И не видела ее столько же. Сама Катя давно бы уже помирилась с ней, но ведь Машка такая упрямая, ни за что сама не позвонит! А Катя бы и позвонила, но только вот номер Машка сменила, видимо, назло ей. Катя даже попросила знакомого генерала выяснить, где и как живет ее дочь, но он не смог ничего узнать. Или пожалел ее и скрыл правду, ведь наверняка жизнь дочери пошла по наклонной, Катя это сердцем чувствовала.
Поссорились они из-за того, что Машка, проучившись три года, залетела от африканца и собралась бросать институт, чтобы ехать за ним на его родину. Катя сказала, что Машка – дура, а дочь в ответ столько всего наговорила, что Катя даже дар речи потеряла. Дескать, она, Катя, сама ничего в жизни не добилась, даже детей родить, кроме Маши, не смогла, вот и пытается сделать из Маши ту себя, которая не получилась. А она хоть раз спросила, чего хочет сама Маша? Оказывается, и переводчиком она быть не хочет, и вообще учиться не хочет, а волосы всегда мечтала коротко подстричь, а не с этими длинными космами ходить.
Волосы больше всего обидели Катю. У нее самой волосы были жидкие, некрасивые, а дочь пошла в отца, даже родилась с густыми волосами, Катя ее по голове и узнавала в роддоме, остальные младенцы все лысые лежали. И она эти волосы ой как берегла – мыла их отварами трав, маслами мазала, каждый вечер и каждое утро садила дочь на табуретку и долго расчесывала их, потом заплетала в косы. И вот приехала она – мало того, что залетела, так еще и волосы обрезала! Катя заплакала – так жалко ей было и волос дочери, и ее блестящего будущего. А Машка губы сжала и больше ни слова не сказала, так и уехала со своим Баабаром. Правда, через три месяца вернулась – права оказалась Катя, не понравилось Маше в чужой стране, да и Баабар оказался далеко не принц.
Может, все иначе бы потом пошло, но тут Катя ляпнула, дескать, как соседям в глаза смотреть, когда Маша темнокожего ребенка родит, а дочь тут же подскочила, начала обвинять Катю непонятно в чем... Вещи собрала и уехала, сказала, что Катя ей больше не мать.
Соседям Катя врала, что дочь уехала в Америку. Иначе как объяснить, что единственный ребенок совсем не появляется дома? Дочь ведь по больному ударила – Катя и правда смогла родить только ее, а что до, что после, скидывала, не успев забеременеть. И как Маша только смела говорить, что Катя ее совсем не любит? Да она всю жизнь дочери посвятила, а та, неблагодарная, начиталась книжек новомодных и строит из себя умную!
Катя сразу ее узнала, хотя Маша изменилась. Прежними были только ее волосы – длинные, почти до пояса, и при виде этих волос сердце у Кати сладко заныло – все же не зря она так за ними ухаживала! В остальном же Маша была совсем другой: сильно поправилась, лицо стало раздутое, как у мужа покойного – тот всю жизнь с давлением маялся. За руку дочь вела пацаненка – смуглого, с темной шапкой волос.
- Ну, здравствуй, мама.
Кате хотелось кинуться дочери на шею, завыть, прижать ее к себе и никогда не отпускать. Но старая обида занозой засела в душе, не дала ей сдвинуться с места. Вместо этого Катя ворчливо произнесла.
- Ты пьешь, что ли? Чего такая опухшая?
Дочь поморщилась. Кивнула на мальчика.
- Знакомься, это Иван.
Слезы все же вырвались наружу, вместе со смехом, который Катя не смогла сдержать.
- Я не понимаю, что смешного?
Дочь презрительно приподняла одну бровь, как умела только она, и смех застрял у Кати в горле.
- Он поживет у тебя.
Это был не вопрос, это было утверждение. Смуглый мальчик ковырял носком землю и не смотрел на Катю. В руках у дочери большая спортивная сумка. Катя кивнула в сторону крыльца и сказала:
- Пошли.
Поставила чай, нагрела вчерашний суп. Что дочь, что мальчик к супу почти не притронулись. Но за чаем, к которому дочь достала любимое печенье Кати (все же помнит!), Маша, словно бы нехотя, рассказала, что работает в турагентстве, что живут вдвоем с Ваней, замуж так и не вышла, что учится он хорошо, только пишет как курица лапой. Катя всю информацию впитывала как губка, пытаясь представить жизнь дочери и не забывая ввернуть, что и она сама так до третьего класса писала, пока Катя ее не переучила и что переводчиком, наверное, больше получалось бы зарабатывать, ну, и прочее.
- Да кому он нужен, этот английский, – отмахнулась дочь. – Сейчас программы все переводят. Я английский уже и забыла совсем!
Мальчик все это время молчал, только печенье грыз.
- У него каникулы, в лагерь дорого отдавать, а одного не оставить, – сказала Маша. – Пусть он у тебя поживет, а то летом у меня самая пора, целыми днями работаю.
- А раньше он с кем сидел?
- Раньше он в сад ходил. Мам, ну тебе что, сложно, что ли?
Конечно же, Кате было вовсе не сложно. Но после восьми лет молчания она ждала хотя бы простого извинения, что-то вроде: мама, прости, ты была права, надо было мне тебя слушать. Но Маша вела себя так, словно никакой ссоры не было.
Катя ждала, что дочь останется ночевать, но нет – пошла на электричку. Мальчик внезапно кинулся к матери, когда та собралась уходить, вцепился в юбку, но не плакал, просто молчал. Катя взяла его за руку и проворчала:
- Взрослый уже, хватит.
И тот послушно отпустил мать.
Первые дни он почти не разговаривал, Катя даже подумала, что он отсталый, поэтому Маша его и сбагрила. Но потом ничего, разговорился. Правда, странности у него все же были – он жутко боялся собак. Да так, что чуть ли не в конвульсиях бился, когда видел их. А чего бояться-то? Катя попыталась показать мальчику, что ничего страшного в тех собаках нет – повела его к Артему, который на продажу лаек разводил, но после этого мальчик еще и постель стал мочить, словно маленький. Катя попыталась поговорить об этом с Машей – та звонила каждый вечер и по часу разговаривала с мальчиком, точнее, что-то говорила, а он молча слушал. Катя ругалась, говорила, что если денег некуда девать, пусть лучше штаны сыну новые купит, а то ходит в рваных. Маша отвечала, что так сейчас можно и пусть ходит, как хочет. Нет, бестолковая у нее дочь, что и говорить. Пришлось звонить Олегу.
Олег был давним ее ухажером, другом Тимофея, на охоту к нему приезжал. Вроде какой-то не то дальний родственник, не то просто знакомый. Он был старше, и еще тогда ходил в высоких военных чинах, а сейчас и вовсе генерал. Когда она Тимофея схоронила, Олег предложил ей вместе жить, но Катя отказалась. Еще не хватало – ей и так хорошо! Но иногда она обращалась к нему за помощью – если врача для кого надо было найти или в институт устроить. Он и Машу тогда устроил, а она, неблагодарная, не доучилась и бросила.
- Какие люди, неужели сама Катерина мне позвонила! – обрадовался он. – Что, надумала – может, сходишь со мной в ресторан? Я за тобой водителя пришлю.
- Хватит глупости говорить! Я к тебе по делу. Врач мне нужен. Хороший. Для мальчика.
- Какой врач?
- Не знаю, за нервы который отвечает. И за голову.
- Так за нервы или за голову?
- И за то и за другое!
- И где я тебе такого найду?
- Ты генерал или нет? Найди уж как-нибудь!
- А в ресторан со мной пойдешь?
- Вот отыщешь врача - тогда и поговорим.
Через два дня за ними приехала черная блестящая машина с шофером, отвезла к врачу. Тот, конечно, был недоволен, что Катя – бабушка, говорил, что так-то родители мальчика нужны, но в итоге выписал каике-то капли и книжку дал со сказками.
- Читайте ему перед сном, – сказал врач. – Это такой метод коррекции страхом – сказкотерапия называется. У мальчика очень высокий уровень тревожности.
Конечно, будет тут тревожность с такой матерью!
Потом водитель отвез их к Олегу. Тот напоил их чаем с тортом, показал мальчику рыбок в аквариуме. И подивился, что у Кати такой внук.
- А у меня одни девчонки, – вздохнул он. – Три дочери, пять внучек. Я уже отчаялся мальчишку ждать.
В ресторан Катя с ним не пошла, и Олег обиделся. Как будто Кате до ресторанов – ей внука на ноги поставить надо! Она поила его прописанными каплями и книжку читала. На всякий случай сводила к Алевтине, чтобы та его заговорила – тут все методы хороши.
Но больше всего помогли не капли и не книжка. Артем пришел как-то и принес щенка. Маленького, смешного, с озорными глазами и кривым хвостиком.
- Некондиция, – сказал он. – Можно я его Ваньке подарю?
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев