Предыдущая публикация
Воспоминание о событии 3 года назад
О «КРАСНОМ КАЛАЧЕ» и «кровавой мясорубке» 1918 года
/Да, это было. Но такое НИКОГДА НЕ ДОЛЖНО ПОВТОРИТЬСЯ/
Описываемые события основаны исключительно на архивных документах, воспоминаниях участников, показаниях свидетелей и обвиняемых по уголовным делам. Нет никаких авторских домыслов. Непосредственные выдержки из текстов приводятся в кавычках. Виталий Гусев.
Изначально Калач был небольшим хуторком Пятиизбянской станицы 2-го Донского округа Войска Донского. Его нет в основательном атласе 1792 года, детальном чертеже ок. 1807 г. Отсутствует и на «Генеральной карте Земли Войска Донскаго» 1823 г. Лишь в «Подробной карте Земли Войска Донскаго» 1833 г. чуть ли не впервые упоминается населенный пункт «Колачевской». Официально признанная дата, якобы 1708 год, – откровенная выдумка, не подтвержденная актами, и вообще не выдерживающая никакой критики /вспомним хотя бы о Булавинском восстании, разгроме его царскими войсками, и уходе казаков с голубинским казаком Игнатом Некрасовым на Кубань, – все в тот же 1708 г./.
«Но с проведением в 1861-м году железной дороги "Калач – Царицын", связывающую Волгу с Доном и с образованием в Калаче перевалочного пункта, через который ежегодно проходило десятки миллион пудов товаров, хутор стал расти за счет иногороднего населения». Развивались гавань, «судостроительные верфи, и наличие постоянной погрузочной работы – образовался класс рабочих, который в 1918 году первым выступил на защиту Октябрьских завоеваний, за что жестоко поплатился».
«Гром Октября долетел до оплота Контр-Революции. Забурлил, заволновался, заходили гребни седых волн, по старому Дону, Тихий Дон стал бурным, покрасневшим». Полки царской армии возвращались в свои станицы. «Полковой комитет» 38 Донского казачьего полка, привел «весь революционно настроенный полк в полном составе на ст. Котельниково». «Полк находился в вагонах в полном вооружении: с артиллерией, пулеметами, лошадьми. Они ждали распоряжения Царицынского совета, что делать дальше. Ночью раздались артиллерийские выстрелы, полк быстро выгрузился из вагонов, выкатили артиллерию, пулеметы и началась невероятная стрельба. Оказывается, из степей на полк напал генерал Мамонтов со своими войсками. Он хотел врасплох захватать станцию и разбить казачий полк. Стрельба продолжалась несколько часов. Казаки полка отбили наступление Мамонтова и отогнали их в степь, откуда те и пришли. Затем полковой комитет связался с Царицынским Советом, что делать дальше. Им был дан приказ двигаться в революционный Царицын. По указанию Совета Минина и Ермана полк разоружили, а казаков с личным оружием и лошадьми отпустили по домам». Среди них был и казак Пятиизбянской станицы Лука МОРДОВКИН. Его, как «как председателя полкового комитета оставили в Царицыне и ввели в члены в военно - казачей секции».
«В Калач прибывает 21-й казачий полк, в котором замечался наплыв офицеров из других расформированных частей, инженерная сотня, и отдельная казачья запасная сотня». «Белопогонные офицеры, попы, торгаши вели усиленную агитацию против Советской власти».
В феврале 1918 г., из Царицына прислан «уполномоченный по организации Совета» – некто «товарищ Зеленский», инициировал созыв митинга, где «произносил горячую речь, о значении Власти Советов для Трудящихся». Тут же избран «ПЕРВЫЙ КАЛАЧЕВСКИЙ СОВЕТ РАБОЧИХ, КАЗАЧЬИХ и СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ, в составе Председателя т. НИКОЛАЕВСКОГО и Членов т.т. ПЛЕТНЕВА ГРИГОРИЯ, САРАНЦЕВА ПЕТРА, ДЕМКИНА ДМИТРИЯ, ОГОЛЕВА РОМАНА, ЕРОФИЦКОГО АЛЕКСАНДРА, ЕРОФИЦКОГО ВИКТОРА, ЗОТОВА ЛЬВА, ЧУРБАСОВА, ВЛАСОВА, ЛЕБЕТКИНА, ЧЕМИЧЕВА, ГРЕЧКИНА, быв. воен. чиновника ЯНОВСКОГО, быв. есаула КЛУННИКОВА, и быв. штабс-капитана ИГНАТЬЕВА, который и приступил к работе».
