Плюнула на его могилу.
- Прямо на памятник плюнула, прямо в лицо его лживое попала, - признавалась дочери Алла, яростно выстукивая по столу пальцами, оттеняя тем самым каждое слово на букву "п": Прямо! на Памятник! Плюнула! Вот так ему!
Этим неосознанным стуком она придавала словам ритма, бешенства, огня, и тем самым сжигала любую надежду на смирение с грешком мужа и на прощение покойного:
- И больше никогда в жизни я к нему не приду. Для всех он давно помер, а для меня с этих пор и не было его никогда!
- Ох, мама, да ты успокойся, ведь столько времени прошло, простить его надо за сроком давности...
- Как тебе понять? Как тебе такое понять? Я ему всю жизнь, я всю жизнь только с ним...
Голос Аллы дрогнул и она отвернулась к стене, сцепила плотно зубы, но не могла унять лицо - оно подёргивалось как перед нервическим припадком. Восемь лет она хранила светлую память о муже Вове.
Целых восемь
Чертовых
Лет!
А перед этим была ещё целая четверть века их семейной жизни, да много чего было, как у всех: ссорились, мирились, растили детей, к чему-то стремились, провожали неисполненные мечты, проходили через кризисы переосознания, прощались с молодостью, видели, как их дети становятся взрослыми людьми и расправляют крылья, и улетают с их протянутых рук в свою жизнь. И каково же было через столько лет после смерти мужа выяснить, что он имел долгие годы любовницу? И кого?! Эту... Эту тварь! Соседку по даче!
- Ладно, Юльчик, мне идти надо, - засобиралась Алла и принялась складывать в сумочку свои пожитки:, а именно зеркальце с пудрой и помаду естественно-розового цвета, которая смотрелась на Алле достаточно ярко из-за очень светлого тона кожи. Всё это добро Алла достала, чтобы привести себя в порядок после бурного, эмоционального рассказа о похождениях отца семейства. - У меня запись к врачу на 13.45, повторяю, вышла пораньше, чтобы рассказать тебе новости, поделиться-то больше не с кем таким стыдом.
- Мама, ну какой стыд! Тебе-то чего стыдиться? Это папа...
- Да чтоб он в гробу перевернулся твой папа! В аду ему гореть за мое обманутое доверие! Я же к нему со всей душой... У меня же и мысли никогда не возникало, понимаешь, даже мысли - вот насколько я ему доверяла! А он - плевал на мою преданность! Ежедневно, ежечасно в его мыслях была другая. Для меня он был любовью всей жизни, а я для него - кем? Просто женой? Наивной, глупой женой? Ещё одной бабой? Удобным придатком к жизни? И в задаче спрашивается... Не перебивай меня, Юля! В задаче спрашивается: должна ли я и дальше считать его своим мужем, беречь память о нём и простить за измены, потому что он, видите ли, умер и не может ничего ответить?! Нет, не должна! Я открещиваюсь от него перед Богом, и могу плевать на его могилу так, словно она пустое место, словно курильщик сплёвывает мокроту в мятую траву, где нет ничего ценного... Так и я. Имею право...
Юля не знала как правильно поддержать мать и что посоветовать. Она и сама не ожидала подобного от отца. Никто не ожидал! Они были самой обыкновенной семьёй!
- Мама, ты сейчас на эмоциях, я понимаю. Тебе нужно остыть, не руби с плеча. Ты успокоишься и вспомнишь, что папа не смотря ни на что был хорошим человеком и хорошо к тебе относился, он...
- Да пошёл он к чёрту, твой хороший! Всё это была ложь, притворство! Все эти годы я жила в иллюзии семьи!
С каменным лицом Алла накинула плащ и обулась. Только при взгляде на дверь в детскую комнату её глаза сделались теплее.
- А к Максику я попозже зайду, завтра вечером, когда он спать не будет. Погуляю с внуком, а ты отдохнёшь, - сказала так и ушла.
Она брела по улице и ветер осени, уже прохладный и влажный, касался её щёк, шеи и ладоней. Ветер играл с поредевшими волосами Аллы (после похорон мужа так и не удалось восставить объём), ветер говорил ей, что всё пройдёт, жизнь продолжается, так что лети по ветру, Алла, не стой в котловане, где прошлое, оно не услышит тебя, не поможет, оно мертво и способно лишь разрушать. Отпусти его и иди вперёд. Но Алла не могла. Она повязла в огромной, несправедливой, подлой обиде и ей хотелось убить это прошлое, превратить в пыль, растоптать, отомстить, сделать так, чтобы мужу даже на том свете сделалось больно! Но сколько ни топчи отломанную и высохшую ветку шиповника, которая раннее исцарапала человеку руку так неудачно, что образовались язвы, ветке уже будет безразлично, а вот сам человек может изранить себя вновь ещё сильнее.
Муж был у Аллы первым и единственным мужчиной. Студентка факультета биологии и начинающий самоучка-фотограф, который увлечённо снимал город, и особенно любил женские портреты случайных прохожих. Так и познакомились. Алла перечитывала конспекты в парке и заметила, что её фотографируют.
Он называл её своей музой и утверждал, что никогда, ни до, ни после не видел столь фотогеничных лиц. Но фотографирование так и осталось у Вовы на уровне хобби - случился ребёнок и он, как мужчина, должен был обеспечивать семью, а деньги требовались непрерывно. Вова пошёл на завод и стал работать по ненавистной ему специальности инженера, на которую его заставили выучиться родители. Фотоаппарат время от времени перекочёвывал с пыльной полки в его руки и Вова, вдохновляясь и чувствуя азарт, бывало, целые отпуска проводил в каких-нибудь поездках, привозил горы отснятого материала и потом, запершись в своей фотографо-колдовской каморке, часами проявлял плёнки и переносил изображения на фотобумагу.
А потом, ближе к сорока годам, им досталась в наследство дача в деревне. Алла не любила все эти огородно-садовые дела, она была городской до мозга костей. Поездки на дачу, куда добираться было не очень удобно и долго, воспринимались ею, как пытка. Условия дачи тоже навевали на Аллу лишь скуку: вода из колодца, отопление - печь, газ баллонный и двухкомфорочная плита. Двор тоже сплошь заросший, без намёка на комфорт и душевный отдых. А Вова был в восторге и выбирался туда при любой возможности даже один. Говорил, что душой отдыхает...
Ну да, была там соседка, женщина их возраста. Сын у неё подросший, а муж вахтовик. Как-то Алла и не обращала на ту семью внимания, живут себе люди на постоянной основе и ладно, только "здрасьте" и говорили друг другу через забор, по крайней мере при Алле... Не обращала Алла внимания и на то, красива ли, привлекательна ли была та соседка, а даже если бы и красива была, то что с того? У неё муж, своё хозяйство, своя жизнь!
Инсульт случился у Вовы неожиданно - если подобное вообще можно ожидать. До этого проблемы с сердцем у мужа были, оно было слабое с детства. Его парализовало наполовину. Кто восстанавливал его? Кто ухаживал за ним после работы? Конечно Алла! Это её долг как жены, как верной спутницы: не только сделать всё для его физического комфорта, но и приободрить, проявить ласку и нежность, показать, что он нужен, важен, любим...
После второго инсульта жить Вове оставалось немного, здоровье рассыпалось на глазах. Однажды, почти умирая, он сказал Алле:
- Я хочу покаяться перед тобой. Хочу признаться...
Алла преданно смотрела ему в глаза, смотрела с любовью и болью. Она не догадывалась ни о чём.
- Я... У меня... - взволнованно говорил муж и, тужась, менялся в лице.
Алла брала его за руку:
- Чшшш... Тебе нельзя нервничать. Что бы ты не натворил, это уже неважно. Я прощаю тебя за всё, мой любимый.
После похорон Алла разбирала его постель и нашла между спинкой кровати и матрасом смятую бумажку. Кривыми, прыгающими буквами было написано:
"Алла, я тебя никогда не..."
Что "не"?
Не обманывал?
Не забуду?
Не любил?
Скорее всего "не забуду". Ведь "не любил" - звучит странно! Зачем тогда вместе жили? И жениться его никто не заставлял. Алла сразу отмела неприятные варианты.
Вова не смог дописать, силы закончились... или не решился?
Комментарии 41