Я считаю, что нельзя сажать людей за слова, нельзя лишать их права на защиту и справедливый суд.

Я считаю несоблюдение даже собственных законов и наплевательское отношение к праву как таковому подрывом русской государственности.
Я считаю вредной политику изоляции. Благоговейный к традиционному укладу Китай дожил в изоляции до того, что хватило канонерок, чтобы навязать им чудовищные соглашения, по которым они отдавали чай, а взамен получали наркоту.
Я считаю, что если в стране, завозящей иммигрантов толпами, все равно отрицательный рост населения, значит, в ней что-то не так.
Я считаю огромной проблемой массовую эмиграцию научной, культурной, интеллектуальной и бизнес-прослойки, которая в результате событий этих проклятых трех лет либо покинула страну, либо живет вахтовым методом. Единственное богатство страны — это люди. Люди создают добавочную стоимость и, в конце концов, просто обустраивают пространство, где живут. Я считаю ещё шире — атмосферу страха: «Скажи аккуратно, не выделяйся, вы сами все понимаете» и прочие атрибуты несвободы.
Я считаю вредным единоличное, ничем не ограниченное правление, ибо, когда наше государство сталкивается с проблемами, оно, вместо решения таковых, предпочитает заткнуть всем рты: кому кнутом, кому пряником. Когда все зависит лишь от одного человека со всеми его плюсами и минусами.
Я считаю, что если страна за 30 лет не может произвести ничего, или очень мало своего, попадая в колоссальную зависимость от китайского импорта — это проблема.
И, наконец, я считаю чудовищной ошибкой начатую войну, в которой граждане некогда великой страны убивают друг друга в промышленных масштабах. Нет, я не отрицаю возможность войны, а иногда даже ее необходимость. Но государство, решившееся на это, не имеет права подходить к вопросам жизни миллионов людей так по-хамски, как оно это сделало. Вытирая годами ноги об армию и пестуя специальные службы, которые блестяще действуют на внутреннем экономическом фронте и очень так себе на внешнем, где обитают реальные враги.
Россия — если она предпринимает действия имперского характера — должна иметь некий приемлемый для бывших республик новый проект. Если этот проект состоит в том, что теперь питерская банда будет крышевать ларек, потому что некие «мы» (к которым реальные мы имеем очень далекое отношение) победили в Великой Отечественной войне, то это плохой проект. Его никто не поддержит. В нём нет мысли и содержания.
Мне без России тяжело, ей же на меня наплевать. Сколько таких у неё блудных сыновей? Одним больше, другим меньше.
Но за что мне просить прощения у Родины? Может быть, за отсутствие патриотизма? И у Родины ли вы предлагаете попросить прощения? Мне кажется, нет. Не у Родины.
А у тех господ, с которыми мы поспорили в вопросах богословия, не сошлись по поводу одного места у блаженного Августина, как говорил Арамис Атосу по поводу д’Артаньяна. Но это наше с ними дело.
И дело в том еще в нашей стране все меняется с ног на голову в течение трех дней, и «делаются дела». Тело предыдущего вождя еще остыть не успевает, как уже происходят поразительные прозрения, которые, порой, невозможно объяснить одной только медициной.
И знаю, что единственное, что требуется от русского ссыльного, — это жить долго, подобно самураю, который, долго сидел на горе Фудзи и однажды увидел, как по реке проплывают трупы его врагов.
Позавчера ты — скотина-смутьян и агитатор, вчера ты — герой революции, сегодня — враг народа, завтра — оклеветанная соль земли, послезавтра — безродный космополит, а еще через неделю — спишь у кремлевской стены.
Я не о себе, конечно. Отнюдь.
Но я видел таких людей. И многое у них усвоил.
Ключевое. Это то, что не стоит изменять себе. Тогда сломаешься.
А Россия-страна, как любимая женщина, у нее бывают милые смертельно опасные странности.
И спросит она однажды: «Всё еще любишь?».
И я отвечу.
Всегда!
Komandor