ВАСИ...
Говорят у каждого врача своё кладбище. У Сабели их было два. Одно из тех, кому пытался помочь, другое – из тех, кому даже не пытался. И если с первыми всё более-менее понятно: кто-то не перенёс операцию, кто-то справился и жил счастливо, пока болезнь не вернулась опять, и победить её уже не удалось, то со вторыми было сложнее.
Люди не верили, или не хотели верить, что Вениамин Андреевич видит по лицу ещё неосязаемые признаки болезни.
А первым был парень. Доктор помнил, как в голове что-то щёлкнуло – болен. Сначала подумал наваждение, заработался. Но неведомая сила толкала вперёд: «Ты не можешь молчать! Скажи, предупреди».
Парень покрутил пальцем у виска:
– Ты чё? Какая онкология? Я здоровее всех живых.
В следующий раз они встретились через год в больничной палате. Помогать было уже поздно.
Люди шарахались от врача как от чумы, когда он пытался заговорить. Несколько раз сдавали в милицию. А однажды побили.
И Вениамин смирился – перестал разглядывать лица, ходил с опущенной головой, прятал глаза. Он замкнулся, стал избегать шумных компаний, с друзьями почти не встречался.
Жена не выдержала:
– Сабеля, ты превращаешься в бирюка. Так жить нельзя!
Вениамин отмалчивался. Впустую молоть языком не хотел, а объяснить, что происходит, не мог. Он запирался в кабинете, записывал наблюдения мелким убористым почерком, так непохожим на врачебный. Искал подтверждение своим догадкам – штудировал интернет, или, обложившись книгами и журналами, перечитывал старые источники.
Лёля ушла тихо, без скандалов и истерик. Вениамин не сразу заметил исчезновение жены.
– Хлеба нет. Захвати, когда домой пойдёшь, – попросил он по телефону.
– Сам. Теперь всё сам. Я подала на развод, – услышал он дрожащий голос жены, и абонент отключился.
У Сабели осталась только работа. В больнице некогда думать о тех, кто ещё не знает о болезни. Нужно помогать тем, кто хочет выиграть в смертельной схватке. Но постоянная битва выматывала, отнимала душевные и физические силы. К сорокапятилетнему рубежу Вениамин подошёл разбитым.
Утром в день рождения он увидел в зеркале то, что видеть бы не хотел. Но не испугался – горько усмехнувшись, вспомнил слова любимого сатирика: «Что охраняешь, то имеешь и ещё с друзьями делишься!» С друзьями делиться этим не хотелось. Да и не осталось их, по большому счёту.
Позвонил в клинику:
– Мне нужна неделя. С сегодняшнего дня. И давай без вопросов!
– Днюху зажать хочешь, – заржал в трубку главврач. – Не получится! Фуршет с тебя.
– Всё будет, уже заказано. Пируйте... Только отпусти.
– А операции?
– Плановых нет. Моих больных Егорову передай. Он хоть и молодой, но толковый.
– Ладно, – дал добро главный. – В счёт отпуска.
Вениамин швырнул сотовый на диван. В голове звенело. В висках больно пульсировало: «По-че-му я?» Оделся, вышел на улицу. Бесцельно бродил по городу, усыпанному пёстрой осенней листвой, жадно всматривался в лица прохожих. Теперь он понимал, почему боялись его слов. Страшно услышать такое. Ещё страшнее принять.
Вечером купил бутылку водки, залпом выпил в сквере у магазина, не чувствуя запаха и вкуса. Как человека почти непьющего, сразу развезло. Потянуло на разговоры. Но собеседников не нашлось. Он подозвал свистом бездомную дворнягу, кинул ей пластинку сервелата, который брал на закуску.
– Что, друг, как тебе такие деликатесы? Праздник у тебя? И у меня праздник. Ешь за мой день рождения и моё здоровье.
Собака, расправившись за пару минут с упаковкой нарезки, предано смотрела в глаза.
– Мало? Ещё купим, – Вениамин поднялся со скамейки. – И не язык помазать, а целую палку.
Уборщица возила тряпкой в тамбуре магазина.
– Опоздал, милок, закрыто, – техничка, растопырив руки, не пускала в торговый зал.
– Пять минут до закрытия, – постучал Сабеля по циферблату дорогих часов и прорвался через преграду: – Я быстро.
– Мужчина, вы куда? – взвизгнула кассирша.
Вениамин провёл рукой по горлу:
– Во, как надо!
– Петровна, чего ты дверь не закрыла?
– Не успела, Валюш.
– Беги, смотри теперь, чтобы не разбил чего. Видать, сильно мужику догнаться приспичило.
Прогнозы кассирши не оправдались. Припозднившийся покупатель выложил на стойку сетку апельсинов, кусок сыра, название которого Валентина никак не могла запомнить, большой батон варёной колбасы и коробку дорогущих конфет.
Вениамин расплатился, сгрёб покупки в пакет и исполнил подобие реверанса.
– Мужчина, а конфеты? – протянула коробку кассирша.
– Это тебе, – не оборачиваясь, бросил он.
– Спасибо, – улыбнулась Валентина.
Мужчина расплачивается на кассе в магазине.
Когда она вышла из магазина, на ступеньке крыльца сидел недавний покупатель. Дворняга у его ног грызла колбасу.
– Чего расселся? Домой иди. Холодно, простынешь.
– Сейчас, – буркнул мужчина, но не пошевелился.
– Может, тебе такси вызвать? Где живёшь? – Валентина достала телефон. – Адрес какой?
Вениамин наморщил лоб:
– Не помню.
– Хороши дела. Мне что, до утра с тобой кувыркаться?
Мужчина вздохнул и опустил голову.
– Прощай,– Валентина зацокала каблуками, с хрустом ломая тонкий лёд на лужах.
«Вроде приличный. На алкаша непохож. Одет хорошо. И при деньгах, судя по всему. Может, случилось у него что?» – размышляла она. Дошла до угла дома, обернулась. Под яркой вывеской магазина силуэт мужчины выглядел беспомощным и печальным.
Повернула назад. Шла, ругая себя: «Эх, Валька! Никак успокоиться не можешь? Мало в жизни плюшек получала? – Ветер подгонял в спину, норовил вырвать из рук пакет с коробкой. – Да не собираюсь я отношения заводить. Стар он для меня и, как будто, молью побитый. Тогда зачем возвращаешься? Не хочу умереть от мук совести, что бросила человека замерзать на улице. А не проще с совестью договориться?» – Валя усмехнулась. Договориться проще. А жить потом как?
– Вставай, – распорядилась она. – У меня переночуешь. Только без глупостей!
Мужчина поднялся.
– А как же… – показал он на собаку.
Та, решив, что хотят отобрать колбасу, зарычала, схватила остатки батона и побежала прочь.
– Проходи, – Валентина щёлкнула выключателем в коридоре. – Только тихо. Не одна живу. Коммуналка. – Она открыла дверь комнаты. – Располагайся.
Вениамину показалось, что попал в восьмидесятые. Полированная мебель с хрустальными вазами на стеклянных полках, шифоньер поперёк комнаты, за которым непременно должна стоять кровать, на стене ковёр и часы в деревянном корпусе, клетчатый плед на диване… Сердце сжалось от боли: как в детстве, в квартире у бабушки.
– Чего застыл? Удобства прямо по коридору. Только аккуратнее. Это тут чистая территория, а там соседи и тараканы.
Сабеля долго стоял в туалете, размазывая грязными руками слёзы по лицу. Тогда, сорок лет назад, он был по-настоящему счастлив. Потом жизнь превратилась в гонку: быть, как все и даже чуть лучше. Золотая медаль в школе, красный диплом в институте, работа в престижной клинике, женитьба на дочери важного чиновника. Прожитые годы выглядели серыми и безрадостными, как этот санузел, освещённый тусклой лампочкой. А высокая цель служения людям обернулась борьбой за снижение показателя смертности по отделению.
Когда Вениамин вернулся, хозяйка порхала по комнате в домашнем халатике.
– Накормить? – спросила она.
