Предыдущая публикация
БАРНАУЛ В ВОСПОМИНАНИЯХ ЕГО ЖИТЕЛЕЙ.
"ПОВЕСТВОВАНИЕ О ГОРОДСКИХ ОКРАИНАХ". В.М.Коржов. ГЛАВА 5.
ОТ УСТЬЯ ДО СТАРОГО БАЗАРА.
Был на базаре магазин,
Где торговали только рыбой.
Там возлежал, как господин,
Осетр сверкающею глыбой.
Селедка в бочках, как народ
В час “пик” в автобусах, теснилась.
Кета с горбушею лоснилась
Средь рыб различнейших пород.
Увы, тот магазин снесли.
Куда-то рыбу увезли.
Осталось лишь виденье детства...
С базаром жил я по соседству.
Весной Барнаулка после ледохода шумела мутной водой, крутила водовороты, высокие волны, набегая волна за волной, отталкивались от неровностей дна, сталкивались гривастыми лбами друг с другом и, охая, оседали, чтобы вновь через несколько метров повторить схватку. Барнаулка для нас, приреченских жителей, была кормилицей и поилицей. По весне помогала дровами, плывущими по стремительной воде. Их мы ловили баграми (все меньше денег уходило на покупку), во время и после ледохода на Оби - рыбалкой-наметкой, во время подъема и спада коренной воды, когда Барнаулка, подпираемая полноводной Обью, плавно текла и доходила, а порой и заливала наши огороды, – рыбалкой на удочки. Жарким летом мелководная, она быстро-быстро бежала,посверкивая желтовато-коричневатой водой под жгучими лучами солнца, до того чистой, что в пятидесятые годы в ней водились во множестве вьюны, маленькие, юркие, необыкновенно живучие рыбки - любители чистой проточной воды.
Стоишь по щиколотку на песчаном дне по косе или перекату на середине Барнаулки, а прожорливые вьюны подходят шустрой стайкой и щекочут, покусывают ступни ног и пятки, тычутся в пальцы. Захватываешь их из-под ноги ладонью, сложенной совочком, вместе с частицами золотистого песка со слюдяными блестками и опускаешь в стеклянную литровую банку, привязанную веревочкой под каемку у горловины, что свисает с шеи на грудь, ведь приходится орудовать двумя руками; затем идешь на берега Оби, на устье или на запани, или в протоках за рекой ловишь на вьюна-живца крупных щук, окуней, а по осени больших налимов.
В 1958 году во время высокого паводка появилось в Барнаулке много гальяна. Мы, ребятня, ловили его ситами для просеивания муки, плывущими со спичфабрики, там их изготовляли, по ленте транспортера из цеха в склад перегружали на другой берег, они падали в воду и плыли мимо Старого базара к нашим домам.Подводишь сито, погруженное на полметра в воду, к деревянному заплоту, укрепляющему берег, поднимаешь у бревна-сваи над водой, а на дне прыгает, трепещется с десяток желтых гальянов. Я рыбешек высыпал в ведро, стоявшее на берегу, относил его домой и отпускал гальянов в деревянные бочки для дождевой воды, своеобразные аквариумы, где они (я их подкармливал хлебом) жили почти целое лето и шли на приготовление котлет. На удочки прожорливые гальяны клевали со страшной силой по берегам Барнаулки, от устья до Старого Базара. Ловились на огрызки червя, заглатывая иногда даже голый крючок.Водопроводов в домах не было, колонки находились далеко, и огороды поливали водой из Барнаулки.
Вне всякого сомнения, главный кормилец – Старый базар в далекие пятидесятые-шестидесятые годы находился на том же месте, что и в конце XIX – начале XX века, и сейчас Центральный рынок расположен между улицей Мало-Тобольской и Барнаулкой.
Первое упоминание о рынке относится к 1847 году.Территорию базара от улицы отделяла узкая аллея из трех рядов кленов, хотя, по сути, магазины на Мало-Тобольской являлись неотъемлемой частью его, ведь до революции старые здания из красного кирпича принадлежали купцу Сухову и Лалетину, равно как и часть рынка с торговыми корпусами. Угловой гастроном № 69 смотрел одной половиной окон на трамвайное кольцо, городской парк культуры и отдыха (парк Центрального района), другой - на рынок. Далее шли магазины “Ткани”, “Обувь”, “Хлеб”, “Молоко”. А за общественными туалетами, скрытыми в кленовом палисаднике,стоял магазин “Хозяйственный” (современный “1000 мелочей”). На втором этаже этих зданий располагались различные учреждения:филиал Томского юридического института, БТИ и прочие...
