Чай , молоко или чего другое, но только из неё.
Красивая была чашка, большая, широкая. Как раз по деду. Цветочки какие-то там были прорисованы – лютики, не лютики, поди пойми.
А чашку ту ему ещё до свадьбы Евдокия подарила. Сказала с хитрецой: «Чашку разобьешь – меня забудешь…»
Завтра у них с Евдокией-то свадьба золотая. Готовились, как же. Сыновья, дочки приедут. Да не одни, а всем кагалом – детьми, внуками. У старшего Ваньки уже и правнучек есть Егорушка, полтора годика.
Столы решили во дворе накрывать. Друзья-приятели тех лет ещё живы-здоровы, тоже придут. Не все до золотой-то добрались, поразводились, новые семьи позавели. А Василий с Евдокией – как голубок с голубкой.
Осталось только разобрать холодец да по тарелкам разлить. Так, нет же! Евдокия куда не надо полезла. Размахалась руками, чашка-то и разбилась. Столько лет стояла, а тут возьми и разбейся.
Евдокия только ахнула – не к добру, мол.
А Василий так осерчал, просто вот до невозможности.
- Чего ты своими крюками шаришь? Чего тебе там понадобилось? Перец? Дак где перец, а где чашка. Сколь лет стояла. Из чего я теперь пить-то буду?
Хлопнул дверью так, что та задрожала.
Теперь не скоро явится, раз осерчал,- подумала Евдокия.
Евдокия и так и эдак повертела осколки – нет, не склеить.
Делать нечего – пришлось самой потихоньку холодцом заниматься. Вот уж и управилась было, а деда нет, как нет.
«Куда понесло старого? Может, к Кузьмичу? Так тот не пьёт да и сам теперь не больно выпивает. Здоровьишко уж не то, что было»
Собралась полегоньку, да тоже пошла. Хлеба решила прикупить – маловато показалось, да конфет ребятишкам. Они-то городские, что им варенье.
Магазинчиков в селе пооткрывали. А то один был, там и хлеб, и селёдка, и керосин, и мануфактура.
Ну, зашла в один из них, там, где посуда продаётся.
Долго чашки с тарелками разглядывала. Красота. Разве с таких они с дедом всю жизнь ели-пили? Приглянулась ей одна чашечка. Тёмно-синяя, с золотом. Аж сверкает. Дороговата конечно. Ну, уж раз сама виноватая, что ж теперь.
- Это кобальт, - сказала молоденькая продавщица, девчонка совсем. Чья вот только дочка, Евдокия не помнила уже. Мордашка симпатичная, знакомая.
- Их всего несколько и было, берите, не пожалеете. Эта последняя.
Ну, раз последняя. Да ещё и кобальт какой-то. Вздохнув, Евдокия достала кошелёк.
Дома-то развернула, ахнула. Горит-переливается. Красота!
Вот ему взамен разбитой-то. А то гляди, расстроился ведь. А я тогда сдуру да в шутку сказала, что забудешь, мол. Столько лет и не ссорились-то толком. По мелочи, разве».
Да так чашкой залюбовалась, что и не заметила, как дверь открылась и сапоги Василия в сенях забухали. Хотела прикрыть чашку полотенечком, да не успела. Василий как вошёл, так и стал столбом, уставившись на чашку.
- Ну вот, Василь, купила тебе! Чтоб не горевал сильно-то. Ещё пятьдесят лет проживём!
- Проживём, - отошёл от столбняка Василий. – Проживём, коль руками махать не станешь.
Вот я тут…
Он аккуратно извлёк что-то из полиэтиленового магазинного пакета, развернул, и…
Вот тут уж и Евдокии ахнуть пришлось.
Чашка была один в один такая же, как она купила.
- Это я тебе. Расстроилась, думаю, жинка-то моя, а всего-то пятьдесят годочков и прожили!- смущённо рассмеялся дед Василий.
Он осторожно пристроил купленную чашку рядом к первой. Заходящее солнце осветило обе чашки, и обе они искрили,сверкали и переливались золотом в его последних лучах.
Василий осторожно приобнял Евдокию за плечи.
- Поживём ещё, мать, как думаешь? – спросил ласково.
- Поживём, отец…- эхом откликнулась, улыбнувшись, Евдокия.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 1