«Первым заседанием Совета было постановлено наложить контребуцию на всю местную буржуазию. За время сбора этой контребуции Совет проявил свою решительность и диктатуру».
Через несколько дней, противники «организации Совета, стали вести подпольную агитацию. В одно время они пытались взорвать здание Совета во время Заседания, но это им не удалось, благодаря доносу казаков – представителей от воинских частей в Совете».
«Немедленно Совет арестовал всех офицеров, посадил в вагон, и стал находить виновных, одновременно сообщив по телеграфу в Царицынский Штаб обороны, о подготовленном покушении».
«На следующий день прибыл» из Царицына отряд МОРДОВКИНА, привезший «два орудия, несколько пулеметов, винтовки, снаряды, гранаты, патроны, продовольствие и обмундированию для Калачевского отряда».
«В этот момент в Калаче появляется видный контр-революционер, калачевский житель, полковник Макаров. Еще не сойдя с вагона, МАКАРОВ бросает вопрос, стоявшему на перроне казаку: «Ну как, станица! Понравились вам большевики своими грабежами?» Тот ответил, что большевики очень хорошие люди, да я и сам большевик!». «Обросший бородой, в плохом военном обмундировании, и без погон, он был не узнаваем. Но все же его узнали и сообщили в Совет».
«По прибытии отряда был созван митинг». «Приехавшие быстро побежали на митинг. В это время у аптеки с лестничной площадки выступал полковник Макаров, которой призывал всю власть передать меньшевикам и кадетам».
По одному воспоминанию: «Совет немедленно арестовывает МАКАРОВА, а также отбирает оказавшиеся при нем военное имущество: полевую двух-колку, винтовки и проч.». На митинге
«МОРДОВКИН заявил, что всех арестованных заберет с собой в Царицын». «Но тут начали выступать представители казачьих частей, оправдывая своих офицеров перед массой. Им поверили, офицеры дали клятву, что выступать против Советской Власти никогда не будут». Еще «в Совет являются родственники МАКАРОВА, отец начинает просить освободить сына, да и сам МАКАРОВ клялся никогда не выступать против Советской Власти. Совет слишком доверял своим врагам и на этот раз он поверил клятвенному обещанию, ярому контр-революционеру, и освободил его». «Через два часа все арестованные офицеры были освобождены».
По другому сообщению: когда Макарова опознали, «подбежавшее большевики во главе с Мордовкиным стали подниматься по лестнице, а Макаров быстро прыгнул на коня, который приготовил его брат Константин и ускакал».
«Красногвардейский отряд пробыл в Калаче два дня, наделал много беспорядков: в тот момент, когда шел митинг, отдельные красногвардейцы производили самовольные обыски, и если что попадалось подходящее, забирали, и выехал обратно в Царицын».
«Вскоре Совет получил приказ, адресованный на имя Калачевского Атамана, где говорилось: всем станичным атаманам 2-го Донского Округа Всевеликого войска Донского – приказываю в десяти-дневный срок произвести мобилизацию всех казаков, могущих носить оружие, для борьбы с красными бандами и большевицкой заразой. О принятых мерах немедленно донести с конным нарочным. Окружной Атаман генерал РАСТЯГАЕВ».
«Приказ попал прямо на Заседание Совета». После чтения «которого, произошел раскол среди членов Совета. Преданные генералу и капиталу члены Совета: ДЕМКИН, ЛЕБЕДКИН, ЧУРБАСОВ и друг., требовали рассылки приказа по хуторам для исполнения, а остальные члены Совета во главе с Председателем НИКОЛАЕВСКИМ и членами: ЯНОВСКИМ, ЧЕМИЧЕВЫМ, ЕРОФИЦКИМ, ПЛЕТНЕВЫМ, ОГОЛЕВЫМ и др., – протестовали».
«Революционная группа Совета постановила немедленно ехать в Царицын за оружием, для организации отряда, ввиду угрожающей опасности».
«На другой день, после отъезда Совета в Царицын, полковник МАКАРОВ учел удобный момент, собрал общее собрание, на которое явились поголовно все старики – казаки и офицеры. В этот день они считали себя хозяевами положения. Выступали исключительно офицеры и казаки, говорившие об обороне "Тихого Дона", разжигая толпу. Офицеры начали организовывать отряд, командующим которого был избран п. МАКАРОВ».
«Под хлопанье бородачей в ладоши МАКАРОВ уже отдал приказание разобрать железную дорогу и перерезать все телеграфные провода».