Сабеля пожал плечами.
– Садись, – Валентина поставила перед гостем тарелку. – Зовут-то тебя как?
– Вася, – буркнул он и, спохватившись, исправился: – Вениамин Андреевич Сабеля. Васей мня коллеги называют из-за подписи. Три заглавных буквы, росчерк и строчечная я.
Женщина хмыкнула:
– Тогда я тоже Вася – Валентина Александровна Синицкая.
Мужчина никак не отреагировал на шутку и без всяких эмоций произнёс:
– А у меня сегодня день рождения.
– Теперь понятно, что празднуешь.
Вениамин помрачнел:
– Другое. Подарок нежданный получил – ра.к у меня.
– С чего ты взял? – нахмурилась Валентина, бухнувшись на стул.
– Сам онколог. Двадцать лет в профессии.
Глаза женщины повлажнели.
– Что делать собираешься?
– Не знаю, – он, подперев по-бабьи щёку, смотрел в пустоту.
Валентине захотелось прижать его к груди, погладить по голове, как маленького ребёнка.
– Всё ты знаешь. Только лечить тело, когда душа больна, бессмысленно.
– С чего ты взяла, что душа больная? – пьяно хмыкнул Вениамин.
– По глазам видно. И маешься, как неприкаянный.
– Что ты понимаешь? – Сабеля, путаясь и сбиваясь, вывалил на женщину всё, что накипело. – Я помочь хотел, а они…
– Зачем обвиняешь кого-то? Ты не о них думал.
– А о ком?
– О себе. Теорию свою хотел доказать, прославиться.
– Да, хотел. Что в этом такого?! – взъерепенился Вениамин.
– Гордыня плохой помощник.
– Что же ты, такая умная, за кассой сидишь и в сарае этом живёшь?
– Откровенность за откровенность, – прищурилась Валентина. – Бывший муж пил и бил нещадно. А потом в ногах валялся. Прощала, надеялась на лучшее. Развелась, когда сил терпеть не осталось.
Она говорила монотонно, словно читала скучную книгу. Вениамин не перебивал, думал о своём: «Шальная или блаженная? От пьянчуги натерпелась, а меня пожалела, домой притащить не испугалась».
– Три года на мужиков смотреть не могла. За это время оправилась, магазинчик небольшой открыла. Когда появился красавец с томными глазами, готовый носить на руках, поверила в счастье. – Валентина отхлебнула остывшего чая, выплюнула его обратно в кружку, встала, вылила в цветок на окне.
«И ведёт себя странно. Какая нормальная женщина так поступит?» – недоумевал Вениамин. А Валентина, не обращая внимания на его пристальный взгляд, продолжала:
– Ко мне переехал. Нарадоваться не могла. Игроком оказался. Обобрал до нитки. Банк квартиру отобрал. Я же сдуру заложила её под кредит для соловья сладкоголосого. И магазинчик пришлось продать.
Она включила чайник.
– Налить горячего?
Гость кивнул.
– За кассу села не от хорошей жизни. Но это мой выбор, – Валентина взяла конфету из коробки и целиком положила в рот.
«Хабалка. Ни манер, ни воспитания», – раздражённо поморщился Вениамин.
– Среди людей проще всего затеряться. Только от себя не спрячешься и не убежишь.
«Философ доморощенный, сейчас будет жизни учить. Ничего, я тебе тоже покажу», – он потянулся за конфетой, откусил, демонстративно посмаковал, слегка покачивая головой.
Но женщина не обратила внимания на его ужимки.
– Хоромы эти мне одна старушка в наследство оставила. Я ей продукты приносила, по хозяйству помогала, врачей вызывала. Понимаю, что цепляться за прошлое нельзя. Я бы и ремонт давно сделала, и мебель новую купила, да руки не поднимаются. Как будто память человека предам, – Валентина задумалась.
– Как старушку звали? – прервал молчание Вениамин.
– Имя у неё хорошее – Надежда.
– Как мою бабушку, – прошептал Сабеля и добавил осипшим голосом: – Извини, не хотел обидеть. Не меняй пока ничего.
