всё сама талдычишь.
В то же мгновение девочки потащили его в Дашину спальню, которая почти до потолка была напичкана всевозможными игрушками, купленными в ближайшем магазине уценённых товаров.
– Иди, иди, Клара, да не забывай, что сегодня Оксана приезжает, твоя наилучшая школьная подруга! – доброжелательно проговорила Ирина Фёдоровна.
– Что вы? Как же я могу забыть? Ведь, сегодня вашей Дашеньке исполняется семь лет. Только мы вас поздравим чуточку позже, я подарок ещё не купила.
– Не надо нам никаких подарков, приходите с детьми на праздничный обед. Ровно в два часа.
– Обязательно, – воскликнула Клара, закрывая дверь, – я быстренько в магазин слетаю. Заодно что-то Дашеньке куплю.
И действительно, на этот раз беспечная соседка сдержала слово и вопреки ожиданиям Ирины Фёдоровны вернулась всего через полчаса.
Теперь каждый занялся своим делом.
Ирина Фёдоровна с удовольствием стала готовить полюбившиеся зятю украинские вареники с творогом и вишней, не забывая и о своём пределе гастрономических желаниях, о сибирских пельменях.
Клара и Борис Васильевич непринуждённо болтали в гостиной, наперебой рассказывая друг другу свежие городские сплетни и пересыпая их солёными провинциальными анекдотами.
Дети неистово носились, играя в прятки. Они с шумом и хохотом перебегали из одного жилища в другое, а потом и вовсе перебрались в трёхкомнатную квартиру Клары Генриховны, где вдали от пристальных взглядов взрослых им было гораздо интересней и веселей.
Но уже примерно через полчаса из кухни раздался озабоченный голос
Ирины Фёдоровны:
– Отец, ты бы сходил, проверил, как там детки играют!?
– Что с ними станется? – успокаивающе подняла вверх тонкие выщипанные брови молодая соседка. – Они же втроём.
– Ничего с ними не сделается! – эхом отозвался Борис Васильевич.
– Вот и я тоже самое говорю: втроём-то легше пожар раздуть! – не унималась Ирина Фёдоровна. – То на весь город кричали, то затихли, как мышата.
– Погоди, Фёдоровна, я только анекдот Кларе доскажу и сразу пойду проверять «святую троицу».
– Тебе, хоть пожар, хоть потоп: ни чем с места не сдвинешь. Как был легкомысленным ребёнком, когда сорок лет назад за мной ухаживал, так и остался им, дожив до седин!
– Ох, «зачем меня мамаша родила…» – саркастически улыбаясь, пропел Борис Васильевич часть куплета из старой «блатной» песенки, которая была в моде у пацанов его двора в средине прошлого века.
– Вот видишь, Клара, ему всё до лампочки. Он готов простить, кого угодно за грехи, которые прощению не подлежат, лишь бы ему, как грудному младенцу, было приятно и хорошо. Ну да ладно, горбатого могила исправит. Придётся самой сходить. Только сейчас воду поставлю кипеть. Пельмешечки надо опробовать, хотя бы по пять штучек. Так, о чём ты Кларе хотел на мозги покапать?
– Зачем ты так? – с обидой произнёс Борис Васильевич.
– А потому как ты со мной больше молчишь, нежели говоришь, – в тон ему проворчала супруга, вытирая руки о передник.
– Тогда слушай, – ухмыльнулся супруг. – Севастополь. Жена готовит на кухне ужин, а муж перед телевизором читает газету…
– Какой тут анекдот? У нас каждый вечер такое происходит! – с кислой физиономией прервала Ирина Фёдоровна велеречивого супруга.
– Уважаемая, половина, прошу не перебивать. Неинтересно – ступай глядеть, как варятся пельмени... Так вот, рассказываю дальше. Севастополь…
– Затараторил одно и тоже, что было дальше? – не успокоилась Ирина Фёдоровна.
– А дальше: слышится орудийный выстрел. Жена кричит: «Иван, почему стреляла пушка? Опять по телевизору маневры показывают?» – «Начальство из Киева приехало». Через минуты две снова раздаётся звук выстрела. «Иван, что? Теперь маневры показывают?» – «Я же сказал, начальство из Киева приехало» – «А что? В первый раз не попали?»
– Клара, не слушай его чепушню! Сам родом из запорожских казаков, а по-украински – ни слова, хотя язык болтается, как у пса, туда-сюда, туда-сюда.
Русофоб клятый!
– Фёдоровна, ты опять путаешь. Не русофоб, а русофил, - попробовал Борис Васильевич утихомирить абсолютизм супруги.
– Иди ты в задницу!
– Фёдоровна…
– Шагом марш к соседям! Немедленно веди деток к столу. Пельмени давно готовы, – громогласно приказала вконец рассерженная супруга.
Борис Васильевич нехотя поднялся с дивана и, направляясь к выходу, тихо, чтобы ненароком не услышала Ирина Фёдоровна, зашипел:
– Упёртая «западянка». Знал бы, женился на нашей запорожской бабе!
Но уже через минуты три он вернулся с побледневшим лицом.
– Даринки там нет, – разводя беспомощно руками, пробормотал уныло супруг.
– Сколько тебе разов повторять одно и то же: внучку твою зовут Да-шень-кой! – отчеканила Ирина Федоровна, не поняв глухой дребезжащий голос мужа. Однако уже спустя мгновение, она пронзила его совиным взглядом:
– Как это нет? Ты мне дурку из себя не строй! Где же она ещё может быть? Иди обратно и без ребёнка не возвращайся!
В это время следом за Борисом Васильевичем в узкую прихожую протиснулся Эрнст. Следом появилась его сестрёнка, рослая не по годам Юля.
– Куда вы, ироды, Дашеньку подевали? – напустилась на них Клара.
