Предыдущая публикация
Женщина, которая готовит ужин или обед и кормит свою семью, несмотря на то, что она устала и измучена и у неё нет настроения – её отругали сегодня все: на работе, в автобусе, в машине, муж, дети, мама, свекровь, – все отругали, и она идёт и готовит еду, исполняет заповедь Божью, потому что именно это сейчас Бог и велит ей делать.
Из-за того, что она делает это, она причащается жизни. И поэтому, хотя и совершенно незнамо почему для неё самой, она засыпает в мире и тишине, а утром встаёт бодрая и идёт на работу, хотя ровно ничего не сделала. А другой человек, который — такая же женщина, на которую тоже накричали, на которую тоже нашумели все, говорит: "Ну, и идите вы. Не буду вас кормить, не буду вам готовить! Раз такие умные – кормите себя сами." Идёт и читает Священное Писание, или акафист для умягчения злых сердец, или ещё что-то, и раздражённая, неспокойная, немирная засыпает, — и такая же просыпается – взволнованная, раздражённая. И снова весь день идёт кувырком, потому что того, что она должна была сделать, она не сделала.
Мужчина, который зарабатывает, добывает хлеб и кормит свою семью – не себя, не свою машину, не свои мечты, не то, что ему нравится, — а свою семью, отдавая ей не только деньги, но и сердце своё, время своё, хотя бы и сил у него не достало на то, чтоб помолиться, – исполняет волю Божью. А мужчина, который закрывает своё сердце от своих детей, запирает на засов двери своей комнаты и читает там Псалтирь или Евангелие, – ничего не достигает, потому что воли Божьей он не исполняет. Если ты так хотел молиться – зачем ты женился, зачем ты рожал детей? Ты должен быть с ними, ибо для того ты их и родил, чтобы отдавать им своё время, свою жизнь, части своего сердца. Если тебе нравится Бог и одиночество, – монастыри открыты, иди и служи там. Но если родил детей – ты должен о них заботиться. И так вся жизнь человека. Она приносит ему приращение жизни, если он творит то, что велит ему Бог, и не приносит ему ничего, если он творит то, что ему нравится или хочется самому.
Но если бы мы захотели исполнить заповеди Божьи, то мы бы увидели со всей очевидностью, что Бог хочет от нас одного: чтобы мы любили. Но любовь человек понимает, обычно, так: вот идёт нищий – надо дать денежку; вот пришёл человек попросить – ну, ладно, сволочь, конечно, он, негодяй, но, так и быть, дам ему, пусть подавится, – тоже сделаю доброе дело. Или, например, ребёнок несчастный просит: мама, спаси, выручай – задолжал банку полтора миллиона. Ну, как же тут быть? Любить велел Бог. Буду помогать, как-то гасить долг, вытаскивать своего ребёнка из трясины. Вот это мы понимаем. Это мы можем. Мы можем даже поднять человека, лежащего на дороге. Мы можем остановиться напротив человека, который голосует на трассе. Мы можем вывести человека из леса, если он там заблудился. Но мы никогда в жизни не запретим себе не судить. Мы осудим того, кого подвезли. Мы осудим того, кого вытащили из леса. Мы осудим своего ребёнка, который вляпался в эту историю с банком. Мы осудим нищего, который просит и больного, который болеет, хотя сами же ему помогаем. Мы не можем их любить. Помогать мы ещё способности не потеряли, но любить не можем. Он нам чужой. Мы не испытываем нежности к нему. Это и есть смерть. Мы думаем, что любовь – это помогать. Но ведь все помогают друг другу: и в Китае, и в Австралии, и в Южной Америке, и в Африке, – люди, более или менее человечные, помогают друг другу. Бог говорит об изменении нашего сердца, чтобы каждый человек стал нам родным, близким. Ведь даже тот человек в притче о милосердном самарянине – что же в нём хорошего? Что он мимо не прошёл? Нет, то, что он отнёсся к нему, как к родному, то, что он не только донёс его до места, где о нём позаботятся, но и проявил заботу: если что-то там будет сверх того, я заплачу. Он отнёсся к нему, как к родному человеку, у него сердце болело. Он не просто оказывал какое-то сострадание, он воспринял его, как родного, как человека, который ему близок. А мы так не делаем. Или мы делаем так, что одному человеку поможем, а сотню других осудим. Мы поможем человеку: приведём и накормим его, — а сына по телефону отругаем и в помощи ему откажем. Мы человеку, который попросил помощи, поможем, — а жене, которая пришла, плача и прося утешения, скажем: иди отсюда, я устал. Это всё говорит о том, что мы главного-то не исполняем, любви в нас нет. А воля Божья была, чтобы мы любили друг друга. И, когда мы попытаемся это сделать, мы поймём, что не можем сделать ничего: мёртво наше сердце, пусто, лживо. Оно может помогать, а любить — не может. И нужен Христос, чтобы Он вошёл в моё сердце и приобщил меня той любви, которой Он Сам любит всех. И, если не будет во мне жить Христос, – я погибну, — независимо от того, сколько денег я раздал. Как говорит о том апостол Павел: даже если всё имение я раздам, а любви у меня нет, то не принесёт мне это никакой пользы. Если даже я буду исцелять всех людей вокруг и прикосновение моего мизинца будет воскрешать мёртвых, – нет мне в том никакой пользы, если в сердце моём не будет любви. Так говорит Писание.
Именно этого и только этого требует от нас Бог. Он не говорит: давайте идите любить, — Я посмотрю, как у вас это получится. Он говорит: «Вот Я пришёл. Я хочу жить в твоём сердце. Пусти Меня, — и ты будешь любить всех так же, как Я. Но пусти Меня в своё сердце. Дай Мне жить там. Отдай Мне своё сердце, — и ты узнаешь, как Я люблю людей, как они Мне дороги и близки. И ты будешь проливать за них кровь, как пролил Я; и будешь молиться со слезами по ночам, как молился Я. И каждый тебе станет дорог, и за каждого ты захочешь сойти в ад и не сможешь осудить никого, как никого не сужу Я. Вот это – христианство. Вот это даёт нам Христос. Именно даёт – не требует. Даёт: приди и вкуси и увидишь, яко благ Господь. И насытишься так, что из чрева твоего потекут потоки вечной жизни. Но только дай мне своё сердце. Дай. Я хочу в нём жить, чтобы тебе было хорошо, чтобы ты прикоснулся к вечной жизни. Аминь.
Иерей Константин Корепанов
Следующая публикация
Нет комментариев