– Ладно, укладываться пора, мне на работу завтра. Тебе на диване постелю.
Вениамин долго ворочался, вздыхал. Валентина тоже не спала.
– Я не всё сказала, – подала она голос. – От мужа ушла, когда ребёнка потеряла. Он меня по животу пнул. Я тогда ему зла пожелала. Когда умер, волосы рвала, себя в смерtи обвиняла. По сути, моей вины нет – отравился суррогатом. А мучит меня это, покоя не даёт.
У Вениамина остатки хмеля испарились: «Досталось бабёнке». Он приподнялся на диване.
– Я семью нормальную хочу, мужа любящего, детей. И возраст уже подпирает, не девочка, – всхлипнула она и заключила: – Мне тоже душу лечить надо.
– Образуется всё, – выдавил Сабеля и сам скривился от этих слов: «Бамбук! Сочувствие выразить нормально и то не могу».
Мужчина присел на краешек кровати, начал поглаживать Валентину по вздрагивающей спине. «А Лёля детей не хотела. Фигуру испортить боялась. – Он невольно сравнивал женщин. – И горя у неё не было. «Ой, я ноготь сломала!» – в этом трагедия всей жизни. А Валя настоящая. И хлебнула немало».
– В церковь ходила, не помогло, – Валентина почти успокоилась. – Баба Надя на Алтай к шаману съездить советовала. Говорила, чудеса творит. Сама у него была…
Вениамин встрепенулся, перебил:
– А где искать того шамана, знаешь?
– Адрес есть.
– Мне дашь?
– Конечно.
– Ноги замёрзли, – вскочил Сабеля и вернулся на диван. – Спокойной ночи!
Уснул он сразу. Снилась тайга, костёр и босые дети, бегущие по высокой траве. А Валентина ещё долго вспоминала тёплые и нежные руки гостя.
Утром оба стыдливо прятали глаза, как случайные попутчики купе, наговорившие за ночь лишнего. Расставание получилось скомканным. Валентина протянула бумажку с адресом:
– Пока.
– Пока, – Вениамин суетливо сунул клочок бумаги в карман и втянул голову в плечи. – Не поминай лихом.
Он чувствовал взгляд в спину. Хотел обернуться, что-то сказать, но не решился.
Дома долго стоял под душем. Струи воды били по телу: «Бред! Зачем мне это? Какой шаман? Я врач. Есть база знаний, есть опыт, в конце концов», – разум отказывался принимать то, что невозможно объяснить. В зеркале отражалось лицо с лихорадочно горящими глазами.
Сомнения не отпускали. Отыскал телефон. Тридцать семь пропущенных за вчерашний день. Входящего от Лёли не было. Набрал жену:
– Привет. Как дела?
– Нормально. У тебя что-то случилось? – голос был холодный и равнодушный.
– Всё хорошо.
В трубке раздались гудки. Стало легче: «Точка поставлена. Нужно двигаться вперёд. Вопрос в том, куда?»
Вениамин хотел заняться бумагами, но не мог сосредоточиться, мысли возвращались к Валентине: «Удивительная женщина».
А она сидела за кассой и никак не могла собраться. Даже Петровна заметила:
– Чего смурная?
Отмахнулась:
– Голова болит.
Не отпускало напряжение, возникшее ночью. И страх был. Не за себя. «Теперь будешь переживать за этого малахольного? Кто он тебе? Никто! Вот и успокойся».
Отвлеклась, когда повалил народ. Быстро сканировала товар, принимала деньги, пробивала чеки. Когда пикнула сканером по коробке конфет, отметила на автомате: «Вторая за два дня», – и подняла глаза на покупателя.
– Привет! На завтрашний рейс есть билеты до Барнаула. Ты можешь взять отпуск?
– Не отпустят, – Валентина испуганно прижала руки к груди.
– Тогда увольняйся! – Вениамин чуть заметно улыбнулся: – Какой твой положительный ответ?
=================================================
....... автор - Наталья Литвишко (орфография автора)
Комментарии 22
У неё уже спрашивали.
Пока ничего нет.
Большое спасибо за рассказ