– Мы – ничего… Мы только в прятки играли, – тонким испуганным голосочком пролепетала Юля.
– Отец, кому было сказано следить за ребёнком? Тебе, старому обалдую, лишь бы лясы точить! Без того, чтобы обнюхать грязные женские колготки, обойтись не можешь? Кобелина!
В ответ на замечание о колготках молодая соседка успела гневно сверкнуть глазами на Ирину Фёдоровну, на большее она пока не решилась, потому что ситуация складывалась из пренеприятных.
Все не сговариваясь, ринулись к выходу. Но напрасно Ирина Фёдоровна неистово перетряхивала завалы самодельных пристроек и шкафчиков на балконе и лоджии соседки, пробиралась внутрь объёмистых шифоньеров и заглядывала под объёмистые Кларины кровати.
Малышки нигде не было!
– Юлька! Эрнст! Куда вы подевались, шпана несчастная? Бегите сию же минуту ко мне и выкладывайте, чем занимались? – строго закричала на детей Клара Генриховна.
Эрнст, младший по возрасту, покраснел с ног до головы. Юля усиленно захлопала ресницами.
– Юля, я тебя спрашиваю!?
– Мы… ничего… мы играли в прятки, – снова будто заводная, пискнула девочка.
– Ладно. Эрнсту пять лет, но ты-то уже в школу ходишь. Первый класс, дубина, заканчиваешь. Взрослая девка. Почему я должна слова выдавливать из тебя, как зубную пасту? Где Дашенька?
– Не.… Не знаю.
– Эрнст, где Дашенька?
Мальчик надул губы, ещё больше покраснел, крупные слёзы, словно горошины, покатились по его пухлым щекам.
– Господи, сплошное божье наказание, а не дети, – истерично выдохнула Клара, – позавчера чуть квартиру не спалили, сегодня Дашеньку потеряли.
– Юля, ты – большая девочка, скажи, милая, где Дашенька? – вмешалась Ирина Фёдоровна.
– Где Дашенька? – вслед за супругой еле слышно повторил Борис Васильевич. – Где вы её потеряли?
– Мы её не теряли… Она – сама, – первым вышел из оцепенения Эрнст.
– Ребята, вы не бойтесь, мы вас не покусаем. Расскажите всё по порядку, чем вы занимались, когда ваша мама пришла из хлебного магазина? – собравшись с духом, спокойно промолвил Борис Васильевич.
– Сначала мы играли в комнате у Даши, – тихо заговорила переволновавшаяся Юля.
– А потом? Чем вы занимались потом?
– Потом Эрнсту надоело стирать нашим куклам платья и... и…
– Чего ты тянешь кота за хвост? Я не видела, чтобы вы брали воду. Не надо нам врать! – разъяренно накинулась на свою дочь соседка. – Быстренько отвечай дедушке, чем вы занимались потом?
– Юлечка, – подала слабый голос Ирина Фёдоровна, вытирая выступившие слёзинки, – миленькая, скажи деточка, чем вы стали заниматься?
– Она вовсе не врёт. Я стирал платья, только понарошку, без воды, – успокаиваясь, произнес Эрнст, – а потом я предложил поиграть в прятки. Один раз играли в вашей квартире, а после – в нашей. У нас места для прятанья больше.
– Опять брешете, – засомневалась Ирина Фёдоровна, – кто вам двери открывал?
– Не-е, я не вру. У Юлечки завсегда ключи с собой, а ваша дверь была открытой.
– Отец, ты ходил за Дашенькой. Дверь была открытой?
– Да.
– Вот ещё пример твоего безответственного поведения! Кто должен следить за дверями? Если что с Дашенькой случится, я твою лысину по лестнице размозжу.
– Фёдоровна…
– Молчи, старый козёл! Тысячу раз тебе повторяла: смотри за Дашенькой, смотри за Дашенькой, не упускай её из виду... Кларочка, стоит мне заняться делом, у него обязательно что-нибудь произойдёт. То девка головой о батареи брякнется, то палец дверью прищемит. Всю жизнь он мне испортил, всю жизнь. Видано ли дело: сорок лет подряд от его фокусов сердечные капли пить? – на глаза Ирины Федоровны снова накатились слёзы.
– Где вы, Юлечка, прятались? – спокойно, не замечая горестных причитаний супруги, проговорил Борис Васильевич.
– Сперва в квартире, потом в подъезде.
– Где, где?
Но едва он успел переспросить, как присутствующие суетливо ринулись на улицу.
Когда-то их дом строился специально для городской руководящей элиты. На каждой лестничной клетке располагались всего две квартиры, посредине каждого пролёта были оборудованы большие и просторные подсобные помещения, которые постоянно закрывались на замки. Зато в подъезде вряд ли смогла укрыться даже крохотная мышка.
– Разве здесь спрячешься? – закричала Клара на свою дочь, тряся её руками, ухватив за яркий нарядный сарафанчик.
– На крыше можно, – пролепетал Эрнст, спасая сестрёнку от цепких материнских рук.
Опять все, не сговариваясь, бросились взбираться по лестнице на пятый этаж, к небольшим железным дверям, ведущим на крышу пятиэтажки. Затем они тщательно осмотрели вентиляционные отверстия и технологические приспособления. Девочка словно испарилась.
Тогда Борис Васильевич, боясь, что Дашенька могла просто-напросто свалиться с крыши в заросли дикой вишни, опрометью кинулся вниз. Он оббежал вокруг дома, обшарил прилегающие к зданию кусты, но тела девочки не обнаружил.
Насмерть перепуганные участники поиска снова собрались в подъезде.
– И долго вы играли? – обратилась к ребятишкам совсем расстроенная Ирина Фёдоровна.