От ул. Льва Толстого до Барнаулки, в начале Ленинского проспекта, раскинулась Базарная площадь (указана на планах города 1785, 1803, 1856 гг.). Она в 50-е годы ХХ века являлась неотъемлемой частью Старого рынка. Ибо на ней стояли магазины “Галантерея”, “Книги”, “Рыба”, розовая столовая №15. Также многочисленные киоски и ларьки, за которыми, ближе к Приречной,на месте ДЭУ Центрального района, простиралась “барахолка”(вещевой рынок). Ее затем перевели на Прудские улицы, там, где находился ипподром, а затем вырос Алтайский завод агрегатов. Какую только рыбу не продавали в магазине и на рынке – торговали даже китовым мясом, по вкусу напоминающим говядину! Я, впервые взявший удочку в руки лет в пять,глядя на рыбное изобилие, мечтал поймать подобную рыбину,что лежали на витринах и прилавке.
“Эка невидаль! – воскликнет дотошный читатель. – Сейчас тоже на рынках и в универсамах богатый выбор – чего только нет”. Соглашусь, но с оговоркой, не забывайте о тяжелом послевоенном времени и не ахти какой зарплате, соотносимой с покупательской способностью населения. Красная рыба стоила 1 руб.40 коп., сельдь, в зависимости от сорта, – от 60 до 90 коп., а килька, тюлька и прочая мелочь – от 20-30 копеек за килограмм (привожу цены после денежной реформы 1961 г.).
В пятидесятые годы жили бедно. Не хватало жилья, товаров повседневного спроса, много чего не хватало... Страна залечивала раны, нанесенные войной, но главное – люди были дружны,добросердечны, гостеприимны – не разобщены, как в наши дни,когда порой даже родня не роднится, а идолом для многих стал рубль и доллар, ржой разъедающие души.
На рынке сновали на самодельных колясках, дощатых площадках с колесами из подшипников, безногие инвалиды, то здесь, то там скрипели протезы и стучали о мостовую костыли. Нищие просили милостыню. Инвалиды играли на гармошках-трехрядках и стареньких баянах, растягивая цветные меха и ловко перебирая пальцами клавиши, пели песни военной поры и грустные, щемящие лагерные песни, трогая сердца простотой, а более одаренные могли исполнить любую, даже сложную мелодию на заказ.
Люди жалели своих защитников – в фуражки и шапки, позванивая, сыпалась мелочь, и серыми воробьями летели бумажные рубли. Чаще всего подаяние шло на пропой - ведь вино и водку продавали на рынке в нескольких местах на розлив. Милиция гоняла попрошаек, забирая в участок, правда, инвалидов трогали реже – что взять с горемычных... Приемники-распределители и ЛТП еще не построили, тюрьмы и лагеря переполнены. Там надо трудиться, а какие из инвалидов работяги? Постепенно они исчезали, кто-то приспосабливался к мирной жизни, а не умевшие или не хотевшие работать, потерявшие или не обретшие семьи –умирали.Деловые люди и близкие к блатному, воровскому миру делали деньги на дефиците. Процветала спекуляция. Частенько крупные спекулянты привлекали любивших выпить, но окончательно не спившихся инвалидов для торговли дефицитом и ходовым товаром на рынке.Старый рынок – это, прежде всего живой организм, он каждый год несколько видоизменял свои черты, не теряя основного облика, присущего только ему. На него вели два главных входа. Один в форме высоких ворот наподобие арки вел от конца Мало-Тобольской улицы, от трамвайного кольца, во чрево рынка. С правой стороны от входа шли многочисленные хозяйственные и скобяные магазины, с левой - дощатые магазинчики и ларьки. В центре базара стоял большой деревянный корпус, где торговали и летом, и зимой. Летом в нем царила прохлада, а зимой было относительно тепло. За большим корпусом, ближе к Базарному переулку, находились еще три корпуса поменьше, делившие рынок как бы на четыре параллельные улочки, и еще один вход. Вдоль Барнаулки располагались “косые” ларьки, прозванные так за треугольную форму. Их убрали и поставили ряды-прилавки после того, как бушующей речкой во время паводка несколько ларьков смыло водой и унесло вместе с товаром. У Барнаулки на прилавках торговали в основном овощами: картофелем, капустой, свеклой....
