Предыдущая публикация
☑ Замечательная новелла "Дары волхвов".
"Дары волхвов" - рождественская новелла, принадлежащая перу О`Генри.
Эта романтичная и трогательная история
покажет вам, что такое настоящая любовь,
забота, искренность и семейное тепло.
Коллаж из иллюстраций к новелле О`Генри "Дары волхвов"
Художник П. Дж. Линч (Patrick James Lynch)
Друзья, Боже упаси, не настаиваю, но рекомендую..
Время чтения: 15 мин.
Один доллар и восемьдесят семь центов! И это всё! Из них шестьдесят
центов — по одному пенни. Она выторговывала их по одной-две монетки
у бакалейщика, зеленщика и мясника, и у нее до сих пор горели щеки при
одном воспоминании о том, как она торговалась. Господи, какого мнения
были о ней, какой жадной считали её все эти торговцы!
Делла трижды пересчитала деньги. Один доллар и восемьдесят семь
центов… А завтра — Рождество.
Ясное дело, что ничего другого не оставалось, как хлопнуться на
маленькую потертую софу и разреветься. Делла так и сделала — из чего
можно вывести заключение, что вся наша жизнь состоит из слез, жалоб
и улыбок, с перевесом в сторону слёз.
В то время как хозяйка будет переходить от одного душевного состояния
к другому, мы успеем бросить беглый взгляд на квартиру.
Это меблированная квартирка, за которую платят восемь долларов
в неделю. Нищенская квартирка — вот наиболее точное определение.
В вестибюле, внизу, висит ящик для писем, в щель которого в жизни
не протиснется письмо. Внизу же находится электрический звонок,
из которого ни единый смертный не выжмет ни малейшего звука.
Там же можно увидеть и визитную карточку:
«М-р Джеймс Диллингем Юнг».
Во времена давно прошедшие и прекрасные, когда хозяин дома
зарабатывал тридцать долларов в неделю, буквы «Диллингем» имели
чрезвычайно заносчивый вид. Но в настоящее время, когда доходы упали
до жалкой цифры в двадцать долларов в неделю, эти буквы как будто бы
потускнели и словно задумались над очень важной проблемой:
а не уменьшиться ли им всем до скромного и незначительного Д.?
Но при всём том, когда бы мистер Джеймс Диллингем Юнг ни
возвращался домой и ни взбегал мигом по лестнице, миссис Джеймс
Диллингем Юнг, уже представленная вам как Делла, неизменно
восклицала: «Джим!» и крепко-крепко сжимала его в объятиях.
Из чего следует, что у них всё обстояло благополучно.
Делла кончила плакать и припудрила пуховкой щёки. Она стояла у окна
и смотрела на серую кошку, которая пробиралась по серому забору на
сером заднем дворе. Завтра Рождество, а у неё только один доллар
и восемьдесят семь центов… И на эти деньги она должна купить Джиму
подарок. Несколько месяцев она по пенни копила эти деньги — и вот
результат. С двадцатью долларами в неделю далеко не уедешь. Расходы
оказались гораздо больше, чем можно было предполагать, — так всегда
бывает! И ей удалось отложить только один доллар восемьдесят семь
центов на подарок Джиму. Её Джиму! Сколько счастливых часов прошло
в мечтах! Она строила всевозможные планы и расчеты и раздумывала,
что бы этакое красивое купить… Что-нибудь очень изящное, редкое
и стоящее, достойное чести принадлежать её Джиму!
Между окнами стояло простеночное трюмо. Быть может, вам приходилось
когда-нибудь видеть подобные зеркала в восьмидолларовых квартирках?
Тоненькой и очень подвижной фигурке иногда случается уловить своё
изображение в этом ряде узеньких продолговатых стёкол. Что касается
стройной Деллы, то ей удалось достигнуть совершенства в этом
отношении. Вдруг она отскочила от окна и остановилась у зеркала.
Её глаза зажглись ярким светом, но лицо потеряло секунд на двадцать
свой чудесный румянец. Она вынула шпильки из волос и распустила
их во всю длину.
А теперь я должен сказать вам вот что. У четы Джеймс Диллингем
Юнг были две вещи, которыми они гордились сверх всякой меры.