– Не-е, – протянул Эрнст, – мультяшки про кота Леопольда начались.
– Господи, – всплеснула руками красивая соседка, – кого я просила не включать без моего разрешения телевизор? А? Ты, видать, весь в отца пошёл – такой же неслух!
– Шелапуты, куда вы Дашеньку подевали? – истошно заголосила Ирина Фёдоровна. – Мультфильм начался в половине десятого, а сейчас уж одиннадцатый час идёт.
– Успокойся, мать, – строго глянул на неё Борис Васильевич, – ребята ни в чём не виноваты.
Он подошел к Юле и погладил её по чёрным кудряшкам:
– Расскажи, Юлечка, по порядку. Итак, у себя дома вы продолжили игру в прятки?
– Да.
– Кто прятался первым?
– Эрнст.
– Где?
– Мы его на крыше застукали. Он за старой будкой прятался, возле входа на крышу.
– Я с тобой, Эрнст, потом разберусь! Ты у меня навсегда забудешь туда дорогу или у меня самой от тебя крыша поедет! – ожесточённо пригрозила Клара Генриховна, опять наградив мальчишку увесистым тумаком.
– Оставь его, Клара Генриховна, дай мне поговорить. Юлечка, а потом что?
– Потом он стал голить…
– Как это – голить?
– Искать нас.
– Где спряталась лично ты?
– В спальне, под кроватью. Он меня сразу нашёл.
– А Дашенька?
– Даша спряталась на улице возле дверей, которые ведут в подвал.
Услышав эти слова, Ирина Фёдоровна мгновенно встрепенулась, искорка надежды промелькнула в её покрасневших глазах:
– Надо немедленно осмотреть подвал. Отец, беги за карманным фонариком!
– Погоди, Фёдоровна, не суетись! – ещё тверже произнёс Борис Васильевич. – А ты, Юлечка, продолжай.
– Эрнст побежал искать Дашу, но нигде не нашёл, поэтому вернулся домой. Тогда я побежала за ней…
– И что?
– Она ещё раньше мне сказала, где будет прятаться, но там её не было. Я немного поискала и вернулась. Братик уже включил телевизор и смотрел мультик.
– А где Даша? Почему ты не спросила у него про Дашу?
– Я спросила, но он мне не сказал, что Даша ушла домой.
– Эрнст, ты, почему сказал, что Дашенька ушла домой?
– А куда ещё она могла уйти? В хлебный магазин что ли?
Наступило тягостное молчание, которое нарушила Ирина Фёдоровна:
– Ты что, старый козёл, задницу оттопырил? Бегом в квартиру за фонариком, будем подвал осматривать…
Борис Васильевич и Ирина Фёдоровна с упорной тщательностью исследовали все подвальные закутки. Дом был небольшой, всего два подъезда, вскоре стало ясно, что и здесь девочки нет…
– Нужно немедля звонить в милицию! – высказала своё категорическое резюме Ирина Фёдоровна и засеменила домой. Борис Васильевич уныло поплёлся за супругой.
У подъезда их встретила Клара с детьми.
– Ну, как? – спросила она для того, чтобы только спросить. По горестным лицам пожилых супругов было видно, с девочкой случилось нечто непоправимо страшное.
Всё, что старики видели на экране телевизора, ругая современную жизнь, или узнавали из разговоров посторонних лиц, теперь непосредственно затронуло их самих.
Затронуло безжалостно и жестоко. В день рождения несчастной внучки, когда вот-вот должны были появиться её родители, которые в эти минуты ещё могли радоваться предстоящей встрече.
Безысходность ситуации угнетающе действовала на психику. И Борис Васильевич и Ирина Фёдоровна никогда ещё не оказывались в таком скверном положении. Невозможно было определить хотя бы самые первые меры по спасению Дашенькиной жизни. Слишком фантастической и нелепой казалась мысль о том, что их внучку кто-то мог убить или украсть.
У входной двери супруг догнал Ирину Фёдоровну, которая, опустив плечи, держала в руках клочок бумаги и бессмысленно шевелила побледневшими губами.
Уж не случился ли с ней очередной сердечный приступ? Или, не приведи Бог, это были признаки приближающегося инсульта? В таком возрасте всякое бывает.
Супруга молча сунула под нос Борису Васильевичу исписанный листок, видимо, вырванный из ученической тетради. Он дрожащими руками нацепил очки и принялся отчётливо произносить каждое слово:
«САОБЩЕНИЕ НОМЕР АДИН ТОЛЬКО ТЫСЧА БАКСОВ
МОЖИТ СПАСТИ ЖИЗНЬ ВАШЕЙ ДЕВАЧКИ ЖДИТЕ
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ САОБЩЕНИЙ ПРО МИЛИЦЫЮ
ЗАБУДЬТЕ».
В глазах Бориса Васильевича неожиданно возникли яркие жёлтые точки, похожие на летящие небесные звёздочки или, скорее всего, искорки от костра. Они скользили по уголкам глаз, хаотично прыгая то вверх, то вниз. В тот же миг в ушах раздался тонкий продолжительный писк, напоминавший звук неисправного телевизора. Борис Васильевич впервые отчётливо почувствовал неимоверную тяжесть своего шестидесятилетнего тела.
Из полуобморочного состояния его вывел резкий голос супруги, теперь уже равный крику о помощи:
– Что делать, отец?