Помню, один киоск то ли прибило течением к заплоту на углу Чехова и Приречной, недалеко от нашего дома, то ли его поймали баграми соседские мужики и парни; дело в том, что он оказался под завязку заполнен нужным в быту товаром: перцем, корицей, лавровым листом. Пряности, упакованные в небольшие фанерные ящики, не успели намокнуть. Ларек быстренько разобрали на дрова, а содержимым стали одаривать всех, кто находился поблизости. Мы с отцом проходили мимо, и отцу, а его уважала вся округа, дали два ящика с пряностями.
Отец принимал участие в трех войнах: необъявленной - присоединение Западной Украины и Белоруссии, белофинской и Великой Отечественной. Он попал в плен, бежал из концлагеря, их группа вышла на минное поле недалеко от передовой и подорвалась. Отцу в госпитале ампутировали ногу выше колена, и он ходил на костылях, пробовал освоить протез, но не смог. Родом из Белоруссии, отец часто напевал: “В славном городе Новобелице, я под маминым крылышком рос. Спал я в люлечке,кушал булочки, золотыми кудрями оброс…” По прошествии стольких лет так и осталось для меня загадкой, то ли услышал он,то ли выдумал тот до боли тоскливый куплет.Пока отец мечтал по суровым дорогам войны дойти до Берлина, деда Захара и бабушку Аксинью сожгли каратели. Я их знаю лишь по рассказам отца (не сохранились даже фотографии).В пятидесятые годы через всесоюзный розыск отец нашел свою первую довоенную семью. Мой сводный брат Саша и сестра Вера приезжали к нам в гости. По их судьбам тоже прошлось огненное колесо войны – они, будучи детьми, были угнаны в Германию...
Отец разыскал своего брата Василия, жившего в поселке под Ленинградом, и ездил к нему в гости. Брат работал редактором районной газеты. Мой батя не был краснобаем, рассказывающим направо и налево о войне, он почти никогда не выступал на школьных утренниках, считая войну и фронтовые будни страшной и тяжелой работой.
Лишь два раза, находясь под хмельком, отец поведал мне о немецком плене. Показал на скромную икону, на Библию и сказал, что, наверное, Бог спас его в трудную минуту, побудив бежать на волю...Однажды начальник лагеря построил военнопленных в длинную колонну. Встал перед строем и велел рассчитаться на первого и второго. Вторые номера, в том числе и отец, сделали шаг вперед. Затем офицер пошел вдоль шеренги, вглядываясь в лица изможденных людей. Отец, до этого не веривший ни в Бога, ни в черта, не знавший ни одной молитвы, вдруг вспомнил полузабытые слова, что шептала ему в детстве бабушка, а может, сам придумал молитву, или Ангел-хранитель подсказал заветные слова...
Начальник лагеря остановился перед отцом, посмотрел на его чернявую голову и резанул: “Юдэ!”
- Нет, белорус, православный!.. – ответил пересохшими губами отец.
- Швайн! Шнель!.. – и фашист показал на брюки.
Отец выполнил унизительную команду, и его вернули в первую шеренгу – вторую больше никто из заключенных не видел...
... Что ж, вернемся на берег Барнаулки к злополучным ящикам... Дома отец обернул ящики резиной, промазал швы сургучом, поместил в мешок, приладил груз и веревку и опустил у заплота в Барнаулку. Он смекнул, что милиция станет искать пропажу – киоск выловили среди бела дня, а стукачи и сексоты водились даже на наших хулиганских улицах. Но, увы, хитрость не прошла, кто-то видел и донес,а может, участковый и ушлые следователи из районного отдела внутренних дел догадались, где искать злополучные ящики...Участковый пригрозил отцу, мол, Михаил Захарович, несмотря на твои заслуги, если не перестанешь, якшаться с кем попало –упечем туда, где Макар телят не пас! Отца уже два раза забирали с рынка в милицию за мелкую торговлю якобы запрещенным товаром (но ведь на пенсию в 30 рублей и зарплату сторожа не проживешь, не прокормишь семью).Отец сутки работал, а трое отдыхал, поэтому постоянно ходил в магазины и на базар за продуктами. Он набрасывал на плечи вещмешок, в нем удобно стояла четвертная бутыль под молоко, и компактно вмещались покупки, за спиной нести удобно, ведь руки были заняты костылями. Будучи маленьким, дошколенком, я частенько сопровождал отца на рынок, мать специально отправляла меня с ним, чтобы он, чувствуя ответственность,не пропускал рюмку-другую с многочисленными друзьями. Мой отец,Царство ему небесное, добрым,слабохарактерным человеком был.С Захаровичем любили выпить, начитанный, он мог дать верный совет (не зря в войну служил младшим политруком), поговорить на любую тему, поддержать любой разговор. Порою, он перебирал лишку, и кореша приводили его пьяненького домой. Иногда, на “автопилоте”, он доходил до Приречной, на родной улице расслаблялся, силы покидали его (что там говорить, сказывались контузии и ранения), поэтому отец быстро пьянел и ложился в придорожную полынь под кусты сирени и акации. Знакомые заглядывали к нам домой и говорили, что ваш хозяин “устал” и лежит на улице. Мы с соседями шли и забирали его. Такое время,такова послевоенная жизнь!