«На маленькой площади образовалась два лагеря, два трибуна».
«И вот с этой стороны трибуны, опираясь на небольшую кучку рабочих, выступает тов. ИГНАТЬЕВ: он говорил уверенно и прямо "эта белая свора", указывая на МАКАРОВА, "хочет задушить рабочий класс", толпа гудит, страсти разжигаются. "Долой Контр-Революцию" кричит ЕРОФИЦКИЙ.
Дол о о о й! Дол о о о й! – гудит толпа рабочих. Качать – качать! И в воздух взлезают, при восторженных криках т.т. ИГНАТЬЕВ и ЕРОФИЦКИЙ».
"Бей белую сволочь" разделились голоса, и рабочие бросились разгонять собрание и задерживать МАКАРОВА. Но «стрелять было нечем». А у полковника «была подготовлена лошадь, на которой он под крики и тюлюлюканье рабочих, успел ускакать без узды в соседнюю станицу Голубинскую».
«Калачевский Совет, возвращаясь из Царицына, около разъезда Прудбой наткнулась на взорванный путь. По направлению которого поезд пришел на станцию Криво-Музгинскую, где Совет узнал, что в Калаче во время его отсутствия, МАКАРОВ пытался организовать белую банду»; «поступали сведения, что полковник Макаров собирает войска по правую сторону Дона, а тех кто из революционно настроенных, фронтовых казаков, расстреливали».
«Сделав некоторые приготовления, расставив пулеметы на площадке, поезд двинулся на Калач.
Приехав на край хутора… поезд двинулся на ст. Донская. На станции большая толпа рабочих уже поджидала поезд. Увидев своих, рабочие бежали на встречу поезда с криком: "Давай скорей оружие".
Как только организовался поезд на станции, сейчас же было приступлено к раздаче оружия». «И в тот момент … организовался первый Калачевский Отряд, во главе с Командиром отряда т. МОРДОВКИНЫМ».
«Находившиеся в это время в станице Голубинской … узнали, что в Калаче организуется большой отряд Красной Гвардии. МАКАРОВ издает приказ по правобережной стороне Дона мобилизовать всех казаков». «Но провести полностью эту мобилизацию ему не удалось, так как казаки-фронтовики отказывались». «Но все же часть молодежи, стариков откликнулись на зов МАКАРОВА, из которых самыми надежными были "МАМУНИЧИ" – никогда, нигде не служившие». МАКАРОВ организовал штаб «в хуторе Островском Пятиизбянской станицы», и «издал приказ по станицам Голубинской и Пятиизбянской, где объявил себя главнокомандующим против Красных банд».
«Имея все эти сведения, Калачевский отряд пустил конную разведку в составе 20 всадников под командою военного Комиссара Калача т. БАБУШКИНА, с боевым заданием, произвести налет на штаб МАКАРОВА.
Ночью, переправившись на правый берег Дона, разведка двинулась на хутор Остров. Не успела разведка отъехать от Дона, как полил дождь, сделалось так темно, что разведка сбилась с дороги, и проблуждав всю ночь, оказалась совсем в противоположной стороне. На рассвете разведка двинулась в станицу Голубинскую, но по дороге, из опросов жителей узнала, что в соседнем хуторе Липовом Логу, стоит сотня калмык с МАКАРОВЫМ.
Разведка немедленно вернулась в Калач, и сообщила командиру отряда добытые сведения».
Обстановка накалялась. В Калаче нервничали. «Однажды … вдруг среди белого дня ударил набат, но никто не подумал, что это пожар, все знали, что это тревога». Красногвардейцы побежали «на сборный пункт к Совету, а отсюда уже за хутор, к мельнице: приготовились, ждет белую кавалерию, но ничего не видно. Выслали разведку, которая через полчаса донесла, что в логу пасется гурт скота, который и был принят за кавалерию».
Пытались провести «конную разведку в станицу Голубинскую, с определенным заданием». Но «разведка подъезжает к станицы, спешивается, обстреливает станицу через Дон, и возвращается обратно, не только не добыв нужных сведений, но показала свою явную нетактичность, в лице населения той же станицы Голубинской».
