Я любил её, как ребёнка, пусть и наивно, пусть безответно. Порой, мне не нужен был её ответ на мои чувства, это только влюблённость требует взаимности. Я любил её безусловно, потому что не важно, сколько красоты она вкладывает в слово, когда её губы сотканы из прелести земной. Лучшей её прелести. Слова горчат, губы — нет.
Я любил её так нежно, словно она редчайшего вида — альбинос, и её снежную кожу можно ранить одним неверным касанием. Властные касаются грубо, властных не касаются в ответ. Грубость мужская — это небрежность, в первую очередь к женщине, а вот ее я берёг. Мы храним лучших женщин мира в рамках, я её хранил у себя в постели. Во сне. И внизу живота. Нельзя беречь то, что разбито, и когда мы разбивали бокалы, то выбрасывали их осколки. Красивые были бокалы, но из них теперь не выпить вина. Прошлое больше не кровоточило, будущее плыло в сторону мечты, настоящего нет, нам так казалось, что его нет.
Я любил её без рамки. Никогда не любил целовать холодную фотографию, только тёплую кожу, только горячие губы, только сухие глаза, иногда даже мокрые, только веки и нос. Гордые не любят, когда их целуют в нос. Дети тоже. Я любил её… Но сказать, что она меня не любила — это ложь. Я просто не требовал от неё такой любви, которую я давал. И всего. Я позволил себе раствориться в ней, я позволил себе испытать самое сильное чувство — когда я умираю, чтобы вновь возродиться, когда я возрождаюсь, чтобы снова умереть. Мне кажется, что я познал жизнь через неё. Я познал себя.
Я любил её — это, все равно, что — я губил её, ведь нельзя же любить, не погубив. Не растоптав. Не испачкав собой. Не предав. Не убив. Не уничтожив. Нельзя!
Я любил её, не погубив. И каждым своим последующим словом я докажу, что можно...
© Вячеслав Прах
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 19
Я любил её, как ребёнка, пусть и наивно, пусть безответно. Порой, мне не нужен был её ответ на мои чувства, это только влюблённость требует взаимности. Я любил её безусловно, потому что не важно, сколько красоты она вкладывает в слово, когда её губы сотканы из прелести земной. Лучшей её прелести. Слова горчат, губы — нет.
Я любил её так нежно, словно она редчайшего вида — альбинос, и её снежную кожу можно ранить одним неверным касанием. Властные касаются грубо, властных не касаются в ответ. Грубость мужская — это небрежность, в первую очередь к женщине, а вот ее я берёг. Мы храним лучших женщин мира в рамках, я её хранил у себя в постели. Во сне. И внизу живота. Нельзя беречь то, что разбито, и когда мы разбивали бокалы, то выбрасывали их осколки. Красивые были бокалы, но из них теперь не выпить вина. Прошлое больше не кровоточило, будущее плыло в сторону мечты, настоящего нет, нам так казалось, что его нет.
Я любил...ЕщёЯ любил её… Нет, не так, как любят своих женщин сильнее мира сего.
Я любил её, как ребёнка, пусть и наивно, пусть безответно. Порой, мне не нужен был её ответ на мои чувства, это только влюблённость требует взаимности. Я любил её безусловно, потому что не важно, сколько красоты она вкладывает в слово, когда её губы сотканы из прелести земной. Лучшей её прелести. Слова горчат, губы — нет.
Я любил её так нежно, словно она редчайшего вида — альбинос, и её снежную кожу можно ранить одним неверным касанием. Властные касаются грубо, властных не касаются в ответ. Грубость мужская — это небрежность, в первую очередь к женщине, а вот ее я берёг. Мы храним лучших женщин мира в рамках, я её хранил у себя в постели. Во сне. И внизу живота. Нельзя беречь то, что разбито, и когда мы разбивали бокалы, то выбрасывали их осколки. Красивые были бокалы, но из них теперь не выпить вина. Прошлое больше не кровоточило, будущее плыло в сторону мечты, настоящего нет, нам так казалось, что его нет.
Я любил её без рамки. Никогда не любил целовать холодную фотографию, только тёплую кожу, только горячие губы, только сухие глаза, иногда даже мокрые, только веки и нос. Гордые не любят, когда их целуют в нос. Дети тоже. Я любил её… Но сказать, что она меня не любила — это ложь. Я просто не требовал от неё такой любви, которую я давал. И всего. Я позволил себе раствориться в ней, я позволил себе испытать самое сильное чувство — когда я умираю, чтобы вновь возродиться, когда я возрождаюсь, чтобы снова умереть. Мне кажется, что я познал жизнь через неё. Я познал себя.
Я любил её — это, все равно, что — я губил её, ведь нельзя же любить, не погубив. Не растоптав. Не испачкав собой. Не предав. Не убив. Не уничтожив. Нельзя!
Я любил её, не погубив. И каждым своим последующим словом я докажу, что можно...
© Вячеслав Прах