Предыдущая публикация
Кто-то вспоминает непременно,
Если б было в жизни все так ясно,
Я б во всем доверился приметам.
Я бы снам поверил и ромашкам,
Всяческим гадалкам и кукушкам,
Я бы правду знал о самом важном
И о самом нужном.
Угадал бы все твои секреты
И не волновался понапрасну.
Вот опять погасла сигарета,
О тебе задумался, - погасла......
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 17
Она, таинственно улыбаясь,
всматривалась в голубой горизонт сквозь Него,
Он целовал её хрупкие пальцы и пытался понять Её мир,
наслаждаясь тихим грудным смехом,
любил Её и боготворил….
Она любила стихи…..
...когда.
в окно заглядывала ночь
Он, всматриваясь в темноту, засыпал
под клацкающий звук компьютерных кнопок
за стеной, отделяющей Его от Неё,
и проваливался в пустоту…
Она читала стихи…
Я говорила себе - пусть бы он целовал меня до рассвета, целовал и больше ничего. Франсуаза Саган
устаревшая форма неправильного глагола.
Милая, ближе. Просто напомни - чей я?
Какого черта я здесь и с какого года?
Пока твои легионы хранили сон твой,
пока остывало солнце на влажных скалах,
я в одиночку сражался с небесной сотней:
лунные стрелы, ангельские оскалы.
Пока ты искала покоя /покойся с миром/
в руках тишины, спустившейся с гор в долину,
я там, наверху, один танцевал на минах,
и, кажется, танец выдался слишком длинным.
Закат разрезает небо опасной бритвой,
больное «люблю» звучит искаженным «здравствуй».
Здесь что-то случилось за время великой битвы,
мы слишком другими вернулись из дальних странствий....ЕщёСкучаю - норма, полная исключений,
устаревшая форма неправильного глагола.
Милая, ближе. Просто напомни - чей я?
Какого черта я здесь и с какого года?
Пока твои легионы хранили сон твой,
пока остывало солнце на влажных скалах,
я в одиночку сражался с небесной сотней:
лунные стрелы, ангельские оскалы.
Пока ты искала покоя /покойся с миром/
в руках тишины, спустившейся с гор в долину,
я там, наверху, один танцевал на минах,
и, кажется, танец выдался слишком длинным.
Закат разрезает небо опасной бритвой,
больное «люблю» звучит искаженным «здравствуй».
Здесь что-то случилось за время великой битвы,
мы слишком другими вернулись из дальних странствий.
Но я смотрю на тебя в серебре вечернем -
чуть дольше, чем люди имеют на это право,
и сам становлюсь важнейшим из исключений:
влечением, причиняющим боль на равных.
Но как же хочется порой…
Коснуться прошлого…
слегка и осторожно…
Там где парила ангелом Любовь…
…
Столько биться о стёкла и бабочки умирают..
В животе, между ребер… всего за версту от рая,
Изломав свои крылья о тысячи полуфраз.
И тогда ты увидишь, как можно воздвигнуть стены
Из хрустального льда. И пустить себе снег по венам,
Став арктическим ветром.. холодным и незабвенным..
От всего отрешённым… Из северных, вьюжных рас..
На моем континенте и так слишком редко солнце..
Кто был вхож в эти «зимы», тот вспомнит и ужаснётся.
А теперь, прикасаясь, попробуй не расколоться…
Об игольчатый берег дрейфующим кораблём…
Я же буду смотреть под тоскливые крики чаек…
Как тебя, сотворившего эту зиму, волна качает…
А когда ты «уснешь»... став красивым необычайно..
Лишь смахну пару льдинок.. изящно пожав плечом…
Первый
по выходным заплетал ей волосы,
почти не спорил с ней.
Второй
возводил ей жилые комплексы,
ходил за кольцами.
Третий
заваливал её цветами, тортами,
пел комплименты, а
она любила и ждала
четвёртого.
Того,
что одинаково с ней держал сигарету.