Он не знал, какие действия обычно предпринимаются в подобных критических случаях, и ещё больше растерялся. Вдруг его взгляд невзначай упал в противоположный угол лестничной площадки, и он поспешно подобрал две скомканные бумажки, затем, разложив их в определенном порядке, огласил их содержание:
«САОБЩЕНИЕ НОМЕР ДВА СОГЛАСИЕ НАДА ПДТВЕРДИТЬ
НАКЛЕЙТЕ НА ОКНО ЛИСТ БЕЛОЙ БУМАГИ ЖДИТЕ
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ САОБЩЕНИЙ»
Слабеющей рукой он протянул оба прочитанных листка в руки Ирины Фёдоровны, а сам взялся за чтение третьего:
«САОБЩЕНИЕ НОМЕР ЧЕТЫРЕ МЕСТО ПЕРЕДАЧИ
БАКСОВ…»
– Читай, читай дальше, – заворожено прошептала Ирина Фёдоровна.
– Бумага оборвана.
– Боже мой, ещё одной напасти не хватало на мою голову! – сказала бледная, точно первый зимний снег, Ирина Фёдоровна, оборачиваясь к подошедшей Кларе, которая поднялась вверх, услышав содержание записок. – Кларочка, я попрошу тебя, никому ни слова! Мы сами как-нибудь справимся. Борис, пошукай трошки на лестнице, может, ещё чего-то обнаружишь?
Супруг, не обращая внимания на груз в груди, гнетущий тело к земле, быстро осмотрел лестницу, но кроме окурков, комьев грязи, следов недавно прошедшего дождя, ничего не заметил.
Как только старики оказались вдвоём, строгая Ирина Фёдоровна вновь остановила немигающий взгляд на Борисе Васильевиче:
– Что будем предпринимать?
– Не окажутся ли эти бумажки простой детской шалостью? Дашенька с Юлькой могут вытворить… Буквы печатные…
– Дурак? Или только прикидываешься дураком? – рассердилась опять Ирина Фёдоровна, прервав вздорные инсинуации мужа. – Разве не знаешь почерк Дашеньки? Ребёнка украли и требуют деньги. А ты – детская шалость, детская шалость…
– Ну, предположим…
– Не нукай! Предлагай конкретно, что делать в данной ситуации? Или ты, олух, до сего часа не понял, о чём речь?
– Фёдоровна, я…
– С тобой балакать – напрасная трата времени. Заладил одно: «ну» да «я».
Девку выкрали, когда она вышла и спряталась за дверь, ведущую в подвал.
Может, там бомжи водку пили? Они и заставили нашу девочку написать эти сообщения. Тебе надо всё разжевать и в рот положить.
– Но почерк…
– Посмотрела бы я на тебя, если вдруг с тобой такая катавасия случилась! В штаны бы навалил и ручку или карандаш забыл бы, в какой руке держать. Дурачок!
– А-а-а, – осталось супругу таким неопределённым способом выразить своё отношение к страстной и едкой тираде Ирины Фёдоровны. Но по существу примитивные звуки выражали почти полное согласие с доводами женщины, доведённой до отчаяния.
К нему вновь вернулось чувство уверенности, Борис Васильевич вновь почувствовал себя сильным и крепким мужчиной, хотя бы по сравнению Ириной Фёдоровной.
Но он не хотел до конца покоряться жене, которая иногда сильно угнетала его свободолюбивую натуру:
– Ирина Фёдоровна, мудрость женщины состоит в том, что она не замечает глупостей, вытворяемых мужчиной.
– Ну да! Для тебя я была дурочкой, дурочкой и останусь! Но не думаешь ли ты, что так говорить в настоящий момент слишком подло?… Слушай, оставим пререкания. Сейчас нужно выработать план действий, как выручить Дашеньку.
– Разве план поможет? – удивлённо глянул на неё Борис Васильевич. – Перво-наперво, давай позвоним в милицию. Причем немедленно. Сколько сейчас времени?
– Ты хоть один раз в жизни можешь обойтись без меня? Почти половина двенадцатого.
– Мы уже потеряли полчаса!
– А я с тобой потеряла полжизни! Даже больше – целых сорок лет… Детей воруют только у таких дефективных мужиков, как ты. Вздумал сейчас звонить в милицию!? Ты хоть иногда телевизор смотришь? Видел, что там делают с заложниками?
– Разве в перерывах между твоими бесконечными сериалами.
– Не юродствуй! По крайней мере, не пасьянсы раскладываю.… Хватит слова на ветер пускать. Бандиты, может, уже пальцы или уши у нашей Дашеньки обрезают? Душегуб ты стоеросовый! Немедленно шукай бумагу и наклеивай на все окна! – от волнения Ирина Фёдоровна стала путать русские и украинские слова, чего раньше в своей речи никогда нее допускала.
– Фёдоровна прежде, чем вешать лапшу, надо всё-таки подумать…
– Да пошёл ты! Если лень бумагу взять, я сама найду.
Ирина Фёдоровна открыла секретер, взяла два чистых листка, и уже через минуту на кухонном окне и на застеклённом балконе белели бумажные прямоугольники.
А в квартире наступила неимоверно жаркая гнетущая тишина. Если бы в покои Ирины Фёдоровны в это мгновение посмела залететь какая-либо залётная муха, то можно было с полным правом утверждать ,что её надоедливое жужжание послышалось бы в самом дальнем углу её двухкомнатного жилища. Однако вряд ли это насекомое отважилось на подобный самоубийственный поступок, ибо о чистоплотности этой женщины
можно смело складывать самые невероятные рекламные легенды. Короче говоря, в квартире установилась тягостная зловещая атмосфера, нарушаемая только лишь страхом перепуганных до смерти супругов.
И действительно, через минут десять пятнадцать томительного, ожидания изматывающего расшатавшиеся супружеские нервы, показавшегося пожилым людям огромной вечностью, в углу тихо зазвенел телефон. Ноги, мигом налившиеся свинцовой тяжестью, не повиновались ни Ирине Фёдоровне, ни Борису Васильевичу. Многолетнее преодоление обоюдно устанавливаемых семейно-саперных заграждений, по всей вероятности, дало о себе знать.