«В последних числах апреля 1918 года был назначен с"езд фронтовиков ст. Голубинской, 2-го Донского округа». Из х. Песковатского прибыл делегат МОЛОКАНОВ и привез «постановление от фронтовиков хутора Песковатки и всех граждан, редакция которой была такова: Мы фронтовики хутора Песковатки и все как один граждане, ПРИЗНАЕМ СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ И ВСЕМИ МЕРАМИ БУДЕМ ЕЕ ПОДДЕРЖИВАТЬ ДО ПОСЛЕДНЕЙ КАПЛИ КРОВИ». «Во время открытия с"езда прибежал конный курьер и сообщил, что на с"езд прибывает подполковник МАКАРОВ, наш бывший атаман, а вслед за курьером под"ехал и МАКАРОВ. Когда только что показался в толпе МАКАРОВ /собрание проводилось под открытым небом, около бывшего станичного управления – Президиум сидел на балконе у входа в Управление /, Председателем собрания ВЕЛИКАНОВЫМ подалась команда "Смирно" МАКАРОВ был в погонах, здесь раздались голоса "Ура" и стали бросать шапки вверх, а многие становились на колени провозглашая МАКАРОВА "Спаситель ты наш". МАКАРОВ взошел по приступкам к Президиуму, взял слово и стал говорить, ругая Красную Армию, называя ее грабителями, а в заключение сказал: нам надлежит не дремать, а немедленно стереть Красную Гвардию и Советы с лица земли и теперь же взять в руки оружие». «Вслед за МАКАРОВЫМ и аналогично его слов говорили: Прапорщик ЗОТОВ, хорунжий КОЖЕМЯКИН, КАМЫШАНОВ и др.; а затем стали выступать делегаты всех хуторов», «содержание этих постановлений за исключением хутора Песковатки носили контр-революционный и в защиту Дона». «Когда же пришла очередь» выступать «от хутора Песковатки», «вышел на трибуну» казак ПОПОВ, и «стал говорить в защиту Советов и пролетариата и кому должна быть предоставлена Власть». Но «тут получились: свист - крики: "долой его с трибуны", и крик "убить его". ПОПОВА «сбросили с трибуны и стали толкать, но благодаря сослуживцам фронтовикам, а главное благодаря прапорщику – бывшему учителю ТРУНИНУ», который ПОПОВА «спас от раз"яренной толпы», спрятав в своей квартире и дав возможность «свободно бежать из Голубинской, приготовив лодку для переправы на левый берег Дона». Но все же «вечером получилось волнение фронтовиков и присутствующей массы, МАКАРОВ в эту ночь бежал … с небольшим конным отрядом в хутор Скворенский, а штаб организованный в хуторе Островском, Пятиизбянской ст-цы в тылу хутора Скворенского».
«Примерно в те же дни «апреля 1918-го года в Калаче был созван первый Окружной С"езд Совета». «На Съезде был выдвинут вопрос, об организации больших отрядов красной гвардии, и создания в Калаче штаба обороны 2-го Дон. Округа, т.к. окружная станица Н-Чирская в это время была в руках белых».
«При решении этих вопросов возникло много течений и направлений делегатов Съезда. Явно было заметно, что часть делегатов настроено против организации отрядов красной гвардии». «Представитель ст. Сиротинской АКИМОВ Ал-ндр явился на Съезд в большой офицерской кокарде, [странно, почему его не арестовали], он говорил: "Нам не нужно никаких Красных гвардий! Мы Донцы и нам нужно защищать Родной Дон".
Но, несмотря на все течения и группировки съезда, штаб обороны был организован, начальником которого был назначен командир I-го Калачевского отряда тов. МОРДОВКИН».
«Штабу обороны стало известно, что командующий белыми бандами генерал МАМОНТОВ хочет взорвать Донской мост, штаб которого в это время находился в хуторе Ильмене ст. В-Чирской.
Первому Калачевскому отряду было приказано выступить для охраны моста в хутор Лошки, на 266 версте; занять позицию, и производить разведки. В таком положении отряд пробыл 12 суток. В хуторе Лошках находилось много преданных Советской Власти товарищей, которые узнавая все сведения о противнике, передовали их отряду. МАМОНТОВ готовился к наступлению, но не дожидаясь его, командир отряда тов. ЕРМОЛАЕВ отдает приказ самим перейти в наступление».
«Отряд был крепко спаян, он состоял из лучших бойцов-фронтовиков и хорошо вооружен. Отряд действовал с I-м Серебряковским отрядом, и небольшой группой Сербской кавалерии».
«Выйдя за хутор Немков, была пущена разведка, которая вскоре столкнулась с разъездом противника. Отряд остановился и занял позицию. Через полчаса показались колонны МАМОНТОВСКОЙ ковалерии: их было около 2000 чел.».
