В начале 1944 года в села Чечни привезли работников НКВД, переодетых в красноармейцев.

Якобы на учения. Их расквартировали в домах горцев, где многодетные семьи и без того едва сводили концы с концами. Однако чеченцы не роптали. Будучи по своей природе людьми гостеприимными, они относились к непрошеным гостям терпеливо и дружелюбно. Делили с ними последний кусок хлеба.
В доме Магомадовых тоже жили двое. Хасуха, узнав о постояльцах, стал чаще появляться в семье. Но его никто не трогал, его фамилией не интересовались, гости вели себя так, будто и сами не знают. для чего на самом деле их сюда направили. Тем не менее Хасуха относился к ним с опаской, зная, что власти не простят ему побега из тюрьмы и абречества.
Как-то к постояльцам приехал подполковник Буканов. Хасуха сразу почувствовал неладное. А важный гость прикинулся этаким добрячком. Чтобы расположить к себе Хасуху, при первом же знакомстве подарил ему револьвер. Но абрек разгадал его замысел: это могло послужить поводом для обвинения в похищении у подполковника оружия. Тем не менее револьвер Хасуха все-таки взял.
— А что ты мне подаришь? — спросил подполковник.
— Что я могу тебе подарить, ведь у меня ничего нет, — ответил абрек. И тут же, сообразив, добавил: — Возьми вот эту шапку, это все, что у меня есть.
Офицер взял папаху, надел ее и подошел к зеркалу. Делая вид, что любуется собой, он тянул время, выжидая удобный момент. Папаха из золотого антика действительно шла ему. Хасуха понял, что медлить больше нельзя. Он попытался выйти из дома. Но гость, наблюдавший за каждым его движением, окликнул:
— Куда же ты, кунак? Погоди, посмотри, как я выгляжу в твоей папахе. Ведь теперь мы с тобой кунаки до гроба. Давай посидим, поговорим. Я же в гостях у тебя. Да и холодно на улице, как-никак зима.
— Мне надо коня своего забрать у соседа, — спокойно сказал Хасуха.
— Небось, заждался. Я обещал прийти. Может, ты мне дашь свою шубу, я не надолго, на несколько минут.
Не чувствуя подвоха, гость отдал свой овчинный тулуп. Хасуха оделся и быстро вышел. Укрывшись в отдалении, он стал наблюдать за своим домом, куда вскоре поспешно прошли около десятка вооруженных людей. Опасения Хасухи подтвердились. Напрасно прождали чекисты до самого утра. Подполковник был в ярости. Он угрожал жене, детям. Требовал срочно найти Хасуху или сказать, где его искать. Но было уже поздно: абрек перехитрил его, оставил в дураках. С тех пор Хасуха редко появлялся дома. Знал, что за его родными ведется слежка.
Хасуха ушел к горе Гати-Лам и оттуда продолжал совершать диверсии. За неделю до выселения чеченцев и ингушей Хасуха сообщил матери, которую часто навещал, о зловещих слухах. И твердо сказал, что Чечню не покинет, останется в горах.
— Значит, сын мой, моими детьми будут и пятеро твоих? Как же я их прокормлю? — заволновалась мать.
— Аллах вас не оставит, нана, — сказал Хасуха, — приспособитесь как-нибудь. Живым я им в руки не дамся. За меня не волнуйся.
— Ну что ж, пусть будет так, как ты решил, сынок, — смирилась мать.
— Береги себя, я буду за тебя молиться. Да хранит тебя Бог!
Через неделю Хасуха стал свидетелем жуткого зрелища: его детей, братьев, сестер и мать под конвоем погнали со двора. Что он пережил в тот день, когда крадучись следовал за ними к площади! Он видел, как всех его односельчан погрузили в машины и увезли в неизвестном направлении. Он смотрел на происходящее и не только не мог помочь этим несчастным людям, но и не имел возможности подойти к родным проститься. В тот день в селе было больше солдат и чекистов, нежели жителей. Постояльцы, которые жили в домах горцев, оказались карателями из Красной Армии.
Хасухе казалось, что страшнее дня в его жизни не будет. Но что это только начало, он убедился уже назавтра, когда ходил по опустевшим селам и не встретил ни одного человека, лишь мычали недоенные, голодные коровы и лаяли собаки. В эти дни он исходил много сел, надеясь хоть где-нибудь встретить людей. Так он стал свидетелем страшного преступления в селении Хайбах. Сталинские палачи заперли в конюшне имени Берия (так по иронии судьбы называлась колхозная постройка) жителей окрестных сел и сожгли их заживо. Когда огонь охватил конюшню и под напором обезумевших людей рухнули ворота, застрочили автоматы: людей расстреливали в упор. Младенцев, которых матери, пытаясь спасти от огня, выкидывали за ворота, красноармейцы принимали на штыки. Еще дымились обгоревшие трупы, а в Москву летело сообщение:
«Наркому внутренних дел СССР товарищу Л.П. Берия. Только для Ваших глаз. Ввиду нетранспортабельности и в целях неукоснительного выполнения в срок операции „Горы" вынужден был ликвидировать более 700 жителей в местечке Хайбах. Г. Грозный, УВД, полковник Гвешиани». И из Москвы: «За решительные действия в ходе выселения чеченцев в районе Хайбах Вы представлены к правительственной награде с повышением в звании. Поздравляю. Нарком внутренних дел СССР Л.П. Берия».
Абрек оплакивал свой народ, когда убийцы, осуществлявшие геноцид в Чечне, принимали награды.
Хасуха был настолько потрясен увиденным, что впервые плакал горькими слезами и долго-долго потом не мог прийти в себя. Он продолжал обходить одно за другим горные селения, молясь за живых и мертвых. В одном из дворов небольшого села он наткнулся на трехлетнюю девочку, у которой не было сил даже плакать. Видно было, что малышка не ела уже несколько суток. А в доме Хасуха нашел убитых старика и девушку. Видимо, старик был больным и немощным, а дочь не захотела оставить его одного. Их расстреляли в упор, выпустив в каждого по две пули. Хасуха выкопал небольшую яму и предал тела убитых земле. С почти безжизненным тельцем ребенка на руках он тайными тропами пробрался на альпийские луга к знакомому пастуху-грузину и отдал ему девочку, попросив позаботиться о ней. Семья пастуха выходила и вырастила девочку, которая всегда считала Хасуху своим настоящим отцом.