ОДНАЖДЫ НА КЛАДБИЩЕ

После совещания оперативники пошли подбирать маскировочные костюмы. Выдавал старший прапорщик Калёнов.
– Выбирайте, чтоб не шибко тесно было. Не май-месяц. Под такой костюмчик можно пару свитеров надеть, тогда точно не околеете! Сильно большой тоже не берите, чтоб не цеплялся за кусты…
Старший лейтенант Прокопьев долго вертел в руках куртки зелёно-пятнистой раскраски с капюшонами, кое-где на куртках были жёлтые пятна. Такого же цвета подобрал штаны. Их можно было надеть прямо на джинсы.
– Маскировочную бахрому возьмите, там на месте определитесь, нужна-не нужна. Карманы проверьте, чтоб лишнего не было.., – продолжал наставления Калёнов.
Увидел у Звонарёва спичечный коробок, взял его, тряхнул. Как бренчат спички услышали все.
– Это, конечно, вещь нужная. Но сделай тогда так, чтоб не греметь, когда не следует…

Прапорщик взял с полки виток бинта и плотно вложил его в спичечную коробку. Тряхнул – звука не последовало:
– Держи!

Через полчаса все сидели в УАЗике, направлявшемся в сторону городского кладбища. Прокопьев вспоминал совещание:
– В результате оперативно-розыскных мероприятий задержали цыгана, который и сдал нам этот схрон на городском кладбище, – майор Битов призвал к бдительности. – Там пудры не один килограмм, так что полное внимание. Ясно, что не один клиент придёт. И глаза у них будут не в точку. Смотреть в оба! Сутки делим пополам. Днём пасёт поляну группа капитана Грибанова, ночью – старшего лейтенанта Прокопьева. В октябре у нас ночь, день примерно равны. Так что – по двенадцать часов…
«По двенадцать часов, это, ясен пень, очень справедливо, – думал Прокопьев, – только есть нюанс, Грибанов днём гуляет по кладбищу в шляпе и с веночком, а мы с ребятами – ночью животами землю греем»
Первая ночь прошла безрезультатно. Наркодилеры не появились. Не появились они и во вторую. Рабочая злость оперов достигла предела и трансформировалась в яростную ненависть к конкретным пушерам, которых так ждали, а они всё никак не появлялись.
Но Бог любит троицу, и вот в третью ночь, самую тёмную, когда луна периодически лишь на считанные минуты проглядывала меж чёрных туч, нещадно гонимых по небу жёстким осенним ветром, оперативники услышали негромкие голоса в конце аллеи…
К схрону направлялись двое, осторожно ступая, оглядываясь, периодически включая фонарик, чтобы определиться. Справедливости ради нужно сказать, что эти двое были не робкого десятка, имевшие судимости и не раз бывавшие в переделках. В любое другое время, в любом другом месте они не боялись никого – ни чёрта, ни мента. Но на кладбище, да ещё ночью, да ещё такой мрачной ночью…
В общем, кто бывал после захода солнца на кладбище, или хотя бы в детстве на ночь читал «Вия» или «Собаку Баскервилей», припомнит тот жутковатый холодок, что поселяется внутри, где-то между желудком и печенью. Конечно, он, этот холодок, у гостей был, но они держались и виду друг перед другом не показывали.
Они были уже совсем близко, когда луч фонарика скользнул и по Прокопьеву… И старлей мысленно поблагодарил самого себя за то, что не поленился и щедро осыпал себя листьями и выставил маскировочный веер из веток и травы. Его не заметили. Гости нашли схрон. Один светил фонариком, другой руками в кожаных перчатках разгребал листья и сухую землю. И вот, наконец, заветный чёрный полиэтиленовый пакет в руках…
То, что произошло дальше, достойно пера более борзого, чем моё.
Кстати, вас никогда менты не принимали ночью на кладбище? Нет? Тогда, боюсь вы не поймёте…
В этот самый момент как из-под земли взметнулись три жутких демона в лохмотьях, листьях, траве и прочей дряни, и со звероподобным страшным рыком, воплем, криком набросились на несчастных. В этот леденящий кровь крик и вопль опера вложили всю накопленную злость и ярость, вскипевшую в момент как волна, всю лютую энергию тренированных тел, накопленную за три холодных ночи. Если бы при задержании нужно было грызть преступников зубами, они бы в этот момент легко загрызли их, не задумываясь. Но оперативники всего лишь выкрутили до хруста руки гостям, защёлкнули наручники, пару раз саданули по рёбрам, чтоб лежали смирно…
Напрасно старались, те и так лежали не шевелясь. Даже если бы их сейчас освободили и сказали: «Чешите отсюда, мы вас отпускаем», они не смогли бы даже шагу сделать, как не смогли бы и сказать: «Спасибо», потому челюсти их, как и все мышцы, были сведены судорогой, глаза вытаращены, как у пескарей, загорающих на песке. А тот самый холодок, что был между желудком и печенью, вдруг надавил одновременно на желудок, на печень, на мочевой пузырь и на прямую кишку, доставив временно некоторое облегчение…

В общем, когда подъехал УАЗик-буханка, дежуривший неподалёку, гостей пришлось грузить как обыкновенные мешки…

Утром майор Битов в управление приехал раньше обычного. Сразу же к Прокопьеву:
– Допросили?
– Какое там… Они даже свои фамилии не могут вспомнить!