…Я родился в 1931 году в Родниках. Моя мать, уроженка деревни Крохино, что относится к селу Васильевскому Шуйского района, происходила из семьи полукрестьянина – полукустаря. Её отец (мой дед) был самым грамотным человеком в деревне. Как и многие передовые люди того времени, он был участником Революции 1905 года, знавал Фрунзе и прятался вместе с ним в своей мастерской за грудой бочек осенью 1905 года во времена черносотенных погромов. Он погиб на фронте в 1915 году. Бабушка моя (по матери) являла собой яркий образ истинно русской натуры, какие обычно больше дают людям, чем берут от них. В двадцатых годах, имея двух дочерей на руках и полный короб нужды, по своей инициативе в своей избе она открыла «избу-читальню». Сейчас это можно считать подвигом простой крестьянки на фронте пробуждающейся к общественной жизни старой деревни. Я до конца дней своих буду восхищаться величием её духа: не изменившей вере своих предков, но по своим идеалам стоявшей намного выше некоторых учёных мужей России.
Мать моя была очень способной к учению, и бабушка ценой последних грошей дала ей возможность окончить Васильевскую гимназию, а затем школу учителей в Хренове, за Вичугой.
Мой отец, уроженец той же деревни, вышел из многодетной дружной семьи, но уже с малых лет связал себя с фабрикой. Был участником забастовок на фабрике Болтушкина в Васильевском в 1916 году. Там же был членом нелегального марксистского кружка. Он участник Гражданской войны. Штурмовал Перекоп, видел Ворошилова и Фрунзе. За Гражданскую войну награждён орденом Красного Знамени. В 1924 году вступил в партию и переехал на жительство в Родники, где устроился на фабрику. Тем временем в Крохине семью отца (деда и дядьёв моих) раскулачили и отправили на Урал, как кулаков и торговцев. За это пришлось поплатиться и отцу: он был исключён из партии. В партии отец был потом восстановлен и проработал на партийно-советской работе около 25 лет. В годы Отечественной войны был парторгом полка, имел ранения, награждён двумя орденами.
Нас было пятеро детей, и жили мы здесь в довоенные годы в большой нужде, т.к. заработной платы родителей еле-еле хватало на хлеб и похлёбку. Своего хозяйства у нас не было, поскольку жили мы в коммунальной квартире на Первом рабочем посёлке. Под влиянием родителей в нашей семье сложился тот благоприятный климат, который воспитывает в детях простоту и честность в отношении к окружающим людям. Семья жила впроголодь, но всегда покупала книги. Я помню ту библиотечку недорогих, но очень редких изданий. Помню прекрасно иллюстрированные издания книг, рассказывающих о работе Государственных Дум. К сожалению, я тогда их ещё не читал, а лишь рассматривал картинки. Вся наша библиотека пропала в годы минувшей войны. Осталось лишь несколько томов от второго издания В.И. Ленина.
Спали мы на полатях или на жёсткой постели. Стены дома были увешаны картами. Отец даже приобрёл радиоприёмник, что было невероятной редкостью в Родниках. Помню, как во время Гражданской войны в Испании мама сшила нам всем «испаночки», такие голубые пилотки с кисточкой.
Мама работала учительницей в начальной школе и подрабатывала в районной библиотеке, куда мы, босоногие, в штанишках с проймами и с облупившимися носами, часто заходили к ней. Помню, как моё детское воображение потрясали книги. Они стояли за стёклами в высоких шкафах, вдоль передней стены и сверкали золотым тиснением так, что в солнечные дни было больно глазам. Книг этих никто не читал, и они были предметом постоянной заботы и ухода сотрудников библиотеки. Я знал, что раньше они принадлежали «Собранию служащих» фабрики, а также П.И. Суркову и А.А. Борнеману. Среди них были и экземпляры с печатями писателя Шеллер-Михайлова. Иногда книги эти протирал и я. Помню, какими они были тяжёлыми. Забравшись на стремянку, я с трудом удерживал объёмистые тома с толстой желтоватой и мелованной бумагой, какой теперь в книгах не встретишь.
Заведующим библиотекой был некий попавший в Родники случайно В.И. Лецко. Он, как говорили, бывший дворянин и меньшевик, был очень интеллигентен. Таких людей в Родниках не было, и мы на него поглядывали с любопытством, как на музейный экспонат из царского прошлого. Помнится, перед войной (…) тиснённые золотом и так оберегаемые книги были погружены на грузовики и куда-то отправлены. В.П. Кабанова и мама моя расставались с книгами, как с умершим любимым человеком. Плакали. Зато вскоре стало много дешёвеньких книг в красных и синих переплётах из серии «Жизнь замечательных людей». Тут многое для меня уже было понятно.
Из жизни в довоенные годы мне хорошо помнится царившая в Родниках атмосфера. Жили бедно, сутками стояли в очередях за калошами и мылом, но не унывали. Очень многое делалось для народа на культурном фронте. Так, на Первом рабочем был свой клуб, а рядом – зона летнего отдыха. Незабываемыми остались в памяти массовые гуляния в березняке, где была устроена сцена, конный трек и футбольное поле. Туда съезжались до сотни подвод с разной дешёвой снедью, сходились тысячи людей. В один из таких праздничных дней 1941 года и началась война. Об этом у меня рассказано в небольшой повести «В тылу глубоком».
Из интеллигенции города больше всего запомнился местный художник Костя Болотников, оставивший след во всей родниковской истории. Это был талантливый, и я бы сказал, бескорыстный и самоотверженный человек. В свои 28-30 лет он был холост, но всегда окружён ребятишками, ходившими в его студию при клубе. Как художник он был очень плодотворен и написал множество полотен, которые в своём большинстве безвозмездно передавал в общественные организации. Его полотна до начала пятидесятых годов украшали родниковский кинотеатр (…). Имя Болотникова в Родниках стало теперь забываться. Но памятен случай, когда он из-под развалин оранжереи дома А.М. Красильщиковой извлёк когда-то привезённую Н.М. Красильщиковым из Италии (скульптуру обнажённой девушки – прим. Ред.) «Донну Лизу». Говорят, что в своём первозданном виде она была восхитительна, и Красильщиков, держа её закрытой вуалью, показывал скульптуру только большим гостям. Она была как живая!
Комментарии 4