«Приблежаясь ближе, ковалерия рассыпалась в пять цепей; наперед выскочила толстая фигура на белом коне, и стала палашом командовать. Конница перешла в атаку».
«МАМОНТОВЦЫ пьяные, как бараны, украшенные георгиевскими крестами и большими нашейными крестами, с длинными бородами, лезли прямо на оружия и пулеметы, с криком "Орудия нащи"!».
В итоге белые отступили, «оставив на поле брани 400 трупов. Наши потери были ничтожные 3 – человека убитых и 3 – раненых».
«5-го Мая 1918 года Калачевский Совет арестовал члена Совета ДЕМКИНА, быв. Полицейского БРАТУХИНА с женой, торговца ГОРШКОВА, и одного извозчика, за шпионаж и подрыв Советской Власти. Все арестованные были препровождены в первый Калачевский отряд, на его усмотрение.
Отряд решил отправить их к ТУЛАКУ на станцию ЧИР, но тот продержал их одни сутки, возвратил обратно, на усмотрение отряда. Тогда Калачевский отряд избрал из своей среды Революционный Трибунал, который стал судить арестованных.
В своем заседании 8-го Мая Революционный Трибунал приговорил всех пятерых – к расстрелу.
Но принимая во внимание их первую судимость, а также их клятвенное обещание, никогда не выступить против Советской Власти – оправдал».
«К этому времени в Калаче успел организоваться 2-й Красногвардейский отряд; в него входили рабочие не имевшие боевой подготовки, и люди, которые взяли оружие, для того, что в первый удобный момент этими же винтовками расстреливать красногвардейцев».
«Отряд был численностью до 300-х сот человек, вооруженный, что называется "до зубов", имел конную разведку, и паровоз с бронерованной площадкой, вооруженной пулеметами. Командиром этого отряда был начальник штабо-обороны тов. МОРДОВКИН».
«МАКАРОВ имел тесную связь с хутором Калач н/Д, сумел влить в отряд МОРДОВКИНА своего шпиона ВЕЛИКАНОВА /вольноопределяющегося, который быстро выдвинулся и уже был Начальником штаба отряда МОРДОВКИНА/, тогда МАКАРОВУ легче стало пробираться в хутор Калач и его окресности».
«Приблизительно в конце апреля МАКАРОВ организовал отряд до 2-х сот человек ис хуторов: Назмища ст. Голубинской»,/ по другим сведениям: «в кол-ве до 500 человек»/, «вооружив ее чем попало: вилами, пиками и пр.», «ночью 8-го Мая переправился через Дон, и тайным образом, пользуясь симпатией со стороны казачьего населения, разметил свой отряд, в трех верстах от Калача, в хут. Камыши».
Командиру 2-го Калачевского отряда «было известно, что банда МАКАРОВА имеет намерение переправиться на левый берег Дона и произвести налет на Калач, но он не обратил никакого внимания на добытые сведения, и не принял соответствующих мер, даже в усилении охраны гарнизона, за исключением условного знака на случай тревоги: частый колокольный звон, – сбор у Совета».
«9-го Мая 1918 года в темную глубокую ночь, имея полное представление о состоянии Красно-гвардейского отряда, и охране гарнизона, а также зная состояние стратегических пунктов и их расположение, МАКАРОВ пользуясь темнотой, обошел хутор и без выстрелов снял выставленные маленькие заставы, которые кстати спали.
Часть из них была порублена, а остальные сумели разбежаться, и сообщили в штаб отряда о нападении. Немедленно была дана тревога, но посыльный успел ударить в колокол раз десять, и убежал.
Настоящую тревогу произвела пушка, которая дала несколько выстрелов».
«Услышав такую тревогу, Калач проснулся в буквальном смысле слова – от мала до велика». «Красногвардейцы хватали винтовки, выскакивали из домов, и бежали на место сбора». Но «пропусков никто не знал, узнать на расстоянии не было никакой возможности, ввиду темноты.
Красные и белые смешались: куда, в кого стрелять, никто не знал, так как кругом поднялась адская стрельба. Зачастую стреляли в своих. Только по выкрикам можно было разобрать: красные кричали "Товарищи", а белые "братцы"».
«Прежде всего, белым удалось захватить такой стратегический пункт как склад оружия, расстреляв таковых и разбив замки, белые наверно вооружились винтовками, бомбами, захватив достаточное количество патрон, с удвоенной энергией повели дальнейшее наступление на захват второго стратегического пункта "орудия" – стоявшего во дворе, около Совета. Команда красно-гвардейцев яростно защищалась, но будучи окруженной со всех сторон, и расстреляв все патроны, оставила орудия».