Золотые часы Джима, которые в своё время принадлежали его отцу,
а ещё раньше деду — это раз. И волосы Деллы — два. Если бы
царица Савская жила напротив и хоть бы раз в жизни увидела
волосы Деллы, когда та сушила их на солнце, то мгновенно и
навсегда потускнели бы все драгоценности и дары её величества.
Если бы, с другой стороны, царь Соломон, при всех своих
несметных богатствах, набитых в подвалах, хоть единый раз увидел,
как Джим вынимает из кармана свои замечательные часы, то он
тут же на месте, на виду у всех, выдрал бы себе бороду от зависти!
Итак, волосы, чудесные волосы Деллы упали вдоль её плеч и
заструились, точно каскад каштановой воды. Они достигли её колен
и окутали её, словно мантией.
Вдруг нервным и торопливым движением Делла снова собрала волосы.
После того минуту-две постояла в глубокой задумчивости, а тем
временем несколько скупых слезинок скатилось на потёртый красный
ковёр. Она надела старый коричневый жакет. Надела старую коричневую
шляпку. Затем завихрились юбки, сверкнули глаза, Делла шмыгнула
в дверь, слетела со ступенек и очутилась на улице.
Художник П. Дж. Линч (Patrick James Lynch)
Друзья, Боже упаси, не настаиваю, но рекомендую..
Время чтения: 15 мин.
Один доллар и восемьдесят семь центов! И это всё! Из них шестьдесят
центов — по одному пенни. Она выторговывала их по одной-две монетки
у бакалейщика, зеленщика и мясника, и у нее до сих пор горели щеки при
одном воспоминании о том, как она торговалась. Господи, какого мнения
были о ней, какой жадной считали её все эти торговцы!
Делла трижды пересчитала деньги. Один доллар и восемьдесят семь
центов… А завтра — Рождество.
Ясное дело, что ничего другого не оставалось, как хлопнуться на
маленькую потертую софу и разреветься. Делла так и сделала — из чего
можно вывести заключение, что вся наша жизнь состоит из слез, жалоб
и улыбок, с перевесом в сторону слёз.
В то время как хозяйка будет переходить от одного душевного состояния
к другому, мы успеем бросить беглый взгляд на квартиру.
Это меблированная квартирка, за которую платят восемь долларов
в неделю. Нищенская квартирка — вот наиболее точное определение.
В вестибюле, внизу, висит ящик для писем, в щель которого в жизни
не протиснется письмо. Внизу же находится электрический звонок,
из которого ни единый смертный не выжмет ни малейшего звука.
Там же можно увидеть и визитную карточку:
«М-р Джеймс Диллингем Юнг».
Во времена давно прошедшие и прекрасные, когда хозяин дома
зарабатывал тридцать долларов в неделю, буквы «Диллингем» имели
чрезвычайно заносчивый вид. Но в настоящее время, когда доходы упали
до жалкой цифры в двадцать долларов в неделю, эти буквы как будто бы
потускнели и словно задумались над очень важной проблемой:
а не уменьшиться ли им всем до скромного и незначительного Д.?
Но при всём том, когда бы мистер Джеймс Диллингем Юнг ни
возвращался домой и ни взбегал мигом по лестнице, миссис Джеймс
Диллингем Юнг, уже представленная вам как Делла, неизменно
восклицала: «Джим!» и крепко-крепко сжимала его в объятиях.
Из чего следует, что у них всё обстояло благополучно.
Делла кончила плакать и припудрила пуховкой щёки. Она стояла у окна
и смотрела на серую кошку, которая пробиралась по серому забору на
сером заднем дворе. Завтра Рождество, а у неё только один доллар
и восемьдесят семь центов… И на эти деньги она должна купить Джиму
подарок. Несколько месяцев она по пенни копила эти деньги — и вот
результат. С двадцатью долларами в неделю далеко не уедешь. Расходы
оказались гораздо больше, чем можно было предполагать, — так всегда
бывает! И ей удалось отложить только один доллар восемьдесят семь
центов на подарок Джиму. Её Джиму! Сколько счастливых часов прошло
в мечтах! Она строила всевозможные планы и расчеты и раздумывала,
что бы этакое красивое купить… Что-нибудь очень изящное, редкое
и стоящее, достойное чести принадлежать её Джиму!
Между окнами стояло простеночное трюмо. Быть может, вам приходилось
когда-нибудь видеть подобные зеркала в восьмидолларовых квартирках?
Тоненькой и очень подвижной фигурке иногда случается уловить своё
изображение в этом ряде узеньких продолговатых стёкол. Что касается
стройной Деллы, то ей удалось достигнуть совершенства в этом
отношении. Вдруг она отскочила от окна и остановилась у зеркала.
Её глаза зажглись ярким светом, но лицо потеряло секунд на двадцать
свой чудесный румянец. Она вынула шпильки из волос и распустила
их во всю длину.
А теперь я должен сказать вам вот что. У четы Джеймс Диллингем
Юнг были две вещи, которыми они гордились сверх всякой меры.
Золотые часы Джима, которые в своё время принадлежали его отцу,
а ещё раньше деду — это раз. И волосы Деллы — два. Если бы
царица Савская жила напротив и хоть бы раз в жизни увидела
волосы Деллы, когда та сушила их на солнце, то мгновенно и
навсегда потускнели бы все драгоценности и дары её величества.
Если бы, с другой стороны, царь Соломон, при всех своих
несметных богатствах, набитых в подвалах, хоть единый раз увидел,
как Джим вынимает из кармана свои замечательные часы, то он
тут же на месте, на виду у всех, выдрал бы себе бороду от зависти!
Итак, волосы, чудесные волосы Деллы упали вдоль её плеч и
заструились, точно каскад каштановой воды. Они достигли её колен
и окутали её, словно мантией.
Вдруг нервным и торопливым движением Делла снова собрала волосы.
После того минуту-две постояла в глубокой задумчивости, а тем
временем несколько скупых слезинок скатилось на потёртый красный
ковёр. Она надела старый коричневый жакет. Надела старую коричневую
шляпку. Затем завихрились юбки, сверкнули глаза, Делла шмыгнула
в дверь, слетела со ступенек и очутилась на улице.
Она остановилась перед вывеской, на которой было написано
следующее: «М-me Sophronie. Всевозможные изделия из волос».
Мигом взлетела Делла на второй этаж и остановилась на площадке,
с трудом переводя дыхание. Мадам, поразительно белой, холодной
и неприятной, совершенно не подходило изящное «Софрони».
— Вы купите мои волосы? — спросила Делла.
— Я покупаю волосы! — ответила та. — Снимите шляпу и дайте мне взглянуть на ваши.
Снова заструился каштановый каскад.
— Двадцать долларов, — молвила мадам, опытной рукой взвешивая
волосы.
— Давайте скорее деньги! — сказала Делла.
следующее: «М-me Sophronie. Всевозможные изделия из волос».
Мигом взлетела Делла на второй этаж и остановилась на площадке,
с трудом переводя дыхание. Мадам, поразительно белой, холодной
и неприятной, совершенно не подходило изящное «Софрони».
— Вы купите мои волосы? — спросила Делла.
— Я покупаю волосы! — ответила та. — Снимите шляпу и дайте мне взглянуть на ваши.
Снова заструился каштановый каскад.
— Двадцать долларов, — молвила мадам, опытной рукой взвешивая
волосы.
— Давайте скорее деньги! — сказала Делла.
А затем, в продолжение целых двух часов, она парила по городу
на розовых крыльях. Простите эту метафору и затем позвольте сказать
вам, что Делла перерыла чуть ли не все магазины в поисках подходящего
подарка для Джима.
Наконец, она нашла то, что ей было нужно. Несомненно, это было
сделано для Джима — и только для него. Подобной вещи не было больше
ни в одном магазине, а она побывала повсюду. Это была карманная
платиновая цепочка, очень простого и скромного рисунка, которую только
знаток оценил бы по-настоящему, несмотря на отсутствие мишурных
украшений. Именно так выглядят стоящие вещи! Цепочка была вполне
достойна часов. Как только Делла увидела её, она тут же на месте
решила, что должна купить её для Джима. Цепочка была подобна ему.
Благородство и высокая ценность — вот что одинаково характеризовало
и Джима, и цепочку. Делла уплатила за подарок двадцать один доллар
и поспешила домой с восьмьюдесятью семью центами в кармане.
С подобной цепочкой Джим мог себя свободно чувствовать в любом
обществе. Несмотря на высокое качество самих часов, Джим очень редко
вынимал их на людях — из-за старого кожаного ремешка, заменявшего
цепочку. Но теперь все пойдёт по-иному!
Когда Делла вернулась домой, её возбуждение мгновенно уступило место
осторожности и рассудку. Она вынула щипцы для волос, зажгла газ
и энергично принялась за ремонт повреждений, произведенных её
благородством и любовью. Ах, дорогие друзья, какая это была тяжёлая
работа!
Через сорок минут её голова покрылась мелкими завитушками, которые
сделали её удивительно похожей на лохматого школьника. Она бросила
долгий, внимательный и критический взор на своё изображение в зеркале.
— Если Джим сразу не убьет меня, — сказала она самой себе, — то
скажет, что я похожа на хористочку с Кони-Айленда. Но что я могла
поделать! Что я могла поделать с одним долларом и восьмьюдесятью
семью центами в кармане?
К семи часам вечера кофе был готов, и на газовой плите уже стояла
сковородка для жаренья котлет. Джим никогда не опаздывал.
Делла сложила цепочку, крепко зажала её в руке и села за стол поближе
к двери, в которую всегда входил Джим. Вдруг она услышала шум его
шагов по лестнице и на миг побелела, как полотно. У неё была привычка
произносить молитву касательно самых незначительных будничных
вещей, поэтому она прошептала:
— Господи Боже, сделай так, чтобы Джим и теперь нашёл меня
хорошенькой!
Дверь открылась, пропустила вперед Джима и закрылась. Джим выглядел
похудевшим и очень серьёзным. Бедный мальчик! Всего только двадцать
два года, а уже обременён семьей! Ему необходимо было новое пальто.
Перчаток у него тоже не было.
Он остановился у дверей, точно сеттер, внезапно почуявший куропатку.
Джим устремил пристальный взор на Деллу, и как Делла ни старалась,
она никак не могла прочесть это выражение. Она испугалась насмерть.
Во взгляде Джима не было ни гнева, ни удивления, ни порицания,
ни ужаса — словом, ни единого из тех чувств, которых ждала Делла.
Он просто стоял против неё и не отрывал от её головы какого-то
странного, незнакомого, необычайного взора.
Делла выскочила из-за стола и побежала к нему.
— Джим, дорогой мой! — взмолилась она. — Ради всего святого, не гляди
на меня так! Я срезала волосы и продала их потому только, что не могла
встретить Рождество без того, чтобы не купить тебе подарка! Они у меня
опять отрастут! Ради бога, не волнуйся: увидишь, что они отрастут!
Ничего другого я не могла сделать! А что касается волос, то они растут
так быстро… даже чересчур быстро. Ну, Джим, скажи мне: «Счастливого
Рождества!» — и будем веселиться! Ах, если бы ты только знал, какой
замечательный, какой чудесный подарок я приготовила тебе!
— Значит, ты остригла волосы? — спросил Джим с таким видом, точно
после самой напряженной работы ума не мог всё-таки уразуметь такой
простой и очевидный факт.
— Да, остригла и продала их! — ответила Делла. — Разве же ты из-за
этого не так любишь меня, как раньше? Ведь, хоть и без волос, я осталась
та же самая и такая же самая! Джим оглядел всю комнату.
— Итак, ты говоришь, что твоих волос уже больше нет? — снова, почти
с идиотским видом спросил он.
— Напрасно ты ищешь их здесь! — сказала Делла. — Ведь я же ясно
говорю тебе, что я продала их! Сегодня — сочельник! Пойми же это,
дорогой, и будь ласков со мной, потому что я сделала это только для тебя!
Очень может быть, что мои волосы уже разделены и рассчитаны, —
продолжала она с серьёзной нежностью, — но нет на свете такого
человека, который бы мог подсчитать мою любовь к тебе!..
Джим, жарить котлеты?
Казалось, Джим вышел, наконец, из состояния столбняка и крепко прижал
к своей груди Деллу. Очень прошу вас, бросьте на десять секунд ваш
внимательный взор на какой-нибудь другой предмет в комнате.