Но первой преодолела несвойственную ей немощь, конечно, Ирина Фёдоровна.
В отчаянии, закрыв глаза, она тихо обронила:
– У телефона.
– На ваш адрес поступила телеграмма, – механически произнес мужской голос, – вам её принести или зачитать? Возможно, на почту зайдете попозже, если будет по пути?
У Ирины Фёдоровны перехватило дыхание.
– Слушай отец, что будут говорить! Мерзавцы на нас вышли по междугородке. Наверное, Дашеньку успели куда-то вывезти? – шепнула она Борису Васильевичу, судорожно сжимая трубку.
– Я готова записывать.
– Передаю текст, – снова раздался монотонный мужской голос, – «Поздравляем, целуем, готовьте праздничный обед».
В глазах у Ирины Фёдоровны потемнело:
– И всё? Вы что смеётесь надо мной? Чушь какая-то, ничего не понимаю.
– Если не понятно, идите на почту. По выходным почтальон не работает.
Желаете, ещё раз продиктую?
– Фёдоровна, так это наш зять, самородок-юморист, телеграмму дал перед посадкой на поезд!
– Тьфу! Я совсем забыла, – супруга в гневе швырнула трубку, чуть не разбив ни в чём не виноватый аппарат.
Вскоре телефон задребезжал снова. Только этот звук был более настойчивым и даже несколько тревожным.
– Опять почта. Иди к телефону, отец, разговаривай с ними сам. У меня сердце уже не выдерживает.
Однако голос в трубке оказался подстать злому ворчанию звонка:
– Надеюсь, у вас хватило ума не сообщать ментам?
– Да-да-да! – испуганно заторопился Борис Васильевич.
Изобразив на лице страшную гримасу, он делал свободной рукой отчаянные жесты, зовя на помощь супругу.
– Чего дадакаешь? Пару слов связать не в состоянии? Дай сюда трубку! –зашипела на него сердитая и одновременно испуганная Ирина Фёдоровна, затем властно вырвала из рук мужа допотопное средство связи.
– Кто у телефона? – звонко заверещала бледная Ирина Фёдоровна.
– Не ори дура! Баксы готовы? – осипшим голосом всхрипела трубка.
– Но у нас отродясь таких денег не бывало!
– Даём тебе четверть часа. Если за указанный срок сумма не будет собрана, через каждые пять минут мы будем от твоей долбаной внучки по одному пальцу. И не приведи Господи позвонить в «ментовку». Мы даже сами не знаем, на что станет похожа ваша сопливая девчонка.
– Где мы возьмём доллары?
– С каждым твоим словом сумма увеличивается. Ты уже нам должна тысячу сто баксов!
– Но…
– Тысячу двести!
– Хорошо, хорошо. Я согласна! Только приведите мне Дашеньку. Куда принести деньги?
– Куда, куда! На кудыкину гору. Готовь баксы, старая. Ровно тысячу двести. Время пошло. Жди нашего звонка ровно в двенадцать часов дня.
В трубке послышались отрывистые гудки, и Ирина Фёдоровна отрешённо поставила телефон на тумбочку.
– Отец, где будем брать деньги?
– Фёдоровна, я уже тебе говорил, надо подключать милицию.
– Отстань! – недовольно махнула рукой супруга.
– Я серьёзно. Давай тихонько смотаюсь из дома, побегу к Анатолию Ивановичу Манушину, моему бывшему начальнику отдела. Он – мужик головастый, что-то скажет, что-то посоветует… Может, сам в милицию сходит. А?
– Сиди! Прижми свои шарики к стулу и не возражай! У тебя запасы какие-нибудь водятся?
– Фёдоровна, откуда у меня? Я свои кровные до копеечки тебе отдаю.
– Ну и мужик! Ну и мужик! Знала бы я, что ты – такой раззява, ни за что в замуж не пошла.… Слушай меня внимательно. У меня есть восемьсот долларов. Это я Оксане на квартиру коплю.
– Тю! Разве они из России поедут в эту степь? В глухомань? В Северокрымске-то население с каждым годом уменьшается. На полтысячи голов.
– Дурак. У тебя и таких денег нет.
– Да ты хоть знаешь, сколько квартира в Москве стоит? Твой запас на половину квадратного метра не хватит.
– Зачем я с тобой буду даром нервы портить? Восемьсот долларов, кроме того, понесу наши обручальные кольца, есть ещё три золотых цепочки с кулонами, есть серьги. Думаю, всё вместе взятое на требуемую сумму потянет. Пусть бандюги подавятся. За Дашеньку я ничего не пожалею.
В этот напряженный момент к ним, как всегда совершенно не вовремя, снова зашла соседка:
– Ну что? – с деланным испуганным видом спросила она.
– Кларочка, шла бы ты к себе. Тут такое творится, такое творится, что на душе кошки скребутся: преступники назвали сумму выкупа.
– Сколько?
– Тысячу долларов. Будто мы их куём. Обещали ровно в двенадцать позвонить.
– Надо срочно сообщить в милицию.
– Кларочка, такой советчик у меня стоит за спиной. Ты лучше не мешай, ступай пока домой. Если понадобишься, позовём.
После ухода соседки Ирина Фёдоровна вынула деньги, спрятанные от пытливого взора супруга в самом надёжном и тайном месте жилища: в выдвижном ящичке шифоньера, где хранились её трусики и бюстгальтеры, собрала вместе сокровища из жёлтого металла и положила ценности в сумочку, достаточно испытанную временем.
– Отец, глянь на часы. Сколько набежало?
А сама почти без сил опустилась на диван. Теперь Ирина Фёдоровна уже немного успокоилась и смирилась с неизбежной утратой средств, накопленных за всю свою трудную и беспокойную жизнь.
– Без десяти двенадцать.
