Предыдущая публикация
Сразу четыре убежища у неё.
В маленьком первом на окнах растёт алоэ, пахнет полынью, черёмухой и смолою. Между столбов надувают ветра бельё.
В городе номер один, где она живёт, слушают гопники музыку девяностых. На высоте непременно сверкают звёзды, от недозрелых ранеток болит живот.
Солнце пушистое, словно шаги кота. Варят компоты, на сетке роятся мушки. В городе N никому ничего не нужно. Ладно, соленья бы на зиму закатать.
Банки взрываются, банки ведут войну. Не существует "уже" — существует "скоро". Милый и кукольный, мамин и папин город. Бог пылил мимо, но сдался и заглянул.
В городе с номером два — триста лет дожди, если привыкнешь, то вовсе не замечаешь. Зонт в рюкзаке, петербургские пышки к чаю, дворник Ахмед на ступеньке сидит один.
Волосы дворника белые как безе. Руки сухие, шершавые. Воздух влажный. Всем что-то нужно, но всем ничего не важно, ибо давно и надёжно познали дзен,
или познают, но, видимо, погодя. Барышня звонкая, тонкая, будто прутик. На Рубинштейна Раскольников и Распутин. Сфинксы с Невы безутешно на них глядят. Хочется про Маяковского и "Сплина", чтоб отболело, пока ковыряешь ранки.
Мелом обводится каждый парящий ангел в городе-сне, где сегодня живёт она.
Пальцы скользят по бумажным домам страниц. Шпили вонзаются в мягкую плоть тумана. В самую рань поразительно постоянно бог в этот город обычно пускает птиц.
Третье убежище. Кажется, это лес. Кажется — надо креститься тремя перстами. Как изнутри, в сердцевине — легко представить, если хотя бы однажды сюда залез.
В ней она — клевер, ручей, бородатый мох, след кабана на тропе и оленьи рожки. Лечат от смерти крапива и подорожник, что не проходит от них — то пройдет само.
Звуки в лесу резонируют с тишиной. Там только птицы поют, и чего мешать им? Ветки трещат под ногами, пищат мышата. Всё превращается в хвою и перегной.
Всё, что закрыла — не бойся да отвори.
Старое время течёт по сосновым венам. Именно здесь она вечно живёт, наверно, бабочкой, жителем города номер три.
Бог улыбается, больше не бог — лешак, пень, можжевельник, роса для ночных купаний. Падает спело, лежит, шевелит губами и мимикрирует к местности, чуть дыша.
Город четвёртый, немыслимый, но родной. В нём она бродит по дну и щекочет камни. В нём она рыба с шипастыми плавниками, рыба залива. Ей страшно покинуть дно.
Рыбе неведомо, что ей земля сулит. В городе номер четыре царит свобода. Кроме того, рыба крайне глубоководна, предпочитает пиратские корабли. Рыба не верит в спасательные круги. В рёбрах скелетов монет золотые горы. Рыба наживкой глотает четвёртый город, но вспоминает, что есть ещё три других.
Из бытового кошмара и волшебства.
Из негативов и чёрных кругов пластинок.
Рыба выходит на берег, плюется тиной. И окончательно чувствует, что жива.
Что никогда не истлеет и не сгниёт, это сродни заклинанию и шаманству.
Бог вон алмазы разбрасывает и манну.
Сразу четыре сокровища для неё.
#svirel_poetry
2021г.
Мне приснилось небо Питера...
Следующая публикация
Комментарии 1
...Если бы я умела т а к владеть словом, я бы сама его написала!))