Восемь долларов в неделю или миллион в год — какое значение это
имеет? Математик или остряк дадут вам совершенно неправильный ответ.
Волхвы принесли в своё время очень ценные дары, но и среди тех даров
не было подобного этому. Это туманное утверждение разъяснится
впоследствии.
Джим вынул из своего кармана какой-то пакет и бросил его на стол.
— Делла, — сказал он, — я не хочу, чтобы ты ложно истолковала моё
поведение. Меня совершенно не волнует, что ты сделала со своими
волосами: остригла ли ты их, побрила ли или просто-напросто помыла
шампунем. Из-за такой мелочи я не стану меньше любить мою дорогую
девочку. Но если ты потрудишься и развернёшь этот сверток, то сразу
поймёшь, почему я в первую минуту так вёл себя.
Белые проворные пальцы очень живо справились с верёвочкой и бумагой.
И тотчас же раздался восторженный крик радости, который — увы! —
слишком скоро и чисто по-женски сменился истерическими слезами
и воплями, потребовавшими от хозяина квартиры, чтобы он немедленно
пустил в ход все имеющиеся в его распоряжении успокоительные
средства. Потому что на столе лежали гребни — целый набор боковых
и задних гребней, которыми Делла уже очень давно любовалась, видя их
часто на одной из витрин на Бродвее. Это были великолепные гребни,
настоящие черепаховые, с блестящими украшениями по бокам, вполне
подходящие для таких же великолепных, но, к сожалению, остриженных
волос Деллы. Это были очень дорогие гребни. Делла прекрасно знала это,
и сердечко её долго и страстно рвалось к ним без малейшей надежды
на то, что она когда-нибудь в сей жизни будет обладать ими. И вот сейчас
они лежат перед ней, однако уже нет волос, которые эти желанные гребни
должны были украшать…
на розовых крыльях. Простите эту метафору и затем позвольте сказать
вам, что Делла перерыла чуть ли не все магазины в поисках подходящего
подарка для Джима.
Наконец, она нашла то, что ей было нужно. Несомненно, это было
сделано для Джима — и только для него. Подобной вещи не было больше
ни в одном магазине, а она побывала повсюду. Это была карманная
платиновая цепочка, очень простого и скромного рисунка, которую только
знаток оценил бы по-настоящему, несмотря на отсутствие мишурных
украшений. Именно так выглядят стоящие вещи! Цепочка была вполне
достойна часов. Как только Делла увидела её, она тут же на месте
решила, что должна купить её для Джима. Цепочка была подобна ему.
Благородство и высокая ценность — вот что одинаково характеризовало
и Джима, и цепочку. Делла уплатила за подарок двадцать один доллар
и поспешила домой с восьмьюдесятью семью центами в кармане.
С подобной цепочкой Джим мог себя свободно чувствовать в любом
обществе. Несмотря на высокое качество самих часов, Джим очень редко
вынимал их на людях — из-за старого кожаного ремешка, заменявшего
цепочку. Но теперь все пойдёт по-иному!
Когда Делла вернулась домой, её возбуждение мгновенно уступило место
осторожности и рассудку. Она вынула щипцы для волос, зажгла газ
и энергично принялась за ремонт повреждений, произведенных её
благородством и любовью. Ах, дорогие друзья, какая это была тяжёлая
работа!
Через сорок минут её голова покрылась мелкими завитушками, которые
сделали её удивительно похожей на лохматого школьника. Она бросила
долгий, внимательный и критический взор на своё изображение в зеркале.
— Если Джим сразу не убьет меня, — сказала она самой себе, — то
скажет, что я похожа на хористочку с Кони-Айленда. Но что я могла
поделать! Что я могла поделать с одним долларом и восьмьюдесятью
семью центами в кармане?
К семи часам вечера кофе был готов, и на газовой плите уже стояла
сковородка для жаренья котлет. Джим никогда не опаздывал.
Делла сложила цепочку, крепко зажала её в руке и села за стол поближе
к двери, в которую всегда входил Джим. Вдруг она услышала шум его
шагов по лестнице и на миг побелела, как полотно. У неё была привычка
произносить молитву касательно самых незначительных будничных
вещей, поэтому она прошептала:
— Господи Боже, сделай так, чтобы Джим и теперь нашёл меня
хорошенькой!
