БАБУШКА МАНЯ
О «бабушке Мане», а именно так все в нашей семье называли Беликову Марию Фёдоровну, в девичестве – Никитенкову, в первом браке – нашем по крови – Гриневу, - рассказывать легко и приятно. Много я повидал на свете разных людей. Были среди них и красивые, и великодушные, и ярко харизматичные, и очень умные, и творчески одарённые, но мало в ком видел я столько ничем не замутнённой доброты, простого тепла и любви, сколько видел и переживал, общаясь с бабушкой Маней.
Тихая мягкая улыбка никогда не покидала её морщинистого лица. Никогда никому на моей памяти бабушка Маня не сказала злого или даже просто раздражённого слова. Представить себе её в гневе я никак не могу. Притом ни в коем разе она не была ханжой, усилием прячущей «непозволенные чувства» под маской напускной благости. В общении бабушка Маня была немногословна, пряма и проста, таким же было и качество её присутствия – тихим, ясным, тёплым, мягким и чистым, радостным. Конечно, я субъективен, но если бы я мог кого-то из встреченных мною людей назвать словом «святой», то бабушка Маня приходит мне на ум первой. В моих глазах она была и есть - святая.
Бабушка Маня была для меня – маленького (она умерла в 1982 году, когда мне было 12 лет) мистическим человеком. Шутка ли?! Она родилась не только ДО РЕВОЛЮЦИИ, что само по себе – бесконечно давно, - но даже в прошлом веке, в 1899 году! Она была единственным лично знакомым мне человеком из девятнадцатого века! В ту пору я с увлечением коллекционировал монеты. Была у меня монета 1899 года. Медная копейка, семишник, алтын или пятак, сейчас уже не припомню. Тёмная тяжёлая пахнущая медью (я всегда был очень чувствителен к запаху меди и медных сплавов) монета, со стёртым, аж гладким, двуглавым орлом, державшим в хищных когтях скипетр и Державу, с «ятем» в слове «копеек». С каким-то трепетом и внутренне затаивая дыхание я рассматривал эту монету, грел её в ладони, чувствовал её вес и думал о бабушке Мане, которая – о чудесная тайна - этой монете – ровесница! Поверить в такое мне, пятилетнему мальчику, было просто невозможно. Это было бытовое чудо, наполнявшее фигуру бабушки Мани дополнительным загадочным смыслом, неведомым и непостижимым значением.
К стыду своему, я должен признаться, что просто не знал о том, что бабушка Маня – это мама бабушки Фроси, моей бабушки по маминой линии (о ней расскажу особо!). Сама по себе концепция наличия мамы у весьма старой в моих глазах бабушки Фроси (в то время, о котором я вспоминаю, Фросе было около 55 лет, но если Вы сколько-то понимаете, КАК быстро старились простые крестьянки, какой была бабушка Фрося, Вы меня поймёте) была запредельной. Тот факт, что бабушка Фрося – мама моей мамы, - это я ещё как-то понимал, точнее сказать – принимал на веру, с удивлением слушая истории о мамином детстве и видя их отношения. А бабушка Маня была просто каким-то очень родным человеком в нашей семье, в чём-то центральным, «системообразующим», как сказал бы я сегодня, человеком. Её доброта и тихий свет чудесным образом компенсировали в моей душе вопиющую серость, тяжесть, пыльность, мрачность и неуют Забахмутской жизни.
В детстве я отчётливо не нравился сам себе. Да и за что я мог нравиться хоть кому-то – толстый, неловкий, несмелый, несамостоятельный маменькин-папенькин сынок?! Поэтому я часто вёл себя парадоксально дерзко и самоуверенно, шумел, требовал внимания, красовался знанием стишков или мнимой своей силой-ловкостью, в которых сам был вовсе не уверен. К знакам внимания, тепла и признания со стороны многих других людей я относился с глубоким неосознаваемым недоверием; многим, кто хотели меня приласкать, хвалили меня, я не верил и отталкивал их, презирая «неискренние» похвалы (и сейчас я не знаю, чудилось ли мне в их глазах презрение, или так оно и было, когда они меня, далеко не всегда приятного в общении, хвалили). В любви бабушки Мани я не усомнился ни разу. То, что я видел, что она так же тепло общается со всем прочими известными детьми, не порождало в моей душе ни зависти, ни ревности. Просто бабушка Маня была ТАКАЯ! Когда мы играли с нею в карты, в дурака (а она никогда не отказывалась играть со мною в мои игры), я нещадно и чудовищно неловко жульничал, желая выиграть. Она всегда, слышите, всегда позволяла мне выиграть, и ни разу я не увидел в ней ни отвращения, ни гнева, ни презрения ко мне, малолетнему жулику. Её любовь ко мне была больше всего этого. Тогда и я мог чуть больше полюбить себя. Впитывая бесконечную безусловную любовь бабушки Мани, я учился любить сам себя по-настоящему, не за мнимые достижения, а просто так, со всеми вопиющими слабостями и недостатками.