Я хоть не знал хлебных карточек,которые отменили в 1947 году, за полгода до моего рождения. Рынок кормил потому, что мы и соседи продавали излишки с наших небольших огородов: морковь,огурцы,
помидоры.Почти в каждом доме держали живность: кур, уток, гусей, индюшек, порой свиней,а соседи Овчинниковы (Воротынцевы) имели даже буренку Зойку, которая по утрам мычала на всю улицу - просила, чтобы ее накормили и подоили. Зойкиным молоком меня отпаивали, когда я, бестолковый, отравился семенами стручковых цветов, уж больно они по вкусу напоминали бобы. Мы держали кур даже зимой, они жили в просторном, высоком, около метра, подполье, где для них горела электрическая лампочка. Горластый петух и четыре непоседливые несушки иногда откладывали по нескольку яиц с тонкой скорлупой.Летом и осенью пускали на постой “калбитов”, так моя бабушка Марфа называла выходцев из Средней Азии, торговавших на рынке фруктами. Если в летнее время шел ремонт, допустим, перекладывали печь, а у нас печь была настоящая – русская, большая, ее поменяли на голландку лишь после паводка 1958 года,или кто-то гостил из родни, или просто не хотели пускать чужаков, тогда сдавали им в аренду под хранение фруктов сарай и чердак. Помню, одни постояльцы были хмурые и жадные (таджики), другие веселые и добрые (узбеки). Они ставили в сенях открытые ящики с яблоками, грушами, гранатами, предлагая нам -угощайтесь, берите, не стесняйтесь... Узбеки в ограде на костре готовили вкусный плов, всегда приглашая нас на обед.
Весной, летом, осенью рынок шумел, торговля шла бойко, а зимой вымирал. В студёное время торговали в основном сухофруктами, мясом, рыбой, салом, медом и замороженным молоком. Краснолицые дородные тети (так и тянет сказать: “кровь с молоком”) в белых передниках продавали похожие на матовые лунные диски кругляки замороженного молока, маленькие и большие, они, казалось, плыли по прилавку в снегопад и отливали серебром в лучах холодного зимнего солнца.
Еще до школы, и учась в первом-втором классе, мы, пацаны несмышленыши шарились по рынку между многочисленных рядов и прилавков теплыми летними вечерами в надежде найти денежку – и находили оброненную мелочь, а иногда бумажные рубли; собирали окурки, прятались под заплотом у Барнаулки,расстилали газету, высыпали из “бычков” табак и сворачивали,подражая взрослым, самокрутки (“козьи ножки”), пробовали курить, задыхаясь и кашляя едким дымом. Моя бабушка раз выловила нас за этим занятием и так отходила меня костыльком, что я до сих пор не помышляю о куреве...
Помню, был незабываемый по-летнему теплый вечер, 12 апреля 1961 года. Людей на базаре почти нет. И я, тринадцатилетний подросток, гоняю на велосипеде по асфальту, который положили год назад. Из раструба репродуктора, установленного на столбе, звучит голос Юрия Левитана о том, что выведен на орбиту вокруг Земли первый в истории космический корабль-спутник “Восток” с человеком на борту, пилотируемый гражданином Союза Советских Социалистических Республик Юрием Алексеевичем Гагариным...
