», своим названием отсылающим публику к выставленному в Третьяковке незаконченному холсту выдающегося русского художника, патриарха критического реализма в русской живописи Павла Андреевича Федотова с придуманным им авторским тавтологизмом («Анкор» – это русская транслитерация французского слова «encore», означающего наречие «ещё»), подчёркивающим пустую, бездумную жизнь слабо образованного, опустившегося провинциального офицера XIX века с задранной вверх ногой в светлом носке, забавляющегося прыжками через трость белого пуделя в унылой мрачной комнате с низким потолком в слабом свете трепещущего пламени догорающей свечи.
«Мучительная, отупляющая праздность, томительное одиночество, духовное оцепенение, ощущение полной безнадёги, безысходной скуки. «Анкор, ещё анкор!» – трагическая исповедь русского художника середины прошлого столетия. До такой силы драматизма и обличения не поднималась прежде русская живопись!»
– описание полотна на сайте «Музеи мира» даёт зрителю ключ к пониманию глубинного смысла трагифарса Петра Тодоровского, фронтовика, выпускника операторского факультета ВГИКа (1954, мастерская Бориса Волчека). Ярким примером оной мысли может служить вечное дежа вю снабженца капитана Лиховола в исполнении Владимира Ильина – пьянка, царапанье в чаду керосиновой лампы рвущих в клочья сердце любовных писем к двум своим женщинам из прошлой жизни, отправка их почтой, а поутру – без опохмела – бешеная скачка за почтальоном на битюге, чтобы эти самые письма догнать, изъять и изорвать в мелкие клочки. Сами же куртуазные письма пародируют письма красноармейца Сухова жене из истерна Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни».
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев