Предыдущая публикация
"Жили мы с родителями до 1987 года, не тужили, на улице Никитина , на тот момент сплошь деревянной.
Старые купеческие дома , начала двадцатого века, построенные после страшного пожара, который случился в Барнауле в .... году , были еще крепки и отданы пролетариям и культурной интеллигенции для общего в них проживания.
Два этажа были разбиты на комнаты с одной общей кухней. В каждой комнате стояла печь, которую топили дровами и углем, в кухне стояли газовые плиты , в общем, ничего нового, все как у всех.
И главными достопримечательностями этих жилищ были, конечно же не баллоны с надписью "Пропан", ни цинковые тазы , ванны и стиральные доски, развешанные по стенам, а люди. Люди совершенно фантастических биографий, колоритные настолько, что каждый из соседей заслуживает длинного о нем повествования.
И дядь Гриша, герой Советского Союза, отбивший у своего старшего брата жену Ираиду, бывшую старше его на двадцать лет (что не мешало дядь Грише ее неистово вожделеть и раз в месяц участвовать в дуэли со своим братом, не терявшим надежды вернуть любимую в лоно законной семьи).
И две сестры, Анна и Ксения Федоровны, выпускницы Смольного, у которых поверх ковров на деревянных стенах красовались подлинные голландцы. И которые даже котлеты жарили в жабо с камеей и с "прибранной" буклями головой.
И Васса Прокопьевна, бывшая администратор, а на тот момент билетёрша театра Оперетты, писавшая на всех бесконечные анонимки и имевшая дома коллекцию фарфоровых статуэток, достойную как минимум Эрмитажа... Можно долго рассказывать. Я и расскажу обо всех, пусть не сразу, как получится.
Сегодня хочу поведать об одной очень смешной семье, которая жила на первом этаже. Семья состояла из двух человек. Мужа и жены. Василий и КлавдИя. Именно КлавдИя, с ударением на последний слог. Не скажу - почему, сама не знаю и вам голову морочить не буду. Звали и звали.
Василий был сущим клоном актера и режиссёра Ролана Быкова . Всей статью, ростом и лицом - абсолютный двойник. Ходил в черном кителе, кожаной фуражке фасона "солнечная Грузия почемвиноград". Росточком был с ноготок, зато ножищи имел сорок шестого размера, что очень гармонировало с размерами его фуражки. Видимо он ее для баланса носил, иначе зачем мужчине, ростом с сидячую собачку , таскать на голове такой аэродром?
Василий был скуп на слова и эмоции, разводил в сарае кроликов и работал на железной дороге. Кроликовым мясцом и шкурками приторговывал втихаря, но забой и свежевание кроличьих тушек совершал под покровом ночи , в связи с чем искренне считал, что ушлые соседи не догадываются о его подпольном бизнесе.
Как бы не так. У Вассы Прокопьевны (опереточной билетерши, как вы помните) на всех было обширное досье. Время забоя несчастных ушастиков она знала с точностью до минуты и частенько насылала на Васю-убийцу-зайчиков участкового и ОБХСС.
Но, то-ли Василий "слово знал", то-ли откупался от проверяющих мяском и шапками, Бог весть. Но ни разу он не был ни арестован, ни оштрафован, о чем Васса горько сожалела, считая, что всем, без исключения её соседям место на Колыме. Ведь из-за этих прощелыг бедная женщина никак не могла расширить жилплощадь. Помирать никто и не думал, в тюрьму никого не садили, хотя Васса Прокопьевна прикладывала для этого невероятные усилия... Не жизнь, а мука. Но о ней в другой раз, здесь она героиня второго плана.
КлавдИя, супруга Василия была женщиной видной. Видной издалека. Ростовая женщина. Но, как говорит мой папенька, без фигуры. Сухая и поджарая, без каких-либо выпуклостей в полагающихся у женщин местах, жёлтая, как осенний лист (не от желтухи, упаси Бог, от двух пачек "Беломора" в день) , с голосом Владимира Высоцкого. Голосом этим она так материла вечно виноватого перед ней Васю, что видавший виды на фронте дядь Гриша уважительно покачивал головой и советовал КлавдИи поменять сферу деятельности и найти свое трудовое счастье где-нибудь в колонии строгого режима.
Трудилась Клавдия , вместе со своим по пояс ей ростом супружником , на железной дороге. Ходила всегда в черной железнодорожной шинели , с орденом трудового красного знамени на лацкане, в мужских хромовых сапогах и шерстяном платке , цвета ее лица в сине-красных розах. Приклееная к нижней губе вечная беломорина довершала романтический образ .
Что было под шинелью не знал никто, потому, что у Клавдии было два состояния: рабоче-матершинное, в шинели и лирическо-домашнее. Дома она носила исключительно комбинации невозможной красоты и расцветок (со слов Вассы Прокопьевны, вся эта капроново-кружевная красота была уворована из составов, идущих в Среднюю Азию).
Комбинации висели на желтых костистых плечах Клавдии , как на бельевой веревке, являя всему миру пустоты в области груди и бёдер. Смущало это всех, кроме Василия и самой Клавдии (жили - то они на первом этаже, за шторами не прятались).
Двор наш был совершенно обычным барнаульским двориком образца 70-80-х. Сарайки в ряд , с дровами , углем и всякими нужными, а по большей части не нужными вещами, отслужившими свой срок, стиральными машинами на ручном приводе (по лету все постирушки были во дворе).
У каждой квартиры пара грядок с огурцами , помидорами и луковой стрелкой. И, конечно же , палисад с сиреневыми кустами , столом с лавочками для забивания "козла" и распития главами семейств пива из трехлитровых банок.
"По теплу" вся жизнь перемещалась во двор. Все были заняты кто чем. Бабуси настирывали половики, просушивали перины да подушки, молодухи окучивали помидоры, мужчины что-то мастерили или кололи дрова , идиллический сельский быт, даром, что в центре города.
Василий с Клавдией тоже имели и свои грядочки, сарай с барахлом и сарай с кроликами, все как у людей. Но не все было гладко в семье кролиководов. Вася попивал. Ну как, как все. Два раза в месяц, в аванс и получку Василий брал пару "беленькой" , садился за стол (первый этаж, низкий, штор нет) , сооружал закусочки из крупно, через хребет , нарезанной сельди-иваси из здоровенной жестяной банки, лука репчатого, серого хлеба ломтями и садился пировать. Пил молча и основательно, сочно хрупая луком и тщательно облизывая жирные от селедочных хребтов пальцы. Спокойно так, без надрыва.
С надрывом, тем временем, на заднем плане, на фоне ковров с оленями, в лучшей из своих комбинаций мечется Клавдия, поливая любимого супруга отборнейшими матюками.
- Ханыга ты бесстыжая, забулдыжник ты мамаевский, иди кролей корми, лодарюги кусок.
Василий молчит, выпивает, аккуратно чистит селедочку. Клавдия, тем временем входит в раж , комбинация трепещет на флагштоке ее тела, как знамя на Дворце съездов, мат становится все забористее, благочестивые матери загоняют детей по домам, дети сопротивляются, в надежде досмотреть до конца ежемесячный триллер, который каждый раз начинался одинаково, однако развязку всегда имел совершенно непредсказуемую.
- КлавдИя, ты выражения подбирай, что-ли, - подает голос мой папа, ремонтирующий во дворе какую-то очередную "оченьнужнуювещь", - дети тут.
- Иди ты, Володя ... (по всем урологическим и гинекологическим адресам) вместе со своими детьми!!!, - вопит Клавдия, - все вы, алкаши, заодно!
- Клава, да не зуди ты мужику под ухо... Опять же все плохо закончится, - томно советует из окна второго этажа Васса Прокопьевна со свежепокрашенной головой в полиэтиленовом пакете, - маргиналы, когда вас только пересажают всех?!
