(((LUDMILA DAVITAIA

Как же долго я тебя ждала Татьяна Алейникова Мария Федоровна, пенсионерка, в прошлом учительница, управившись с делами, уютно расположилась в кресле под любимой настольной лампой, стоявшей рядом на тумбочке. Теперь она проводила так многие часы, читала, слушала радио, поглядывала в окно. Любила в предвечерние часы наблюдать за меняющимися оттенками зимнего неба, вспоминая дорогих ей людей. Приближалась новогодняя ночь, шумный праздник, который она никогда не отмечала. Не могла привыкнуть. Любила Рождество, с ним были связаны самые яркие воспоминания детства. Дочь священника, она свято чтила традиции семьи, часто бывала в церкви, исповедовалась, постилась, прежде тщательно скрывая это. Нужды в этом теперь не было. Приятельница, посмеиваясь, сказала ей однажды, что жизнь теперь заставила соблюдать пост и верующих, и безбожников. В праздники одинокая женщина острее чувствовала своё одиночество, особенно когда с экрана старенького телевизора обрушивалась на неё какая-то другая жизнь: блестящая, яркая, беззаботная. Телевизор она теперь включала нечасто, когда тишина в её маленькой квартире становилась совсем уж невыносимой. Больше читала, перебирала фотографии родных, учеников, доставала из заветной шкатулки их открытки и письма. -Почему люди перестали писать друг другу. Какое счастье получать письма, хранить их, перечитывать, жизнь без них лишилась чего –то очень важного, какой-то надёжной опоры, -думала она, - ведь мы живём, пока нужны кому-то, пока нас помнят. Хотелось поговорить с подругой, но телефона не было. В прежние времена очереди на его установку так и не дождалась. Поначалу сокрушалась, а потом успокоилась, денег всё равно уже не было. Небольшие сбережения обесценились в один день, когда все вдруг очнулись в другой стране. И огорчаться перестала совсем, услышав от соседей-пенсионеров, что теперь они не звонят, только отвечают, если кто-то наберёт их номер. Соседка всё пыталась ей объяснить про какой-то тариф. Если, мол, не звонить никому, то и платить не так уж много. Увидев растерянное лицо учительницы, она всплеснула руками и затараторила: – Ой, Марфёдна, если там скорую или врача, вы уж не стесняйтесь, – к сдержанной, неразговорчивой собеседнице она относилась с почтением. – Спаси Господи, – ответила Мария Фёдоровна, – какого там врача, Богу помолюсь, Божью Матушку попрошу, капелек выпью, – спасибо бабушке, научила отварами из трав пользоваться. На таблетки нынче никакой пенсии не хватит, льгот -то у неё нет, наград не нажила. Подумаешь, почти полвека детей учила. Летом она сама собирала целебные растения, сушила, раскладывала по бумажным пакетикам, надписывая на них названия и дату сбора. Зима долгая, не дай Бог заболеть. Однажды угораздило её попасть в больницу. Лекарства пришлось покупать самой в больничной аптеке, пенсии на них едва хватило. Потом месяц постилась, подъедая запасы круп, да овощей с грядки, что в палисаднике вырастила, вместо любимых своих астр. Зато боли в суставах как рукой сняло, дорогих мазей да лекарств больше не понадобилось. Приближался её любимый праздник и неделя самого строгого поста. В канун Рождества Христова она ощущала какую-то особую приподнятость, будто светлее и легче становилось на душе. Ей казалось, что все дорогие ей люди с тех выцветших фотографий сходились в её маленькой комнате под искусственной ёлочкой, чтобы встретить с ней праздник. Ёлочку эту серебряную, с крохотными игрушками, подарил когда-то любимый ученик. Этот вечер располагал к воспоминаниям. Уже давно ничего не слышала она о своём Лёшеньке, куда пропал, почему ни одной весточки за столько лет. Вспоминала, как готовила его к поступлению в военное училище. В школе поначалу он не выделялся среди других. Учился плохо, в город сын доярки из пригородного села добирался частенько с опозданием. Однажды в гололёд заявился в середине урока, раскрасневшийся, весь в снегу, уставший. На ботинки были надеты старые, превратившиеся в не весть что носки. Ребята встретили его громким хохотом, а он, едва сдерживая слёзы, пояснил, что до города шёл пешком, столько раз упал, пока не догадался натянуть мамкины носки. Когда произнёс «мамкины», класс грохнул с новой силой. Что-то в тот миг сжало ей сердце, показалось, что оно замерло, а потом лихорадочно забилось. Она впервые прикрикнула на своих учеников. От неожиданности те смолкли и затихли. А ей хотелось прижать к себе замёрзшего и несчастного мальчишку с доброй, бесхитростной душой, утешить его. Над ним посмеивались, передразнивая его речь с пришепётываньем, а он беззлобно отмахивался в ответ и тоже смеялся. В тот день она почти насильно привела его к себе после уроков, достала вязаные носки. Ноги его в старых ботинках, казалось ей, так и не отошли от холода. Накормила, усадила делать уроки, сама открыла тетради для проверки. Она заметила, что он не спешит домой. Проговорился, что до вечера ждёт машину из села, на ней привозят молоко на комбинат. Мать договорилась с водителем, и он забирал мальчишку. Учительница стала заниматься с ним дома после уроков. Они вместе обедали. Ей удалось убедить его, что заниматься голодной она не может, да и не станет она