Отчество и девичью фамилию бабушки Мани я узнал через тридцать восемь лет после её смерти. Как могло статься, что я до своих пятидесяти лет так непростительно мало знал о предках, - не знаю. Однако создав фамильную Группу в Одноклассниках, быстро понял, что, похоже, таково культурное поле Постсоветского пространства. Не знать много о предках – не то, чтобы «нормально», это просто обычно. Когда же год назад я увлёкся Генеалогией и сестра Лена прислала мне копию Свидетельства о рождении (Советскую копию, разумеется) бабушки Мани, я с большим волнением узнал, что родителей её звали Фёдор Лукьянович Никитенко и жена его Харитина Каллистратовна.
Сегодня мы знаем о предках бабушки Мани много больше, по обеим главным фамилиям бабушки Мани – Никитенко и Ярошенко (девичья фамилия Харитины Каллистратовны) – мы забрались аж в семнадцатый век, в Ахтырский (Слободская Украина) и Лубенский (Малороссия) козацкие полки соответственно. Но об этом я ещё расскажу в соответствующих разделах. Здесь же замечу, что от бабушки Мани никаких историй о её родителях я не слышал. Ни единой не помню.
У бабушки Мани не было никаких ценных предметов. Она всегда одевалась очень скромно, при этом безупречно чисто и очень красиво. Она вообще была очень красивая: маленькая, какая-то прямая, хоть и согбенная, наполненная внутренним достоинством и светом. На моей памяти она всегда ходила, опираясь на «палочку» - простую прямую, отполированную бабушкиными тёплыми шершавыми руками до блеска ветку какого-то дерева. Потом «палочек» стало две, а ходить бабушка стала медленнее. Жизнь она прожила не просто тяжёлую, но очень тяжёлую. Об этом расскажут в разделе «Прямая речь» те, кто её знали (тётя Валя, моя сестра Лена). У бабушки Мани был, как я понимаю, целый ворох хронических заболеваний. Но она никогда ни на что не жаловалась! По крайней мере, я не слышал. Так вот, ценностей у неё не было. Откуда? И только именно от неё я получил один из самых ценных в детстве подарков – «Японский Крест». Я уже говорил Вам, что собирал монеты в детстве. Разглядывание монет давало мне простое счастье. Я в деталях знал мельчайшие царапинки на «аверсе», «реверсе» или «гурде» каждой из попавших в мою коллекцию монет. Подолгу разглядывал их, сладко фантазируя о дальних странах или стародавних временах. Монет у бабушки Мани не было. Она подарила мне Крест. Мне чудится, что бабушка рассказывала, будто «Крест» ей подарил некий генерал за честную её ему службу. Однако, когда это всё случилось, кто был тот генерал, откуда крест попал к ней, сейчас мы, наверное, уже не узнаем. Мы с сестрой думали, что этот крест жил у бабушки Мани со времён её походов на заработки в Нахичевань (1912-1917 гг.), но, найдя в каталоге этот Орден – на самом деле Орден Благоприятных Облаков Восьмой степени Империи Манчжу-го, - я узнал, что Орден вручали с 1934 по 1945 годы. Бабушке в ту пору было уже немало лет. Не должна она была ходить на заработки. По всему, должна была жить замужней жизнью в Байдовке или в Артёмовске… Тётушка Валя считает, что Орден мог привезти со службы на Тихоокеанском флоте сын бабушки Мани от второго брака – Василь Белик. Может, найду потомков Василя, спрошу, может, вспомнят что… Но Японский Орден от бабушки Мани у меня хранится и сегодня.
И только, конечно, никакой не Орден, но глубокая и ясная доброта бабушки Мани сделала её для меня столь важным человеком, что, думая о том, про кого из Козацких предков моих писать самый первый очерк, я ни секунды не колебался. Не судите строго. Вот моя первая история - рассказ о бабушке Мане.
На фото - бабушка Маня - Мария Фёдоровна Гринёва, Беликова (Никитенко) и Евграф Данилович Зима. Год, примерно, 1965.
Комментарии 17