Геннадий Полежаев

Буду помнить... "Ноябрь" День седьмого ноября - Красный день календаря. Погляди в свое окно: Все на улице красно. Вьются флаги у ворот, Пламенем пылая. Видишь, музыка идет Там, где шли трамваи. Весь народ - и млад и стар - Празднует свободу. И летит мой красный шар Прямо к небосводу! (Самуил Маршак) Бабуля моя, праздник этот, не то чтобы, не любила, но так, не в восторге была. Маленькая я, не понимала конечно этого, мама подсмеивались с тётей над ней, а она сердилась, я это видела и было очень жаль бабушку, но не понимала за что жалеть и почему... И это тоже страничка истории, истории моей семьи. А я любила седьмое ноября. Я же ребёнок счастливых времён застоя. Нравились мне красные гвоздики в руках родителей, молодые и весёлые родители и их товарищи с транспарантами в руках, семейный ужин, фильмы про революцию. Не помню названия и про что фильм, как -то не возникало желания даже поискать его во взрослом возрасте. Помню только, женщина, сапоги солдатские, гимнастёрка( а может и не, может просто придуманный мной образ, но женщина точно была), позади то ли море, то ли река. Она стоит, кажется рвёт рубашку на себе и кричит: "Кто ещё хочет комиссарского тела". Я не любила этот фильм, не знаю почему. Вот "Белое солнце пустыни" это да! "Красные дьяволята" Про Павку Корчагина, про Чапаева с другом смотрели раз сто и каждый раз плакали...а потом, рассказывали друг другу истории придуманные самими, будто выплыл Василь Иваныч, живёт до сих пор и даже место назвали, где живёт. А "Свадьба в Малиновке", да мы со всех ног бежали в клуб, если видели афишу с этим фильмом. Ой, а ещё помню, отец, к семидесятилетию революции, в фильме снимался, они там с саблями на конях мчались( в массовке конечно), но с замиранием сердца, ждали мы тех секунд, когда покажут "нашего"... Как я это могу забыть? Конечно помню. А ещё помню, моя бабушка, человек с тяжёлой судьбой, с прямым и противоречивым характером, отчего-то любила вот этот стих и всегда мне его читала, полностью, наизусть: Грозою освеженный, Подрагивает лист. Ах, пеночки зеленой Двухоборотный свист! Валя, Валентина, Что с тобой теперь? Белая палата, Крашеная дверь. Тоньше паутины Из-под кожи щек Тлеет скарлатины Смертный огонек. Говорить не можешь — Губы горячи. Над тобой колдуют Умные врачи. Гладят бедный ежик Стриженых волос. Валя, Валентина, Что с тобой стряслось? Воздух воспаленный, Черная трава. Почему от зноя Ноет голова? Почему теснится В подъязычье стон? Почему ресницы Обдувает сон? Двери отворяются. (Спать. Спать. Спать.) Над тобой склоняется Плачущая мать: Валенька, Валюша! Тягостно в избе. Я крестильный крестик Принесла тебе. Все хозяйство брошено, Не поправишь враз, Грязь не по-хорошему В горницах у нас. Куры не закрыты, Свиньи без корыта; И мычит корова С голоду сердито. Не противься ж, Валенька, Он тебя не съест, Золоченый, маленький, Твой крестильный крест. На щеке помятой Длинная слеза… А в больничных окнах Движется гроза. Открывает Валя Смутные глаза. От морей ревучих Пасмурной страны Наплывают тучи, Ливнями полны. Над больничным садом, Вытянувшись в ряд, За густым отрядом Движется отряд. Молнии, как галстуки, По ветру летят. В дождевом сиянье Облачных слоев Словно очертанье Тысячи голов. Рухнула плотина — И выходят в бой Блузы из сатина В синьке грозовой. Трубы. Трубы. Трубы Подымают вой. Над больничным садом, Над водой озер, Движутся отряды На вечерний сбор. Заслоняют свет они (Даль черным-черна), Пионеры Кунцева, Пионеры Сетуни, Пионеры фабрики Ногина. А внизу, склоненная Изнывает мать: Детские ладони Ей не целовать. Духотой спаленных Губ не освежить — Валентине больше Не придется жить. — Я ль не собирала Для тебя добро? Шелковые платья, Мех да серебро, Я ли не копила, Ночи не спала, Все коров доила, Птицу стерегла, - Чтоб было приданое, Крепкое, недраное, Чтоб фата к лицу — Как пойдешь к венцу! Не противься ж, Валенька! Он тебя не съест, Золоченый, маленький, Твой крестильный крест. Пусть звучат постылые, Скудные слова — Не погибла молодость, Молодость жива! Нас водила молодость В сабельный поход, Нас бросала молодость На кронштадтский лед. Боевые лошади Уносили нас, На широкой площади Убивали нас. Но в крови горячечной Подымались мы, Но глаза незрячие Открывали мы. Возникай содружество Ворона с бойцом — Укрепляйся, мужество, Сталью и свинцом. Чтоб земля суровая Кровью истекла, Чтобы юность новая Из костей взошла. Чтобы в этом крохотном Теле — навсегда Пела наша молодость, Как весной вода. Валя, Валентина, Видишь — на юру Базовое знамя Вьется по шнуру. Красное полотнище Вьется над бугром. «Валя, будь готова!» — Восклицает гром. В прозелень лужайки Капли как польют! Валя в синей майке Отдает салют. Тихо подымается, Призрачно-легка, Над больничной койкой Детская рука. «Я всегда готова!» — Слышится окрест. На плетеный коврик Упадает крест. И потом бессильная Валится рука В пухлые подушки, В мякоть тюфяка. А в больничных окнах Синее тепло, От большого солнца В комнате светло. И, припав к постели. Изнывает мать. За оградой пеночкам Нынче благодать. Вот и все! Но песня Не согласна ждать. Возникает песня В болтовне ребят. Подымает песню На голос отряд. И выходит песня С топотом шагов В мир, открытый настежь Бешенству ветров. (Э.Багрицкий) 1932 г. Любила она его, думаю оттого, что звали её так же и потому, что не смогла стать пионеркой и из октябрят её тоже исключили ну и комсомолкой тоже не была. Так получилось. Когда я уже была достаточно взрослая, чтобы ездить одной, я приезжала к ней, мы собирали ужин, пекли вкусные пряники, бабушка просила меня зажечь свечу (не знаю почему, надо было,чтобы я это сделала) Мы садились ужинать. Она рассказывала смешные истории из жизни. Никакого нытья, никаких проклятий, просто истории из жизни. -Бабушка, - допускаю я крамольную мысль, - а ведь могло быть всё иначе... -Могло, но, что теперь, голову пеплом посыпать. У меня могло быть иначе, да...А у других тоже, поди было бы всё по другому, кто его знает, жили бы так люди, которые теперь вон как живут? Или прозябали бы в нищете, неграмотные, ааа? Вот так -то, внученька. Если бы, да кабы...Ну знаешь же, сама. Глупы те люди, кто плачут по прошлому, не замечая настоящего и отравляя будущее своими стенаниями, никогда не делай так. -Хорошо, бабушка. -Бабушка, но мне казалось, что ты не любишь этот праздник. -Я? Да прям, скажешь тоже, я пьяных не люблю, праздник-то при чём... Мы рассматриваем с ней фотографии и смеясь обнаруживаем, что я очень с ней похожа, на твёрдой, картонной фотографии, где она маленькая сидит у своей мамы на руках, а рядом стоит её красавец- папа, мой прадед, которому навсегда тридцать семь лет. - Я не держу зла так произошло, ты ведь знаешь, твой прадед, он своими руками эту революцию вершил, он хотел, чтобы все люди были равны... Разве я могу не любить этот день? То, что случилось потом, не имеет никакого отношения к этому дню, так что милая моя, давай праздновать! И мы праздновали. Пили чай, я слушала рассказы бабушки, приходила соседка баба Клава и они вспоминали молодость... -Ты то, Валькя, тады ишшо у штаны ходила, а я ужо консомолкой была от так ото. -Я, Клавдия Потаповна, к твоему сведению, на горшок ходила, а не в штаны. -На горшооок, а мы у бядёрко(ведро), ахахаха, у сенках отец поставить бядро -то, о то с сёстрами и стим туды, усю ночь... Разве я это могу забыть? Помню... И всем желаю помнить, это наша жизнь. И, как говорила моя бабуля, нельзя жалеть о том, что было, не замечая настоящего и отравлять своё будущее. Просто будем помнить, с праздником, с днём седьмого ноября. Ваша Мавруша.

Геннадий Полежаев

Буду помнить...

Комментарии 10

Геннадий Полежаев

Все заметки