Дверь открылась, пропустила вперед Джима и закрылась. Джим выглядел
похудевшим и очень серьёзным. Бедный мальчик! Всего только двадцать
два года, а уже обременён семьей! Ему необходимо было новое пальто.
Перчаток у него тоже не было.
Он остановился у дверей, точно сеттер, внезапно почуявший куропатку.
Джим устремил пристальный взор на Деллу, и как Делла ни старалась,
она никак не могла прочесть это выражение. Она испугалась насмерть.
Во взгляде Джима не было ни гнева, ни удивления, ни порицания,
ни ужаса — словом, ни единого из тех чувств, которых ждала Делла.
Он просто стоял против неё и не отрывал от её головы какого-то
странного, незнакомого, необычайного взора.
Делла выскочила из-за стола и побежала к нему.
— Джим, дорогой мой! — взмолилась она. — Ради всего святого, не гляди
на меня так! Я срезала волосы и продала их потому только, что не могла
встретить Рождество без того, чтобы не купить тебе подарка! Они у меня
опять отрастут! Ради бога, не волнуйся: увидишь, что они отрастут!
Ничего другого я не могла сделать! А что касается волос, то они растут
так быстро… даже чересчур быстро. Ну, Джим, скажи мне: «Счастливого
Рождества!» — и будем веселиться! Ах, если бы ты только знал, какой
замечательный, какой чудесный подарок я приготовила тебе!
— Значит, ты остригла волосы? — спросил Джим с таким видом, точно
после самой напряженной работы ума не мог всё-таки уразуметь такой
простой и очевидный факт.
— Да, остригла и продала их! — ответила Делла. — Разве же ты из-за
этого не так любишь меня, как раньше? Ведь, хоть и без волос, я осталась
та же самая и такая же самая! Джим оглядел всю комнату.
— Итак, ты говоришь, что твоих волос уже больше нет? — снова, почти
с идиотским видом спросил он.
— Напрасно ты ищешь их здесь! — сказала Делла. — Ведь я же ясно
говорю тебе, что я продала их! Сегодня — сочельник! Пойми же это,
дорогой, и будь ласков со мной, потому что я сделала это только для тебя!
Очень может быть, что мои волосы уже разделены и рассчитаны, —
продолжала она с серьёзной нежностью, — но нет на свете такого
человека, который бы мог подсчитать мою любовь к тебе!..
Джим, жарить котлеты?
Казалось, Джим вышел, наконец, из состояния столбняка и крепко прижал
к своей груди Деллу. Очень прошу вас, бросьте на десять секунд ваш
внимательный взор на какой-нибудь другой предмет в комнате.
Восемь долларов в неделю или миллион в год — какое значение это
имеет? Математик или остряк дадут вам совершенно неправильный ответ.
Волхвы принесли в своё время очень ценные дары, но и среди тех даров
не было подобного этому. Это туманное утверждение разъяснится
впоследствии.
Джим вынул из своего кармана какой-то пакет и бросил его на стол.
— Делла, — сказал он, — я не хочу, чтобы ты ложно истолковала моё
поведение. Меня совершенно не волнует, что ты сделала со своими
волосами: остригла ли ты их, побрила ли или просто-напросто помыла
шампунем. Из-за такой мелочи я не стану меньше любить мою дорогую
девочку. Но если ты потрудишься и развернёшь этот сверток, то сразу
поймёшь, почему я в первую минуту так вёл себя.
Белые проворные пальцы очень живо справились с верёвочкой и бумагой.
И тотчас же раздался восторженный крик радости, который — увы! —
слишком скоро и чисто по-женски сменился истерическими слезами
и воплями, потребовавшими от хозяина квартиры, чтобы он немедленно
пустил в ход все имеющиеся в его распоряжении успокоительные
средства. Потому что на столе лежали гребни — целый набор боковых
и задних гребней, которыми Делла уже очень давно любовалась, видя их
часто на одной из витрин на Бродвее. Это были великолепные гребни,
настоящие черепаховые, с блестящими украшениями по бокам, вполне
подходящие для таких же великолепных, но, к сожалению, остриженных
волос Деллы. Это были очень дорогие гребни. Делла прекрасно знала это,
и сердечко её долго и страстно рвалось к ним без малейшей надежды
на то, что она когда-нибудь в сей жизни будет обладать ими. И вот сейчас
они лежат перед ней, однако уже нет волос, которые эти желанные гребни
должны были украшать…
Но она прижала их к своей груди и, наконец, собралась с силами, подняла
головку, поглядела на них затуманенными глазами и с улыбкой сказала:
— Джим, у меня страшно быстро растут волосы!
