Вспомнилось, как мальчонкой я сидел на ступеньке нашего сарая на улице Замкнутой и наблюдал как отец плотничал. Я любил смотреть как отец работает в своём сарайчике. Для меня это был целый удивительный мир, переполненный множеством интересных и, как я видел, весьма полезных вещей. Хоть сарайчик был невелик (тогда вообще не баловали народ «частной собственностью», особенно - в городах), но в папином сарае было всегда все прибрано и у каждой вещицы, у каждого инструмента было своё место. На стенах над верстаком висели разные стамесочки, долота, отвертки, молотки, разные ножички, пассатижи, клещи… на полочках: рубаночек, чуть выше - фуганок, под верстаком хранились топорики, коловорот, какие-то пилы и ножовки, гвоздодёр и множество баночек с шурупами и гвоздиками…
Я оглядывал с восхищением все это «богатство» и смотрел как папа ловко со всеми этими инструментами обращается. Мне казалось, что с их помощью он может сделать всё, что угодно: хоть ракету, хоть новую скамеечку, хоть кадушку…
А ещё под потолком сарая у папы были полати - это такая большая высокая полка в половину размера сарая. Там у папы хранились доски для разной надобности. Там же были и мои старые плетёные санки, в которых меня мама возила, когда я был совсем маленький. Зачем они их хранили? Ведь я уже вон какой большой, уже в старшей группе в детском садике!
В углу сарая у папы стоял старый шкафчик. Его я помню, но о содержимом не могу сказать. Врать не буду!
А вот КАК папа работал, это я помню детально. Во-первых, он всегда был радостный, когда приходил в свою мастерскую, смахивал, с верстака невидимые опилки, почти поглаживая его, и подбирал себе с полатий очередную досточку, с которой планировал кудесничать. Он словно весь преображался, когда находил необходимый материал. Я оглядывал неприглядную кривоватую в старой краске лесину и не представлял как из неё может выйти что-нибудь путное. В доске, как правило, торчали старые ржавые гвозди, словно извивающиеся червяки, один край был грубо опилен , а второй и вовсе отломан. Где отец находил этот древесный хлам, мне было неведомо, но на полатях всяких старых досок было в достатке.
Теперь то я понимаю, что тогда пиломатериал в магазинах не продавался - не было даже таких магазинов. Это сейчас вы можете купить себе доски любого калибра хоть целый вагон. А в 1965 -м году каждая досочка добывалась либо после пожаров, либо когда ломали ветхие деревянные бараки. Странно, но в стране тогда был дефицит всех строительных материалов(
И вот папа мне весело подмигивал, брал гвоздодёр, молоток и цак-цак-цак… гвозди со скрипом вылетали из доски и она уже не казалась такой страшной и уродливой. Потом папа в размер обрезал ножовочкой концы и прилаживал доску на верстаке под рубанок.
Верстак у папы был знатный, удобный, с рабочим столом из толстой гладкой древесины и ручным струбцинным зажимом, чтобы можно было отстрогать торец доски. «Ладный у тебя верстачок, Андреич!» - говорили ему с завистью соседские мужики, глядя, как папа надежно прилаживает на нем доску…
Вот и я с восторгом глядел на отца. А он, тряхнув чёрным кудрявым чубом, начинал рубаночком аккуратно строгать доску и знай себе напевает под нос какую-то популярную песенку «эй рула, ты рула, ты рула ла ла…» и легко скользит по доске инструментом. Движения лёгкие, размеренные, видно, что работает мастер. Из под рубанка летят во все стороны тонкие завитушки стружек, пахнущие свежим деревом и смолой, я жмурюсь от солнца и хлопьев стружек, падающих на меня, улыбаюсь и…о чудо! на моих глазах доска превращалась из страшной испещрённой уродины в гладкую и ровную дощечку с гладкими краями и чистой белой поверхностью!
Ну разве это не чудо?
Папа освобождает готовую доску с верстака, глядит на торцы, прищурив глаз, мерит каким то деревянным приспособлением края, достаёт кусок наждачки и зашлифовывает острые углы доски…
«Вот - так! И перетакивать не станем!» - весело подмигивает он мне и удовлетворённо поглаживает получившуюся доску. У него много всяких забавных присказок было припасено для веселых случаев и меня радовало, когда он со мной ими делился)))
А потом папа всегда основательно осматривал свой инструмент, вынимал лезвие из рубанка, проводил им по ногтю, касался подушечкой пальца и непременно поправлял его на оселке, осторожно и тщательно. Затем он устанавливал лезвие на место, зажимал клином и осторожно постукивал молоточком, то по клину, то по торцу рубанка. Папа в этот момент был серьёзен и сосредоточен. А я наблюдал за этой магией распахнутыми глазами, буквально затаив дыхание…
Эта привычка отца беречь и содержать рабочий инвентарь была у него всегда: Каждый инструмент должен быть идеально исправен, - повторял он мне. И лишь после этого рубанок занимал своё место.
Папа убирался на верстаке, подметал стружки на полу и сарайчик обретал свой идеальный деловой уют.
Сейчас, держа в руках старый отцовский деревянный рубанок, я думаю, что вероятно также в свои детские годы сидел маленький Ванюшка в сенях дома деда Игната Святкина в Старой Берёзовке и смотрел как дед плетёт лапти или чинит соседский примус, тоже следил за ловкими движениями его умелых рук. Возможно, в эти минуты дед Игнат рассказывал внуку о своих военных походах на русско-японской войне или ненавязчиво обучал мальца основам крестьянского мастерства. Не знаю я теперь точно, как коротали они эти вечера за мужским рукоделием, напевал ли дед за работой, шутил или был серьёзен. Но Ванюшка точно восхищался дедовым инструментом. Об этом он мне рассказывал сам и описал в своих воспоминаниях. И у деда Игната, писал он, весь инструмент был всегда исправен и знал своё место…
К сожалению, эту привычку всегда терпеливо прибираться на верстаке и идеально содержать свой инструмент я в полной мере не перенял у папы. Я это лишь продолжаю в себе воспитывать, но папин рубаночек я стараюсь всегда держать заточенным и он занимает своё почётное место в моей маленькой мастерской.
Спасибо тебе, папа, за рубаночек!
Нет комментариев