– Боже, через час приедут дети. Что я им-то скажу? Из-за твоей дури не уберегла девку! – Ирина Фёдоровна нахмурила редкие брови и по щекам, окруженным тонкой сетью еле заметных морщинок, снова обильно покатились слёзы.
– Фёдоровна, ты это.… Не волнуйся, всё образуется, – Борис Васильевич сделал слабую попытку погладить жену по крашеным темно-каштановым волосам. Но она зло отмахнулась от него.
– Убери руки, козёл вонючий! Это всё потому, что на каждое моё слова из твоего поганого рта вылетает десять возражений. Хуже бабы…
Ирина Фёдоровна принялась плакать навзрыд. Прошло ещё минут пять и, вновь успокоив свои эмоции, она голосом, не терпящим возражений, кратко распорядилась:
– Сходи за Кларой. Пусть со своими ребятами у нас посидит, пока мы с тобой деньги относить будем. Вдруг долго задержат и Оксана с Яном без нас появятся.
– Не лучше ли Кларе ключи отдать? Небось, догадаются к соседке заглянуть?
– Делай, что тебе говорят! Ей-богу, я от тебя устала. Заберут Дашеньку родители, мотай от меня на все четыре стороны!
– Фёдоровна! Ну, чего ты взъелась? Я и так в последнее время много не возникаю, – обиженно произнес Борис Васильевич и вышел из дому.
На лестничной клетке стояла Юля, держа младшего брата за руку, волчком крутящегося вокруг неё.
– Куда пострелы намылились? – придал он своему голосу бодрый тон.
– А вот и никуда, а вот и никуда! – ещё веселей запрыгал Эрнст.
– Не верю! – нарочно удивился Борис Васильевич.
– А мы уже нагулялись, а мы уже нагулялись! – не унимался мальчишка, продолжая бешено крутиться.
– Наверное, в нашем сквере?
– Нет, – разочарованно протянула Юля, – мы ходили в общагу к маминому брату, дяде Арнольду. Теперь мама снова к нему посылает.
Она сердито дернула младшего брата за рубашку:
– Эрнст не мешай! Перестань баловаться, я с дедушкой разговариваю!
– А где мама?
– Она по телефону телефонирует, – важно произнес Эрнст, прекратив хаотичное вращение.
– Скажите маме, чтобы она к нам зашла.
– Вы, дедушка, сами ей скажите, а то нас будут ругать. Мама сказала: одна нога здесь, другая там. Я вам сейчас дверь открою. Мне мама пока ещё ключи доверяет, – с гордостью промолвила Юля и вставила ключ в замок.
Чтобы не беспокоить Клару, которая, как утверждал её сын, разговаривала по телефону, Борис Васильевич, переступив порог, застыл в скромном молчаливом ожидании.
Соседка с детьми жила одна. Её непутёвый муж, экскаваторщик по специальности, имевший золотые руки, из-за своего стойкого пристрастия к спиртному на одной работе долго не задерживался. В настоящее время он почти год находился на заработках в России и не подавал никаких признаков жизни.
Борис Васильевич неоднократно наблюдал, как молодые мужчины украдкой проскальзывали в квартиру Клары, после чего та отправляла
детей к своему брату Арнольду, сантехнику из местного домоуправления, жившему в общежитии, которое располагалось рядом с их домом. Хотя Клара была наполовину моложе Бориса Васильевича, у него на протяжении последних трёх месяцев спорадически появлялась взбалмошная, даже в некой мере шальная мысль: не попытаться ли самому узнать, в чём состоит прелесть головокружительных ласк тридцатилетней женщины, о существовании которых он хорошенько подзабыл.
Прекрасно понимая, что время для рандеву выбрано не совсем подходящее, Борис Васильевич, тем не менее, почти отважился на отчаянный поступок: поначалу хотя бы дать Кларе только небольшой намёк. Пока же он принялся с любопытством рассматривать часть гостиной, хорошо видимую из коридора.
В переднем углу заканчивали мелодичный бой старинные напольные часы, выполненные в виде большого резного шкафа с точеными ножками и узкими стеклянными створками. Внутри его мерно покачивался длинный-предлинный позолочённый маятник.
Вдруг до уха Бориса Васильевича донёсся чей-то глухой неприятный голос, явно принадлежащий не Кларе Генриховне. Неужели она привела очередного любовника и отправила детишек к непутёвому братцу, с давних пор славившемуся чрезвычайно дурной репутацией?
Он скромно, а вернее сконфуженно попятился назад, но вздорное мужское любопытство заставило его на миг остановиться и прислушаться.
О чём мог говорить мужчина таким неестественно противным тоном, в котором почему-то проскальзывали знакомые нотки?
– Не отнекивайся, старая дура, – бубнил голос из дальней комнаты, где был установлен телефон, – забирай баксы и ровно в двенадцать тридцать приходи к заброшенной котельне, она всего через два дома от вас. Внутри здания в правом углу лежит старая рваная куртка синего цвета. Деньги положишь под неё. Да смотри, если за тобой потянется «хвост», произрастающий из волосатой мильтоновской задницы, не видать тебе внучки, как своих ушей.
На некоторое время в квартире Клары установилась тишина похожая на настоящий кошмар, ибо догадка, мелькнувшая в голове Бориса Васильевича,
снова обдала жгучим и цепким холодом его бедное сердце. Затем хриплый приглушенный голос человека, видимо выслушавшего ответные слова, прервал эту напряжённую томительную паузу:
– Не ставь нам условия! Сначала баксы, потом девчонка. Другого не будет.
На минуту голос умолк, а потом приобрёл ещё более угрожающий оттенок:
– Делай, как тебе сказано! Иначе.… Да ты и сама знаешь, что случится. Море крови и противный детский визг. Точнее стон, орать ей никто не позволит.