«Третий стратегический пункт – вокзал Ж.Д. станции "Донская", тоже оказал некоторое сопротивление. В помещении находились три красногвардейца, которые видя безвыходное положение, рьяно защищались, пока не были убиты сквозь стен здания».
«Бой продолжался около двух часов». «Небольшая группа из отряда во главе с Мордовкиным стали отступать с боями к вокзалу, где стоял под парами паровоз с вагонами. Шальная пуля попала в сердце Мордовкину, который успел сказать: "Товарщи! Меня ранило, уходите быстрей на вокзал!"». Бойцы «перенесли его через забор, сияли оружие с умершего командира и побежали на вокзал. Но паровоза не оказалось. Председатель совета Николаевский из дома, когда раздались выстрелы, побежал на вокзал, приказал машинисту отцепить паровоз, влез на него и дал команду быстро уехатъ из борящегося Калача. В это время, когда в Калаче лилась кровь, Николаевский на паровозе курсировал от Ильевки до Кривой Музги».
«Ряды красногвардейцев поредели, и не имея руководства, совершенно расстроились, и на рассвете группами по 10-15 чел. начали отступать по направлению Криво-Музгинской».
«Белые, видя победу, ожесточенно преследовали отступающие группы, но последние отбивались залпами от наседавших белогвардейцев.
Таким образом, небольшая часть отряда добралась до своих, но подавляющее большинство осталось в Калаче: спрятавшимися, ранеными и убитыми».
«Овладев Калачем, белые начали зверски расправляться с мирными жителями и с захваченными красно-гвардейцами. Первым долгом они принялись розыскивать спрятавшихся красно-гвардейцев». «Всех найденных расстреливали или казнили, т.е. рубили шашками». «В поисках командира Мордовкина» к нему «во двор въехала две подвод кадетов, на которых были двоюродные братья» его тещи, «в том числе ярый белогвардеец …Ш...РНИН. Они вычерпали воду из колодца, искали там пулемет». Жену МОРДОВКИНА заставили «со свечей лезть в подвал», «после того…вынесли и поставили два сундука. Забрали всю домашнюю утварь вплоть до цветов. Ш...рнин привязал сзади корову, а другой белогвардеец телку. Забрали именное оружие и его фронтовую форму вместе с ними и георгиевские кресты. Лошадь …забрал … сосед» С...НОВ. «В Калаче началась страшная расправа над теми членами отряда, которые не успели или не хотела убежать в лес, а те которые убежали, лесом пробрались на станцию Ляпичево и сообщили о трагической гибели отряда».
«Когда взошло солнце, был отдан приказ всем жителям перевязать левые руки "белым", и выйти за хутор. Жуткая получилась картина.
Все шли за хутор, думая, что будут сейчас преданы смерти: везде и всюду валялись трупы, с разможжеными головами. Шли мимо: дети узнавали своих отцов, жены мужей, матери сыновей, но плакать было нельзя.
Белогвардейцы торжествовали: хотя это победа стоила им тоже не дешево, около 50 человек было убито и ранено.
Сам МАКАРОВ тоже был ранен в ногу, которого отправили на излечение в более безопасное место, на правый берег Дона в хутор Рубежный. Красно-гвардейев было убито около 100 человек, раненых же не оказалось, т.к. их добили озверелые белогвардейцы».
«9-го Мая, первый Калачевский отряд вдруг получает телефонограмму с разъезда Кумовка следующего содержания:
"МАКАРОВ захватил Калач. Второй Калачевский отряд разбит. Белая банда зверски расправляется с захваченными красно-гвардейцами и их семьями".
Получив такое сообщение, бойцы заволновались, и стали требовать расстрела тех, которых вчера судил и оправдал Революционный трибунал. Арестованных сейчас же вывели и расстреляли».
«Когда белогвардейам стало известно, что ДЕМКИН, ГОРШКОВ … расстреляны, тогда рассвирепевшие белогвардейцы вывезли из больницы на кладбище каким-то чудом туда попавших семь человек раненных красногвардейцев и расстреляли».
«Через три дня после взятия Калача, белогвардейцы начинают организовывать военно-полевой суд. Руководитель этого суда был бывший мировой судья БОРОДАЕНКО. Это был человек с высшим образованием, юрист, после Февральской Революции стал другом рабочих – "КАЛАЧЕВСКИЙ КЕРЕНСКИЙ", но впоследствии перешел на сторону белых.