И тут Клавдия выходит на финиш, вспоминая Васину маму и его воображаемую любовницу из привокзальной столовки. С очень интимными подробностями. Очень интимными.
И тут, конечно, все... Прям совсем всё . Василий тщательно вытирает руки скатертью, допивает остатки "беленькой" , выдыхает ...
- Ну держись, Клавка...!
- КлавдИя, беги, беги, - кричит милосердная Васса ,- беги, я сейчас наряд вызову!
Клавдия, уже по опыту зная, что бежать, все равно придется, в этот раз не подготовилась к стремительному отступлению и бежать пришлось наскоро накинув только павло-посадский платок на голову. Красивый побег женщины в комбинации и платке был прекрасен, если бы не шлепанцы, которые для спринтеров, да и для марафонцев не самая удобная обувь.
Не успев выскочить во двор, Клавдия запнулась , поворотилась вокруг себя Василисой Прекрасной и шмякнулась оземь так крепко, что стон понесся из всех окон. Василий, тем временем, с рыком вылетел во двор, оседлал падшую свою супругу, схватил какой-то камень и рука его вознеслась над павло-посадским загривком жены.
На счастье КлавдИи, папка мой, всю юность занимавшийся боксом и имевший на тот момент неплохую реакцию, соколом ясным взвился от сарайчика и метким ударом в челюсть (погубил Кащея) сверг Василия с костистой спины Клавдии.
- Клавка, бегиииии! , - грянул соседский хор из всех окон.
Побежала Клавка. Ну... Как побежала. Голумом. Немецким догом. На четырех костях, как говаривали наши прадеды. Василий, немного полежав у крыльца, тем же макаром погнал за сбежавшей женой и до утра уже их никто не видел и особо не волновался. Все траектории полетов пары кролиководов-железнодорожников были заранее известны. Участковый жил в пяти домах от места боев и обычно КлавдИя успевала добежать до добрейшего Сергея Митрофаныча , чтобы оформить Василию внеочередной отпуск на 15 суток.
Но вечер продолжал быть томным и плавно перетек в не менее томное утро, когда в шесть утра в нашу квартиру номер семь постучали и увели моего папку-боксера под белы рученьки во сыру темницу.
Пара не юных бойцов из буденовских войск изменила привычный маршрут и промчала мимо двора с участковым вдаль по улице Никитина в сторону Ленинского проспекта, где на нашу всеобщую беду проживали "бледнолицые" (члены местного крайкома), чьи жилища неустанно охранялись нарядом милиции, который, конечно повязал нарушителей партийного спокойствия и отправил раненых сначала травмпункт, где Василию заковали в шины челюсть, а Клавдии руку в гипс. И, конечно же, сняли с участников семейной драмы показания.
А по показаниям крепкой советской семьи (Василий говорить не мог, по понятным причинам, свидетельствовала за него любимая жена) получалось, что покалечил их обоих никто иной, как мой папка...
Здоровой Клавдииной рукой был написан документ, благодаря которому батю моего с утра пораньше усадили в бобик цвета темного хаки и увезли в острог. (Василий показаний не давал, его оставили в больнице).
Вся коммуналка, включая Вассу Прокопьевну, как один встала на защиту "ни в чем не повинного Володьки". Дядь Гриша в орденах и медалях, жена его Ираида, сестры "смолянки" в буклях и камеях, Васса и даже тихая библиотекарь Ольга (тайная любовь участкового!) собрались и пошли громить отделение милиции во имя справедливости.
Что там было! Ооо... Отбили папеньку. КлавдИю чуть не упекли за клевету, а Василий чуть не добил ее , как только был выписан из челюстно-лицевой хирургии и КлавдИю, опять же, спасли соседи. Но простили ей этот проступок не скоро. Но простили.
Так и жили".
Автор: Ульяна Меньшикова
Следующая публикация
Нет комментариев