"А вы планировали поручить нам взорвать завод имени Лихачева?"
Дина Рубина
Ну и вот, четыре года назад звонят из одного серьезного учреждения, предлагают на этот раз поехать выступать в Россию и Украину. Я задумалась, честно говоря. По другим-то странам я разъезжаю, как офеня – с котомками, груженными книгами, пользуясь полной и абсолютной свободой слова – как печатного, так и непечатного. Сама себя оплатчик, зато сама себе ответчик, сама себе хозяин, сама себе бурлак. А тут – кто их знает, стелют-то мягко… Не люблю я все эти государственные конторы независимо от страны проживания.
Пока раздумывала – ко мне прицепилась Кларочка Эльберт, директор Иерусалимской русской библиотеки. "Мась, возьми меня с собой. Я тебя не обременю, я тебя слушаться буду. Мы там с тобой прорву дел провернем!" Знаю я ее прорву дел. Будет, как одержимая, отовсюду книги собирать для своей библиотеки – с населения, с библиотек, с организаций, с издательств. Ведь именно так она насобирала свою знаменитую библиотеку. Никто ей отказать не может.
Кларик, вообще-то, как у меня уже воспето в романе – дама очаровательная и даже обольстительная, но после тяжелой болезни плохо слышит. Эта якобы незащищенность и хрупкость призваны скрывать то очевидное обстоятельство, что Клаpa человек государственного ума и выдающихся дипломатических качеств, словом – деятель международного масштаба.
К тому же, как попутчик и компаньон она совершенно не обременительна: никогда не будет качать права по пустякам – скажем, каким транспортом или дорогой куда добираться. Она предпочитает во всем вам довериться. Никогда не станет спорить – что готовить на завтрак и какой чай выбрать. Наоборот: предоставит вам возможность налить ей чай, положить сахар и размешать ложечкой.
– Я, пожалуй, отдам тебе Кларины документы, – сказал мне ее муж Коля в аэропорту, – она обязательно потеряет. И вообще, присматривай там за ней.
Как-то так само собой вышло, что я стала техническим директором концессии. Клара – ее летучим ангелом. Сиреной, какие украшали когда-то носы кораблей.
Перед поездкой, дней за пять, нас вызвали проинструктировать.
Инструктировали нас в трех кабинетах. В первом сидела девчонка лет двадцати трех, офицер госбезопасности. Мы чинно уселись, я – справа от Кларика, потому что правым ухом она все-таки что-то слышит, когда мизинцем вкручивает слуховой аппарат.
– Мне не надо вам рассказывать, – начала девочка-офицер, – в какую опасную, тяжелую страну вы едете. Для собственной безопасности вы должны запомнить несколько жестких правил поведения. Прежде всего, в первое подъехавшее такси не садиться, садиться во второе.
– Видишь ли, мотэк, – говорю я девочке-офицеру, – я, вообще-то, родилась в этой опасной тяжелой стране, и на моей памяти – первое такси там может проехать в десять утра, а второе – в десять вечера.
– Во-вторых, – продолжала та, не обращая на меня внимания, – вы наверное, захотите навестить там друзей или родственников? Так вот, если вы куда-то собрались, вы должны связаться с посольством Израиля и сообщить – куда едете. Потому что, если случится нечто непредвиденное, вы знаете, как Израиль трепетно относится к вопросу перевоза останков на родину.
Тут Кларик встрепенулась и спрашивает меня: – Чьих останков, мась?
Я отмахнулась, говорю – расслабься, не дождутся. А девочка-офицер продолжает инструктаж:
– Конечно, – говорит, – плохо, что вы летите самолетами. Просто не знаю, что с этими самолетами делается: падают и падают, ну, падают и падают А вообще, я уверена, что на этот раз все обойдется, и желаю вам приятной поездки.
Потом нас завели во второй кабинет. Там сидела баба, тоже офицер. Кларик опять садится от меня справа, чтобы я ей в ухо орала. Ну, я-то, выборочно ору, не стану же я ей переводить про падающие самолеты…
А та, вторая баба, говорит:
– Вы едете в Россию, вы знаете, конечно, какая это опасная страна. Вы должны выучить несколько жестких правил поведения. Деньги и документы носить на теле. Но несколько долларов – в кошельке, чтобы в магазине не лезть в нижнее белье.
– Мыться можно? – спрашиваю я серьезно, и та серьезно отвечает:
– Смотря по обстоятельствам. К вам на улице может подойти КГБ… Нет, это, конечно, не тот КГБ, что вы помните, но никуда он не делся. Так вот, если что – вы ничего не знаете, вы – по культуре.
– А разве это не так? – спрашиваю я осторожно. – Мы, вообще-то, полагали, что мы – насчет культурки. А вы что – планировали поручить нам взорвать завод имени Лихачева?
Та и бровью не повела на мой дешевый юмор. Что значит - офицер.
– Если к вам пристали и тянут в машину – ногою в пах!
Кларик засуетилась и спрашивает: – Кого ногою, мась, а?
Расслабься, говорю, Кларик. Если понадобится – всех ногою.
– Придется купить вам велосипедную цепь. Ее надо наматывать…
– На кулак, – подсказала я.
– Нет, – возразила она невозмутимо. – Вот, взгляните на эти фотографии.
Полезла в ящик стола, и, признаться, я бы не удивилась, если бы она стала демонстрировать фотографии наших обезображенных трупов.
Но на фотографиях были дверные ручки разных конфигураций в купе поезда, обмотанные велосипедной цепью.
– Вот, – сказала она, – таким образом. И проводника не пускать.
– Но как же? – возразила я, – Он же должен билеты забрать.
– Не пускать и все, – отрезала она. – Плохо, что вы поездом едете. Все-таки самолетами спокойней: днем, на людях. А в этих поездах, да еще ночью – ворвутся в купе, ударят тяжелым по голове, да и выбросят на рельсы…
Чувствую, моя Клара стала напряженно вслушиваться: - Кого на рельсы, мась?
Я ей – да расслабься, Кларик, проводника на рельсы, кого же еще? У него работа такая.
– Ну, вот, – говорит нам женщина-офицер. – Кажется, все обсудили. И в любом случае – желаю вам приятной поездки.
Вышли мы из кабинета, я Клару под ручку поддерживаю, чувствую – ей на воздух хочется. А нам говорят – нет, еще один инструктаж, самый главный.
И попадаем мы в кабинет к молодому улыбчивому мужику. Сели. Я – справа от Клары.
Мужик говорит – Ну, вам уже все рассказали?
– Да, – говорю, – мы едем в опасную тяжелую страну.
Он поморщился: – Ну, это преувеличение. По России сейчас относительно спокойно можно передвигаться, в поездах Петербург-Москва чисто, тихо… Запомнить нужно только одно единственное правило - вовремя пописать.
Я решила, что чего-то не поняла. Я ведь в иврите тоже не так чтоб профессор. Сделала внимательное лицо, вдумчивое, говорю: – Простите?
– Пописать вовремя, – приветливо повторяет он. – У нас ведь как – туалеты повсюду, чуть ли не на взлетно-посадочной полосе. А там – помните, небось, какие аэропорты. Запустят вас после сдачи багажа в накопитель, и – никакого туалета, а в самолете воды нет. Так что, помнить и соблюдать - вовремя пописать!
Забегая вперед, скажу, что это был единственно дельный совет, которому мы неукоснительно следовали.
https://www.newsru.co.il/mideast/17sep2024/sna_145.html AP Photo/Hussein Malla
...Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев