Наталья Ефимовна злится, нервничает, будто на больной мозоль наступили.
Григорий Гвоздев только ухмыляется, снова разозлил «супружницу»… а чего еще делать остается? Шестьдесят пять годов вместе в одной упряжке мчатся по жизни. Хотя нет, нынче не мчатся уже, а плетутся, ковыляют…
Копаются тихо по хозяйству, хоть и говорит Григорий Афанасьевич, что есть еще порох в пороховницах. Он и в гараже разные приспособления сделал, чтобы боевую машину марки «Ока» в должном состоянии содержать. Но руки теперь уже трясутся, а он всё так и ездит в местный магазин на своей Оке.
Дети приезжают редко, далековато живут. Внуки раньше каждое лето навещали, а нынче и они выросли, уже правнуки есть. Вот только младшая внучка Алёнка вырывается из шумного города проведать деда с бабой.
У Григория внучка Алёнка – любимица. Он ее и на гармошке играть научил. Девка! А играла так, что стёкла звенели. Но выбрала Алёнка флейту и теперь в разных конкурсах участвует.
Вот и нынче вся неделя в концертах, и на Новый год не приедет.
- Не приедет Алёнка-то, - говорит Наталья Ефимовна с горечью. И Григория как подменили, Алёнка у них, как связующее звено, какой раз не вспомни о ней, сразу затихают споры.
Бывало, в детстве, еще до школы, сядет внучка рядом с бабой Наташей и просит сказку рассказать.
- Жили-были… - начинает бабуля нараспев, а Алёнка подсказывает: - дед да баба.
- Ели кашу с молоком, - продолжает бабушка Наталья.
- А дальше? – спрашивает Аленка.
Наталья Ефимовна вздыхает: - Она его любила…
- А он? – спрашивает внучка.
- А он её злил… - говорит бабушка. И муж ее, услышав такую «сказку» дёрнется, бросит не подшитый валенок в сторону и пробурчит: - Вот же ты язва, Наталка!
А она улыбается. Отомстила, значит. Это он накануне, когда дети приезжали и вспомнили, какие у них в молодости родители красивые были, прикинулся дурачком и говорит: - Не помню.
- Память отшибло? – злилась Наталья Ефимовна. А он намахнет еще по одной, гармонь возьмет и затянет: «Ёлки-моталки, просил я у Наталки…»
И смотрит так, прищурившись, будто ждет чего… а потом как грянет:
«Колечко поносить!
На тебе, на тебе, не рассказывай матери, не показывай отцу!
Ну, а так-то бабушка Наташа сказки добрые рассказывала, то про лес и Деда Мороза, то про зверят... сама на ходу придумывала. Дед Гриша называл ее за это «сказоплётчица». А она только посмеивается, да, знай себе, внучку развлекает.
А в этом году внучка не приедет. Да и взрослая она давно. А раньше-то ёлку наряжали для внуков, до самого потолка ставили. Настоящую. Игрушки с кладовки доставали - их целая коробка. Разные игрушки, в основном старинные, которых нынче не найдешь. Не выпускают такие.
И вот уже конец декабря, а Григорий так и не поставил ёлку. А кому ставить? Они с бабкой старые давно, внуки не едут, зачем теперь ёлка…
Скромное жилище Гвоздевых осиротело. Домотканые половики, растянувшись радугой на полу, давно никто не топтал. «Пузатыми» облаками возвышались подушки, прикрытые расшитой накидкой. Алое и герань на окнах сиротливо смотрели на улицу, будто тоже поджидали кого-то.
Да и сама Наталья Ефимовна вдруг сильно сдала в этом году. Давление и раньше прихватывало, а нынче еще и сердце стало подводить. Фельдшер Ольга Олеговна всё про больницу ей, а она уперлась, держится за свои углы и наотрез отказывается ехать. – Ежели помирать, так дома, - говорит хозяйка.
Григорий слышит их разговор, кряхтит от недовольства, совсем не по нраву ему такие слова… забеспокоился.
- Лежи, сам управлюсь, - говорит он. И вот уже печка топится, похлёбку готовит трясущимися руками, а сам всё думает, оклемается ли жена.
- Отлёживайся, - говорит он ей. А потом идёт в самую большую комнату, где посередине стоит круглый стол, застеленный скатертью кремового цвета и с кистями по краям. Садится к столу и смотрит в угол, где обычно стояла ёлка.
- Наталя, тебе может чего надо? – спрашивает он. (Он её частенько так называл: «Наталя»).
- Ничё мене не надо, лекарство выпила, вот и лежу.
- Ну лежи, а я скоро. Ведро туточка, рядом с кроватью, ежели что. Не ходи на улицу, а то прохватит холодом.
- А ты куда?
- Скоро я, поспи, может, полегчает.
Село у них небольшое, на просторе раскинулось. И до леса – рукой подать. Почти рядом. Григорий, проваливаясь в снег, направился в лес. На своей боевой «Оке» не проедешь, нет тут дороги.
Прошло часа два. Вернулся Григорий. Идёт по селу и пихту тянет – пушистую такую. Сам уже взопрел, запыхался, а деревце держит, да еще топор за поясом. Так и пришёл к своему бревенчатому дому, который много лет назад с отцом строил. А след от пихты так и тянется, видно нести её уже сил не было, пришлось волоком по снегу.
- Твою маковку! А я думаю, что за чёрный лесоруб завелся… среди бела дня лес тырит…
- Какой лес? Ты чего? Откуда взялся? – спрашивает Григорий, разглядывая инспектора лесоохраны.
- Из-под земли вырос, - отвечает инспектор. – Давай, колись, «дед мороз», сколь деревьев срубил?
- Одно и срубил. А что, нельзя?
- Дед, ты в каком веке живешь? Законов не знаешь? Ёлочные базары на что?
- Вот, ядрёна-матрёна, буду я тебе по ёлочным базарам мотыляться! – Негодует дед. Живу рядом с лесом и разрешение должен спрашивать?
- Ты еще и бузить вздумал?! Штраф тебе вкатаем, запомнишь этот Новый год.
- Стойте! Что тут происходит? – Глава села Локтев Михаил Михайлович подъехал на собственных Жигулях и сразу понял, что инспектор кого-то подловил.
- А вот, нарушителя поймали, - сказал инспектор, - у нас ведь рейды сегодня, вот и словили браконьера ёлочного, - доложил инспектор Павел Зинченко.
Глава администрации поселкового совета, из-за крупной комплекции, отдышался, осмотрел внушительную ёлку, в которую вцепился Григорий. – Григорий Афанасьевич, ну что же ты, уважаемый человек, а дерево украдкой срубил… что за надобность такая?
- А что разве не имею право? Я в газете читал, что одно дерево можно…
- Так это в питомнике, а не там, где вздумается, - резко заметил инспектор. – Возвращай ёлку! – Приказал он.
- Не отдам! – Гвоздев вцепился в лесную красавицу и упёрся взглядом в инспектора. – Не отдам! Самому нужна! У меня бабка слегла…
- И что? Ты свою старуху ёлкой лечить будешь?
- А тебе какое дело?
Глава администрации пытался утихомирить скандаливших, и встал между ними. – Ну, отдай ты эту ёлку, - попросил он деда, - незаконно ведь срубил… не положено там рубить…
- Не отдам! – Мне старуху мою поднять надо… мне без моей Натальи - кранты! – Верещал Григорий.
Глава администрации понял, что с дедом тягаться бесполезно, и повернулся к инспектору. – Павел Сергеевич, ну в самом деле, никакой он не браконьер… ну, где ему еще ёлку брать… а до питомника далеко. Да и право имеют сельчане одну елочку в семью принести. Давай спишем там… ветеранам будто, пенсионерам… ну не поднимай ты шум.
- Да ладно, что я зверь какой? – сказал миролюбиво инспектор. – Только и вы уж, дедушка, не ерепеньтесь, вина ваша всё равно есть…
- Ну есть, ну кто знал, что караулите вы тут всех подряд. Ты тоже прости меня, грубо я с вами тут… домой мне надо.
Инспектор ушёл к поджидавшему УАЗику, а глава администрации Михаил Михайлович сел в Жигули и поехал в центр села.
Ехал он и вспоминал слова старика: «Мне без моей старухи – кранты». Запали ему в душу слова Григория Афанасьевича. Вот он, Михаил, со своей Ириной четверть века вместе, а никогда не задумывался, кранты ему без неё или нет. И она никогда, наверное, не задумывалась. А вот не дай Бог что… как одному? Вот Григорий, которому уже восемьдесят семь точно знает, что ему без жены – кранты.