По мере того, как Борис Васильевич слушал неприятный телефонный разговор, до сознания постепенно доходил чудовищный смысл происходящего.
Подонки, поднявшие злодейскую руку на крохотного беззащитного ребёнка, каким-то образом проникли в квартиру Клары Генриховны и, вероятно, уже убили несчастную женщину, или насильственно принуждают её подыгрывать им. Ужаснее всего было то обстоятельство, что бандиты находились за стеной, на расстоянии всего три-четыре метра от него, а он ничего не мог предпринять, чтобы положить конец этому безжалостному насилию. Смятение и досада целиком охватили организм Бориса Васильевича, измученный ужасными событиями. Как ему, уже не молодому человеку, справиться с отъявленными головорезами, от которых зависит жизнь самого драгоценного на свете маленького существа?
Но природная интуиция сама подсказала выход из создавшегося положения. Прежде всего, она заставила Бориса Васильевича успокоиться, взять себя в руки. Как только расшатавшиеся нервы с её помощью были приведены в порядок, он тихо попятился, бесшумно вышел на улицу, осторожно захлопнул дверь и, схватив на руки ребятишек, которые к счастью ещё не успели уйти в общежитие, быстро метнулся в собственную квартиру.
Будто она представляла собой неприступное оборонительное сооружение.
– Ирина Фёдоровна, ты с преступниками уже переговорила?
– Откуда тебе известно? – очень удивилась супруга.
– Тише! – Борис Васильевич с загадочным видом кивнул на детей.
– Чего ты опять выдумываешь?
– Ребята, ваша мама разрешила вам побыть у нас, идите пока в спальню и поиграйте одни, Дашенька скоро придёт, – требовательно приказал Борис Васильевич, а потом обратился к жене:
– Надо срочно связаться с милицией!
– Неужто от одного стакана самогонки, услужливо преподнесённого Кларой, у тебя мозги поехали набекрень? По всему видно: дорвался до бесплатного спиртного. Ей, прости меня Господи, без разницы, что старик, что мужик, лишь бы в штанах было…
– Ирина Фёдоровна, постыдись! Дети рядом. Я с тобой разговариваю вполне серьёзно. Сейчас к нам звонили из Клариной квартиры.
– От какой?
– От Клары Генриховны.
– Не пойму. Зачем Кларе звонить мне? Ей-богу, ты чокнулся!
– Ирина Фёдоровна, дело обстоит совсем не так, как ты думаешь. Бандиты, по всей вероятности, – здесь Борис Васильевич перешёл на шепот, чтобы ребятишки случайно не могли его услышать, – бандиты, может, убили нашу соседку и вели с тобой разговор из её квартиры.
– Отец, не пори несусветную чушь! Придет Клара, и мы отправимся…
– Я знаю, куда мы должны отправиться! В старую котельную.
Ирина Фёдоровна в изумлении открыла рот. Она не могла взять в толк, откуда её непутевый супруг знает про котельную? Её удивлению не было предела.
Вдруг снова задребезжал их старенький телефон. Супруга, словно хищная птица, кинулась к нему. Борис Васильевич тенью скользнул следом.
– У телефона, – устало проговорила Ирина Фёдоровна.
Из трубки раздался зычный и грубый мужской голос. Супруги его слышали впервые.
– Надеюсь, баксы приготовлены?
– Да я же вам только что сказала: уже выхожу, – извинительно и смущенно ответила Ирина Фёдоровна.
– Как сказала, кому сказала? – с ожесточением прохрипел бас.
– Вашему дружку. Восемьсот наличными, остальное золотом.
–Не тяните время, мадам. Вы, я вижу, собираетесь строить выкрутасы? Так этот номер не проходит. Шутить с огнём опасно.
В отличие от первых звонков, человек державший трубку на противоположном конце провода, не грубил, но говорил очень уверенно и с пониманием собственного превосходства. Казалось, человек, обладающий таким голосом, слова на ветер не бросает.
– Я бегу!
– Не понял юмора. Куда?
– Как договаривались, в старую котельную…
– Мадам, мне баланду травить не надо. Деньги передадите мне лично. И хиляйте из хаты немедленно!
– Но ваши люди сказали, что полпервого…
– Бегом, мадам, в котельную! Немедленно! Я буду вас ждать у входа, в левой руке у меня будет полиэтиленовый пакет с изображением Бритни Спиртс.
– Чего, чего? Какие бредни, какой спирт? – недоумённо пробормотала Ирина Фёдоровна.
– Я сказал бегом, глупая корова! – пронзительно заорала на Ирину Фёдоровну полуразбитая телефонная трубка с обоих концов обмотанная изолентой. – На мне будут синие джинсы и такого же цвета джинсовая рубашка.
Она схватила сумочку с деньгами и драгоценностями и ринулась к выходу.
– Фёдоровна, умоляю тебя, постой! – жалобно простонал Борис Васильевич. – Бандиты засели в соседней квартире!
– С чего это они будут там сидеть? Поди, не тюрьма.
Но супруг уже занял оборонительные позиции в прихожей, намереваясь сложить старые кости, но ни в коем случае не пропустить уже достаточно взбешенную Ирину Фёдоровну. Та, долго не раздумывая, вцепилась в самое больное место всех пожилых мужчин. Туда, где возле торчащих ушей, белели клочки давно нестриженых белых волосинок. Борис Васильевич впервые не ощутил никакой физической боли, он тихо и спокойно отчеканил:
– Ирина Фёдоровна, прошу вас немедленно позвонить в милицию! Повторяю: Клара, наверняка, убита в собственной квартире. И отправили её на тот свет те подонки, которые выкрали нашу Дашеньку!
