ВЕЧНЫЕ ПИСЬМА

За несколько дней до смерти писатель невыразимо страдал. Двести ночей подряд ему снились кошмары, в которых он с обескураживающей уверенностью утверждал, что его преследует призрак его друга Юкио Мисимы.
Уединившись в своем маленьком домике на берегу ручья Дзуси, Ясунари Кавабатта по утрам созерцал морские просторы, их синие, тихие волны, затерянные в его смутной памяти. В этом невыразимом экстазе, с куском хлеба и чайником, он мог пробыть до ночи, пока на унылом японском небе с его густыми протуберанцами не появлялись звезды и галактики. Ничто больше не имело для писателя смысла, все было ничем. Ни слава, ни жизнь, ни эстетика, ни искусство не могли смягчить глубокую неудовлетворенность, грызущую его душу.
Он часто вспоминал Хацуё Ито, его слова, написанные в письмах, любовь, которая закончилась трагически, каждую семейную сцену, столь же роковую, сколь и душераздирающую, где сначала умерла его мать, потом отец, потом сестра и, наконец, дед, оставив его без средств к существованию.
Все в его жизни колебалось между глубокой печалью, и только когда он писал, можно было сказать, что он вздохнул с удовлетворением, так что его жизнь оправдана тем, что он писал плодотворно. С этого момента его повествование будет характеризоваться персонажами, отмеченными одиночеством, разочарованием, жизнью, столь же пустой, сколь и мимолетной, заканчивающейся с яркостью вспышки молнии.
Он стал первым японским лауреатом Нобелевской премии, создателем оригинального стиля. Его книги - это упражнения в изящной, выверенной прозе, в которой есть паузы и тревожные словесные молчания, располагающие к размышлениям. Среди этой фауны персонажей писатель Кавабата маскирует себя... Он старается держать свою личность в строжайшем секрете, но одного взгляда достаточно, чтобы понять, что он - бизнесмен Симамура из «Страны снегов», опытный писатель из «Прекрасного и печального», пожилой Хигути из «Дома спящих красавиц», дизайнер кимоно Тайкитиро Сада из Киото, сэнсэй Сусай из «Мастера Го.....». Все они описывают своего автора как глоссарий хрупких существ, связанных ужасающей пустотой, которая питает страх и ужас перед скрытым и неизвестным.
Простым, почти символическим языком Кавабата сплетает из слов паутину достоинств японского народа. Как мало кто другой, он подчеркивает их традиции, их культуру, которой угрожает все более сильное западное влияние.
Кавабата, как ни парадоксально, один из самых вестернизированных японских писателей (ярый поклонник Джойса и Вирджинии Вульф), а его творчество пропитано сутью буддийского ритуализма. Этот образ мышления, вплетенный в его произведения, вызвал любопытство Запада того времени. В 1968 году Шведская академия присудила ему Нобелевскую премию, предварив это следующим обоснованием: «За мастерство повествования, которое с большой чувствительностью выражает суть японского менталитета». Однако эта миссия по изображению коллективной совести нации, подкрепленная временной религиозностью, принесла ему большое удовлетворение, но также и глубокую пустоту.
Ностальгия, бессонница и депрессия не покидали его на протяжении всей жизни. Они отражались в его коже, в его собственных словах, в безмятежности его мыслей. Печаль по поводу самоубийства его друга Рюносуки Акутагавы открыла шлюзы этого бессмысленного канала, лишившего его воли к жизни. Однако самоубийство его друга и ученика Юкио Мисимы, совершившего бесполезное и абсурдное сэппукэ (харакири), очень огорчило его.
С тех пор он жаждал только смерти. Однажды он сказал жене, что в глубине души вынашивал мрачную мысль о том, что во время одной из поездок самолет разобьется и его жизнь оборвется быстро и внезапно.
Уже в последние дни своей жизни, в промежутках бессонницы, он видел призрак своего друга Мисимы, тот самый, который явился, чтобы мучить его. Так и случилось, что утром 16 апреля 1972 года пожилой писатель включил в своем доме газовый кран и покончил с собой. Ужасный конец для гениального писателя.
Каждый раз, когда японский писатель кончает жизнь самоубийством, гибнет целая нация. Ни буддизм, ни слава, ни литература, которую он так любил и которая была его великой и единственной страстью, не смогли спасти его от такой скучной и пустой жизни, от такого мучительного конца. Смысл жизни, который он так искал в своих произведениях, но так и не нашел, стал таким далеким идеалом. Почему же так много японских писателей стремятся к идеалу смерти, приписывают ей эстетику и философию?
Мисима говорил, что Япония теряет «культуру смерти». Сепука, практика бусидо, когда самурай совершает самоубийство, чтобы не потерять честь, была запрещена законом. Тот же автор «Уха волны» в разгар своего собственного возмутительного бунтарства.
Переведено с помощью DeepL.com (бесплатная версия)