Я, зачитывавшийся фантастической и научно-популярной литературой, грезивший во сне и наяву о полетах в космическое пространство, бросаю руль велосипеда, вскидываю вверх руки,хлопаю в ладоши, кричу: “Ура!..” И кручу, кручу педали, набирая скорость, управляю велосипедом только ногами, мысленно улетая в звездную россыпь, в заоблачный край...
Шумит волной Барнаулка. Мне кажется, что скоро-скоро сбудутся мои мальчишеские мечты и человек ступит на поверхность иных планет. На Луне побывали, дай Бог, дожить до полета человека на Марс, завершить задуманное... Пока во мне, несмотря на накипь прожитых лет, остается что-то детское, светлое, пока теплятся в сердце угольки веры, надежды, любви, я буду себя считать ЧЕЛОВЕКОМ!..
Память
По нашей улице щербатой
Стучали утром костыли.
Отец прошел войну солдатом
Не посрамив родной земли.
Мечтал до грозного Берлина
Отец с победою дойти...
Противотанковая мина
Подстерегла его в пути.
Сорок четвертый год. В июле
Встал госпитальный эшелон
В тылу глубоком – в Барнауле.
Я в этом городе рожден.
Мне пятьдесят. Я благодарен
За то, что не видал войны.
Портрет отцовский мной поставлен
На книжной полке у стены...
Базарная площадь и "базарный" мост через Барнаулку. 1896 год.Через Барнаулку - ул.Мало-Олонская
Барнаул. Весовая на Базарной площади и мост через Барнаулку по Московскому переулку (пр.Ленина). 1895 год.
Базарная площадь.1912-13 гг. Фото Иванова Г.И. Вид от ул.Мало-Тобольской в сторону ул.Л.Толстого.На переднем плане - по ул. Л. Толстого, 21 находился торговый дом И.Ф. Смирнова и магазин А.Ф.Второва ( магазин "100 мелочей","Твой инструмент").
Торговые ряды по Соборному переулку (современный Социалистический проспект на перекрёстке с ул.Л.Толстого).
Барнаул.Соборная площадь ( пл.Свободы).1897 год.Справа - Главное управление Алтайского округа,Школьный сад при Народном доме,лесопильный завод,"заводской" мост через Барнаулку,через который идёт основной въезд на Гору по Косому взвозу ( ул.Колядо),Нагорн
Торговый дом "Д. Н. Сухов и сыновья" ,построен в 1880г. Угол Соборного переулка и Мало-Тобольской ул.(Социалистический / Мало-Тобольская)
Торговый дом купца Лалетина с гостиницей.Построен в 1907 г.
Приказчик среднего звена.
У Болиндера ( шведская фирма, разраб. элеватор для погрузки бревен на ж-д платформы, 1948 г. (р-н коммунального моста)
Вид с ВДНХ. Ул.Б.Олонская,Барнаулка, ул.Приречная,Обь,элеватор.1960-е
Барнаул. Река Барнаулка и Приречье.1960-е.
Переправа через Барнаулку после наводнения 1947 года.Мост снесло.
Базарная площадь. Вещевой рынок ( "барахолка").1948 год.
У в хода на вещевой рынок.Базарная площадь. 1952 год. Справа от вещевого рынка в бывшей церковной гостинице - магазины (проспект Ленина,2)
Вещевой рынок (попросту "барахолка") на Старом базаре ( Ленинский проспект). Май 1952 года (автор снимка Л. И. Борисенко подписал:"Хочет мужик продать сапоги,да никто не берёт!")
Базарная площадь.Мотогонки по вертикали.1951 год.Фото Л.Борисенко.
Кукольный цирк на Базарной площади.1949 год
Наводнение на Старом базаре.1969 год.
Наводнение в районе колхозного рынка.1969 г. Базарный мост через Барнаулку и жилой дом в бывшей гостинице "Империал".
Барнаул.Гастроном на Старом базаре.Зима 1970 года. Фото В.Бебко.
Барнаул.Старый базар. 1975-1977 гг. (фото Г.В. Банченко).
Американский фотограф Дин Конгер.Барнаул. Деревянный Старый базар . 1974 год.
Американский фотограф Дин Конгер.Барнаул. Старый базар.1974 год.
Улица Мало-Тобольская.
В магазине "Ткани" на ул.Мало-Тобольской
Старый базар.1970-е.Гастроном № 69.Вот где всегда было много народа!
Старый базар.
Ул.Мало-Тобольская.1989 год.
Вид с Горы на ул.Мало-Тобольскую.
Следующая публикация
Нет комментариев