И тут же на месте подскочила, как кошка, и закричала на всю комнату:
— О! О!
Ведь Джим ещё не видел её замечательного подарка! Она порывисто
протянула ему этот подарок на своей раскрытой ладони. Казалось, что
на тусклый драгоценный металл упало сияние её яркого и страстного
духа.
— Ну, Джим, разве не прелесть? Имей в виду, что я перерыла буквально
весь город. Теперь ты сможешь вынимать их сто раз в день. Дай-ка сюда
часы! Я хочу посмотреть, как они выглядят с цепочкой!
Но вместо того чтобы исполнить приказание, Джим опустился на софу,
заложил руки за голову и улыбнулся.
головку, поглядела на них затуманенными глазами и с улыбкой сказала:
— Джим, у меня страшно быстро растут волосы!
И тут же на месте подскочила, как кошка, и закричала на всю комнату:
— О! О!
Ведь Джим ещё не видел её замечательного подарка! Она порывисто
протянула ему этот подарок на своей раскрытой ладони. Казалось, что
на тусклый драгоценный металл упало сияние её яркого и страстного
духа.
— Ну, Джим, разве не прелесть? Имей в виду, что я перерыла буквально
весь город. Теперь ты сможешь вынимать их сто раз в день. Дай-ка сюда
часы! Я хочу посмотреть, как они выглядят с цепочкой!
Но вместо того чтобы исполнить приказание, Джим опустился на софу,
заложил руки за голову и улыбнулся.
— Знаешь, что, Делла, я скажу тебе, — промолвил он, — я предложил бы
на время отложить наши подарки в сторону. Для настоящего момента они
слишком хороши. Я продал часы, чтобы купить тебе гребни.
А теперь, дорогая моя, время жарить котлеты.
. . . . . .
Как вам известно, волхвы, принесшие подарки младенцу в яслях,
были умные, чрезвычайно умные люди. Это они придумали обычай
дарить рождественские подарки. Такими же мудрыми, как они сами,
были, несомненно, и их подарки, которые в крайнем случае можно
было обменять. Не мудрствуя лукаво, я попытался изложить здесь
рассказ о двух глупых детях, которые самым немудреным образом
пожертвовали друг для друга самыми прекрасными сокровищами
своего дома.
Но в последнем моём слове, обращенном к современным мудрецам,
я позволю себе указать на то, что из всех людей, делавших когда-
либо подарки, эти двое — мудрейшие.
Из всех людей, делавших и принимавших подарки, они самые
мудрые. Таких мудрых людей и на свете до сих пор не было.
Они — настоящие волхвы!
на время отложить наши подарки в сторону. Для настоящего момента они
слишком хороши. Я продал часы, чтобы купить тебе гребни.
А теперь, дорогая моя, время жарить котлеты.
. . . . . .
Как вам известно, волхвы, принесшие подарки младенцу в яслях,
были умные, чрезвычайно умные люди. Это они придумали обычай
дарить рождественские подарки. Такими же мудрыми, как они сами,
были, несомненно, и их подарки, которые в крайнем случае можно
было обменять. Не мудрствуя лукаво, я попытался изложить здесь
рассказ о двух глупых детях, которые самым немудреным образом
пожертвовали друг для друга самыми прекрасными сокровищами
своего дома.
Но в последнем моём слове, обращенном к современным мудрецам,
я позволю себе указать на то, что из всех людей, делавших когда-
либо подарки, эти двое — мудрейшие.
Из всех людей, делавших и принимавших подарки, они самые
мудрые. Таких мудрых людей и на свете до сих пор не было.
Они — настоящие волхвы!
Следующая публикация
Комментарии 6