Очевидно, ему не понравился "Красный Октябрь".
Членами суда были: КОРОБКОВ, палач – Ш...РНИН, доверенный ПАРАМОНОВА ВЛАСОВ, приказчики БОСОВ, ДЬЯКОНОВ, учитель – ЛОЗОВОЙ, псаломщик ЧЕПУРИН». «Суд "скорый и милостивый", он руководствовался тремя статьями. Первая – расстрелять, вторая – пороть и третья – оправдать, но под третью никто не попадал, большинство попало под первую статью. И вот этот суд начал судить восставших крамольников. Перед его лицом прошли тысячи человек: большинство было приговорено к смертной казни, и только лишь счастливчики отделались публичной поркой».
«Все арестованные в первый день "Комиссией на базу" через некоторое время были доставлены обратно в Калач, но вернулось назад только половина: остальные испарились, часть была забита по дороге прикладами и ногайками, часть расстреляна, некоторые же умирали по своей слабости и пыток, т.к. им в течение суток не давали ни есть, ни пить».
«Обычно к вечеру белая свора устраивала для себя утешительное зрелище: на базарной площади, около гимназии устанавливали лобное место, ставили какую-нибудь скамью или длинный ящик, вокруг которого образовывался широкий круг».
Охотными зрителями становились «интелегенция и представитель женского персонала и проч. сволочь». «В середине круга важно расхаживали почетные старики, полачи, пристав и поп.
Для пущей важности присутствовал и доктор. Выводили осужденных, клали на лобное место вниз лицом, предварительно обнажив тело».
«Почетные старики держали за ноги и за руки. По бокам становились пара молодцов с пучками отщипанных розг, и начиналась порка по известному месту, после каждого удара сменяя лозу».
«Пронзительныя свисты прутьев взмахи рук, мягкие удары по спине с протягом или без протяга, брызги крови, изуродованное человенческое тело. Дальше следующий, и тоже такая же история, порят и приговаривают: "Вот тебе свобода!", "Вот тебе воля!", "Вот тебе большевики"».
«А после заставляет говорить: "Спаси Христос". Один только красногвардеец не вынес наглой насмешки и сказал, за что вам говорить Спаси Христос? – за то, что отпороли? Но его тут же отвели обратно в сарай и на другой день расстреляли».
«Были случаи, когда одного и того же человека пороли по несколько раз: одну мать красногвардейца пороли три раза и каждый раз несчастная выносила по 50 ударов, и в конце концов была расстреляна.
Многие не выдержали этой порки, иногда со скамьи снимали без чувств, а более сильные выдерживали, но с такими крово-подтеками, что по несколько месяцев не могли ни сидеть, ни лежать».
«После первого приговора, последовали другие и расстрелы стали регулярными. Обыкновенно вечером, на закате солнца, партиями по 5-10 и более человек, гнали осужденных за кладбище к готовой яме. Здесь им приказывали: раздеваться, разуваться, молиться Богу и становиться на колени на край могилы. После чего палач походил к лево-фланговому, и в упор из револьвера расстреливал в затылок каждого по очереди. Таким образом, последние должны видеть смерть товарищей и ждать очереди.
Какой-то кошмар царил в этом захолустном местечке, слово "расстрел" был у всех на уме, которое превратилось в своеобразный жаргон. Слово "Распыл" означало расстрел. Белогвардейцы не говорили иначе как "На распыл", означающий "На расстрел".
Но вот среди белогвардейской молодежи начинается ропот, овечидно их сердца дрогнули, от черного кошмара и произвола палача. Но палачи не обращали на это внимания, и продолжали свою гнусную работу, только переменяя место казни. Осужденных сажали на пароход, и под предлогом отправки "на шахты" – перевозили на правый берег Дона в "Зотонскую балку" и уничтожали.
Предавали смерти даже ни в чем не виновных женщин – лишь потому, что их мужья были революционерами, ни с чем не считаясь. Жену Председателя Совета тов. НИКОЛАЕВСКОГО взяли от шестимесячного грудного ребенка и расстреляли, лишь потому, что муж был Преседателем Совета».