есть одна. Сначала он смущался, отказывался, потом привык. Мальчик незаметно для себя привязался к сдержанной, суховатой женщине, которая была не похожа на тех, кто окружал его. Мария Фёдоровна была старше его матери, и иногда ему казалось, что она его бабушка, о которой мечтал с детства, оставаясь дома один. Она и в самом деле почувствовала себя непривычно домашней, даже научилась печь пироги с картошкой и луком, которые он ел, уже не стесняясь. Мальчик пристрастился к книгам, за несколько лет перечитал всё, что было на полках её домашней библиотеки. Ему открылся неведомый мир, о котором он прежде не подозревал. А ей нравилось наблюдать его духовное становление, пробуждение интереса к истории, литературе, философии. Она деликатно подкладывала ему ту или иную книгу, потом они подробно обсуждали прочитанное, спорили. Выпустив класс, в котором учился её Лёшенька, решила, что пора и ей на отдых. Подала заявление и ушла с работы Когда Алексей учился в военном училище, на каникулах непременно заезжал к ней, много и восторженно рассказывал о друзьях, занятиях, книгах. Всегда приходил с цветами, сладостями, фруктами. Как уж он выкраивал из скромной своей стипендии!.. Она смущалась, но он был так счастлив, что переставала отнекиваться, только старалась незаметно положить в карман то, что сумела сэкономить из своих скромных доходов. В письмах он потом извинялся, что не заметил. Писал часто, не забывая поблагодарить за всё, что она сделала для него. Мария Фёдоровна тоже была счастлива. Жизнь наполнилась ожиданием писем, приездов его матери, которая тоже потянулась к воспитанной и культурной женщине, так много сделавшей для её сына. Многое порассказала ей о своей жизни простая и бесхитростная женщина. Учительница летом гостила у неё, стараясь выбраться в село, когда начинался сезон сбора лечебных трав. Она впервые за многие годы почувствовала себя защищённой, зная, что эти люди её не оставят. Алексей после окончания училища заехал к ней уже в офицерской форме, красивый и счастливый. Наезжая во время отпуска из деревни, заваливал её комнату полевыми цветами, набивал, несмотря на протесты, старенький холодильник материнскими передачами, а потом исчезал, попив чаю и полистав любимые книги. Он не знал, что она оформила на него завещание. И книги, которые она прежде уговаривала забрать, всё равно достанутся ему вместе со скромной кооперативной квартирой. А потом письма от него приходить перестали. Она беспокоилась, переживала, молилась. Написать было некому. Зина, мать Алексея, изредка навещавшая её, скоропостижно умерла. Об этом уже после похорон рассказал заехавший к ней шофёр, когда-то забиравший мальчишку после занятий. От него и узнала, как преставилась ко Господу не старая ещё женщина, к которой она успела привязаться. Пришла на ферму печальная и поникшая, призналась подругам, что сон недобрый о сыне видела. Те попытались успокоить, а она вдруг резко побледнела и упала. Помочь уже ничем не смогли. На телеграмму, посланную Алексею, ответа не пришло. Хоронили и поминали всем селом, о сыне за скорбным столом никто не проронил ни слова. Мария Фёдоровна написала в воинскую часть, где он служил. Ответа не получила. Праздники и будни с той поры стали для старой учительницы однообразно -серыми. Запечалилась она в последнее время, стала подумывать о том, что жизнь подходит к концу. Какой уж там праздник!.. Даже ёлку с антресолей доставать не стала. Но пирогов всё-таки испекла, яблок и конфет закупила. Вдруг кто-то вспомнит о ней и заглянёт на огонёк. Ученики бывшие иногда навещали, шофёр сельский заходил с молочком и сметаной, а в пост привозил картофель и овощи. Интересовался, не отозвался ли Лёха. Тоже по-отцовски переживал за парня, своих детей Бог не дал. Ах, эти воспоминания!.. Всё перебрала в памяти Мария Фёдоровна, пока не одёрнула себя: впадать в уныние - это грех. За окном стемнело, когда она вспомнила, что не вынесла мусор. Накинула пальтишко, взяла ведро, вышла из подъезда. Очки сразу запотели, но всё равно рассмотрела, как навстречу двинулась какая-то огромная, лохматая фигура. Ей показалось, что эта махина сейчас раздавит её. Она замерла, сердце предательски заколотилось. «Вот и конец пришёл, – подумала учительница». Голос, показавшийся знакомым, громко спросил: – Это двенадцатый дом? Хоть бы двор кто осветил, уже завалился тут у вас с ёлкой. – Лёшенька, – вскрикнула Мария Фёдоровна и, не удержавшись, уткнулась лицом в колючую, пахнущую хвоей, красавицу, которую сослепу приняла за чудовище. Потом они ужинали. Он как в юности уплетал её пироги, признавшись, что ничего вкуснее в жизни не ел. Она с грустью отметила, как он поседел, а в уголках рта обозначились горестные складки. Алексей скупо и коротко рассказал, где пропадал все эти годы после чеченской кампании, как тяжело раненым попал плен, как освободили, когда уже не было надежды выжить… Мария Фёдоровна слушала его, вытирая слёзы, и неслышно повторяла: – Как же долго я тебя ждала. Она знала, что дороже этого повзрослевшего мальчика у неё на этом свете никого нет. Родная душа.

(((LUDMILA DAVITAIA

Как же долго я тебя ждала

Комментарии 5

(((LUDMILA DAVITAIA

Все заметки