А Григорий тем временем, заглянув в спальню, и убедившись, что жена спит, даже обрадовался. «Пусть спит, сон силы прибавляет», - подумал он и вернулся в большую комнату, где пустовало место в углу у окна.
Он установил лесное дерево, надёжно закрепил его в металлической крестовине, которую много лет назад сделали ему знакомые сварщики. Потом принес коробку с игрушками… и сел. Не наряжал Григорий ёлку много лет, вообще не помнит, наряжал ли когда, если только в детстве… Обычно дети наряжали, внуки, правнуки с женой Натальей.
И вроде занятие простое, но чего-то сбился, запутался: руки трясутся, нитки на игрушках путаются, гирлянды и вовсе переплелись. Пыхтит Григорий, злится, ворчит себе под нос…. Не заметил, как жена вошла.
Держась за спинку стула, Наталья Ефимовна с удивлением разглядывала дерево, стоявшее под самый потолок.
- О-оо, встала! Чего вдруг? – спросил Григорий.
- Да вот услышала, шебаршишь тут, думаю, гляну, чем занялся мой дед…
- Ёлку вот наряжаю, ядрёна-матрёна, а она не наряжается…
- Так ты уже нарядил почти… получилось у тебя…
- Правда? – Григорий искренне удивился, потому как игрушки висели невпопад, дождик комками…
- Ну а чего? Всё как надо, молодец, дед… только кому нарядил?
- Тебе!
- Мне?
- Ага! Подумал, увидишь ёлку, встанешь, хороводы будем водить, глядишь, оклемаешься…
- Старый ты дурень, - тихо рассмеялась Наталья Ефимовна, - ладно, и на том спасибо. – Она села за стол. – Голодом, поди, сидишь мне назло? Или опять ничего не помнишь?
Григорий отвлёкся, повернулся к ней. – Всё, я помню, Наталя, всё помню… и фигуру твою помню… и борщ нынче сварить успел. Тебя могу накормить! – Похвастался Григорий.
- А может картошечки? Да с капусточкой?
- Погоди, я мигом…
- Гриша, ты это… неси картошку сюда мытую, я почищу…
- Я сам.
- Не-ее, неси мне, я хоть немножко пошевелюсь, Новый год, как-никак скоро.
Фельдшер Ольга Олеговна забежала вечером проверить, как там ее подопечная. И только взглянула, сразу поняла: Наталье Ефимовне легче. Вот как оно всё получилось – непонятно. Но видно, что легче. Повеселела даже.
Дети потом звонили, внуки поздравляли. Обещали приехать после праздника.
А первого числа, под вечер, приехала внучка Алёна. И старики, не ожидая ее увидеть, ахнули. Алёнка, весёлая, с мороза, стряхнула снег с шубки, обняла стариков и засмотрелась на ёлку. – Прямо как в детстве, - сказала она.
- Ага, дед, постарался, наряжал, - призналась Наталья Ефимовна.
- А помнишь, как ты мне сказку рассказывала? – спрашивает Алёна и напоминает: – Жили-были дед да баба…
- Ели кашу с коньяком,- подсказывает Григорий и лукаво усмехается.
- Вот, гляди, внученька, снова он меня злит, - шепчет Наталья Ефимовна. Без злобы, конечно, шепчет, потому как не злится она на него вовсе. Он ведь этой ёлкой всю душу ей разбередил. В тот день, когда приволок её, аромат, на весь дом, взбодрил Наталью, а потом уже само дерево во всей красе увидела. И рядом с ёлкой - Григория, когда он трясущимися руками игрушки развешивал.
Алёна на один день приехала. Сказала, что родители скоро будут. А пока, прощаясь, у калитки, обняла своих стариков: деда одной рукой, бабушку – другой рукой, а сама смотрит на окно, а там – ёлка… И показалось, будто машет ветвями эта ёлка, специально Алёне машет. А разве так бывает, чтобы ёлка, прощаясь, ветвями махала? Хотя в Новый год много чего бывает.
- Знаете, чего я хочу, - шепчет им внучка, - я хочу, чтобы вы жили-были… всегда!
(Автор: Татьяна Викторова)
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 1