Жену МОРДОВКИНА «публично секли на площади розгами, куда согнали все взрослое население Калача. 50 розог. Еле живую … соседи отнесла домой». Она «с больший трудом выздоровела. Все время лежала на животе. После медленного выздоровления», «прятали соседи, а затем отвезли на хутор Евлампиевский к родственникам … матери». Ее мать, не тронутая, как родня Ш...РНИНА, прятала дочь «в подполе», потому что ее искали. «Выходила во двор подышать воздухом только ночью». Но все же ее выдали, «арестовали, и судил военный суд, приговорил к расстрелу, и посадили в бывшее правление, которое находилось на окраине Калача». Рано утром всех вывели на расстрел и погнали в сторону Лога. «Всех расстрелянных, и иных хоронили в братской могиле в Логу». Спасли от гибели жену МОРДОВКИНА внезапно подоспевшие буденовцы.
«Что же представляли из себя эти палачи, отличавшиеся своей исключительной жестокостью. Первый из них был, наиболее кровожадный "Ш...РНИН", который в большинстве расстреливал всех лично. Это был человек высокого роста, стройного телосложения, с красивой окладистой бородой, на вид, лет пятидесяти.
При первой организации МАКАРОВСКОЙ банды бежал из Калача, в его ряды. Человек пропитан до мозга костей ненавистью к иногороднему населению "ХОХЛАМ", живущим на Дону. Хотя сам всю свою жизнь работал на пристани рабочим.
МАКАРОВ видя в нем хорошего палача, дал ему неограниченные права. Он мог уничтожать каждого, кто ему почему-либо не понравится». «Ш...РНИН в публичном месте на базаре, без всякой причины отрубил голову старику. Перед ним все тряслись, если он появлялся на улице или в другом каким месте, все разбегались.
Его боялись не только "хохлы", но и казаки. Взятки брать любил, но любил и расстреливать: взятку возьмет, а расстрелять все таки расстреляет.
Второй палач, С...НОВ …, казак лет сорока, по профессии конопатчик, вечно пьяной, популярностью у белогвардейского начальства пользовался меньше. Проявил свою жестокость над мирными жителями». «С...НОВ застрелил соседку, Манеркину мать пятерых детей… в этот же день рассек шашкой руку подростку Петру Недосекину («отрубил руки шестнадцатилетнему парню НЕДОСЕЙКИНУ»). «Изрубил шашкой сестру» МОРДОВКИНА. «Без всякой причины зарубил отца красногвардейца БОРОДАЕНКО, застрелил на улице девочку пяти лет, зарубил беременную женщину МАНЕРКИНУ и т.д.»
«Спустя месяц после налета, МАКАРОВ оправился от ран, и приехал в Калач. В день его приезда целый день звонили в колокола. Пусть от пристани до церкви был устлан коврами и цветами. Когда подошел пароход к пристани, попы запели хвалебные песни "во славу победителю". МАКАРОВА встретили почетные старички с хлебом и солью. Попы произнесли горячие речи и поздравили с победой над красными бандами. Окруженный свитой палачей, МАКАРОВ сел в автомобиль и поехал прямо в церковь.
Здесь на паперти он выступил с речью ко всем собравшимся. В которой указал, что Всевеликое Войско Донское захватило весь Дон. Красные банды разбиты. Еще одно усилие и будет восстановлена народная власть по всей России.
Вслед за ним произнес речь палач Ш...РНИН – он сказал ясно и коротко: "Душить буду всех гадов, нет пощады шипящим змеям, кто поднимет голову – сотру с лица земли".
После этой "знаменитой речи палача", все направились в церковь служить благодарственный молебен о "ниспосланной победой над врагом"».
«МАКАРОВ насильно мобилизовал казаков местных станиц и хуторов и к 14 июня сформировал три казачьих полка – 43-й и 44-й конные и 45-й пеший. До конца июня 1918 г. эти полки располагались в районе Калача, станицы Пятиизбянской, хутора Колпачевского.
43-й и 45-й полки вели бои с армией тов. Ворошилова в районе ст. Пятиизбянской, а 44-й полк до 16 июня занимал район х. Колпачевского, преграждая здесь путь армии Ворошилова к Царицыну. 16 июня 44-й полк был выбит из этого района передовым отрядом Ворошиловской армии и отошел в Калач».
Через год, 9 мая /«по новому стилю 22-го»/ 1919 г. в Калаче торжественно захоронили останки «жертв революции». «10 гробов наполненных костями погибших были переправлены с правого берега Дона в Калач». «23-го Декабря 1919 года Калач окончательно занят Красными».
МАКАРОВ после Гражданской войны оказался в эмиграции. Судьбы Ш...РНИНА и С...НОВА пока неизвестны.
Всем, кому интересно далекое прошлое предков-казаков, обращайтесь: guseffv@mail.ru Гусев Виталий Александрович
#архиввиталиягусева
Следующая публикация
Нет комментариев