Чересчур уверенный голос мужа заставил Ирину Фёдоровну разжать цепкие пальцы. Редкие остатки скромной шевелюры Бориса Васильевича, легко и свободно, точно пух от одуванчика, полетели на потёртый войлочный коврик.
– Прочь с дороги! – супруга с ненавистью бросила взгляд на неожиданное препятствие, не похожее ни на колючую проволоку, ни на минное поле, ни противотанковый эскарп, однако готовое во что бы то ни стало выполнить свою защитную миссию.
Обстановку разрядило оглушительное визжание дверного звонка.
– Говорила сто раз тебе, козёл, поменяй чёртово сигнальное устройство. Нуль внимания. Меня уже в дрожь бросает от его звука. Открывай скорее, видно, Клара за детьми пришла?
Борис Васильевич пропустил её возглас мимо ушей. Он тесно приник к дверному глазку, долго всматривался на лестничную площадку и лишь потом осторожно открыл двери.
Если сказать, что вид у легкомысленного (с точки зрения супруги) хозяина квартиры был сконфуженный, то, значит, ничего не сказать. Он основательно оторопел и стал похожим на высохшую египетскую мумию или, в крайнем случае, на обыкновенную сушёную воблу.
На пороге стояла Клара Генриховна. Целая и невредимая.
– Так вы… вы, вы… живы? – наконец, прошептал Борис Васильевич.
– Молчал бы, горе луковое! – с величайшей иронией проговорила Ирина Фёдоровна.
– Моя бесштанная команда, случайно, к вам не заходила. Они же минуты
не могут без Дашеньки провести, будто все дороги проходят через вашу квартиру, – сказала соседка и осеклась. Одно упоминание имени внучки
вызвало на лице у Ирины Фёдоровны болезненный вид, но она, справившись со своими чувствами, лишь грустно улыбнулась:
– Заходи, Кларочка, они в детской. Мы сейчас с мужем в одно место сходим, а ты, будь любезна, посиди с ребятами. Скоро Ян с Оксаной приедут, так их встретишь.
– Нет, нет, нет! Мне нужно по делам, – категорично заявила Клара, – Юлинька откроет двери, она у меня девочка самостоятельная.
Как раз в этот момент произошло то значительное событие, которое позволило подвести наше простенькое повествование к благополучному завершению.
Дверь небольшого подсобного помещения, располагающегося в прихожей, медленно распахнулась, и у Клары, сразу заметившей на первый взгляд ни чем не примечательное действие, начали мгновенно расширяться глаза. Точь-в-точь, как у перепуганной сиамской кошки.
Её прическа, некое подобие спины обыкновенного ёжика, вдруг на глазах изумлённых супругов превратилась в причудливый шар, словно к голове подключили высоковольтную линию электропередачи. Тонкие бордовые губы молодой соседки вовсе распрямились и некрасиво вытянулись до ушей.
Заметив столь удивительные изменения, происшедшие с Кларой, и Ирина Фёдоровна, и Борис Васильевич одновременно оглянулись: сзади, протирая заспанные глазки, из кладовки выходило их горячо любимое сокровище, драгоценная внучка Дашенька.
– Я же говорил: что с ней сделается? – торжествующе выкрикнул Борис Васильевич. – Просто-напросто ребёночек заснул в моей подсобке на старом кресле.
Тут же выбежали шумливые дети Клары Генриховны. Юлин взгляд сразу упал на листочки бумаги, лежащие возле телефона:
– Даша, вот они!
– Кто они? – переглянулись пожилые супруги.
– Бабушка, мы с Юлей играли в заложников, а Эрнст наши секретные записки стащил…
– Ироды! – закричала на своих детей Клара Генриховна. – Что же вы до сих пор молчали?
– Оставь их, дети не виноваты, – сказал Борис Васильевич и бросился к телефону. Пока он долго и нудно объяснял оперативному дежурному милиции суть своих предположений, женщины нервно хохотали, по очереди обнимая ничего не понимающую Дашу.
Только потом, спустя минут пять, Ирина Фёдоровна обняла свою ненаглядную малышку и принялась истерично рыдать. Недоумённо глядя испуганными глазёнками на плачущую бабушку, внучка решила составить ей кампанию.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
1
Из всей истории больше всего выиграл супруг Ирины Фёдоровны, который, преодолев смущение, через несколько дней поближе познакомился с красивой соседкой. Намекнув Кларе Генриховне, что интонации её голоса чрезвычайно удивительны и многообразны, Борис Васильевич открыл для себя новые возможности, которые не только окрылили его увядающие чувства, но и заставили терпимее относиться к строгой и требовательной супруге.
Их жизнь наконец-то вошла в спокойное размеренное русло. Правда, всем известно, что даже самые спокойные и тихие реки иногда переживают бурные натиски паводков.
А Клара Генриховна усвоила простенький урок, что излишняя болтливость
в присутствии криминального братца и его бывшего соседа по нарам, могла обернуться пренеприятнейшими последствиями. И она на всю оставшуюся жизнь решила о любых тайных начинаниях делиться по секрету только со своим горячим сердцем.
2
А в ближайший воскресный вечер местное северокрымское телевидение под интригующим названием «Голубой экран» в рубрике «Новости недели» сообщило следующую весть:
«Силами городского отдела внутренних дел возле заброшенной котельной первого микрорайона был задержан известный одесский рецидивист Р., долгое время скрывавшийся в мастерской сантехника одного из домоуправлений. Опасному правонарушителю предъявлено обвинение в ряде злостных нападений на женщин с целью ограбления, а также разбойный налёт на кафе «Зодиак», в результате которого был ранен бармен. Милиция благодарит жителя Северокрымска Бориса Х., указавшего местонахождение уголовного авторитета, тем самым предотвратившего новое преступление. Ведётся следствие».
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев