Чистобаевой (Развиной) Лидии Петровны.
Детство опаленное войной
В школьные и студенческие годы я почему-то стыдилась пользоваться шпаргалками. Надо просто хорошо учить, чтобы отвечать на четыре и пять.
А вот эту шпаргалку мне не стыдно держать в руках, потому что здесь записаны воспоминания об израненном войной детстве моего поколения. Нет, семья моя не была в фашистском плену, концлагерях, мои родные и близкие не горели в печах-крематориях. Территория, где прошло мое детство, не было фронтовой линией. Это был тыл, откуда все мужчины ушли на фронт. В тылу оставались престарелые, женщины и дети.
В памяти шестилетней девчонки остались заплаканные глаза матерей, суровые лица отцов, громкий плач детей, когда составы с новобранцами уходили на фронт. Вой сирены, заставляя нас прятаться в погреб или окоп словно мышат.
В первые годы войны семья проживала на станции Панфилово. Здесь проходила железная дорога (и сейчас проходит), соединяющая Москву и Сталинград. Полгода немцы бились за Москву, она не сдалась. Жестокая трагедия разыгралась на Волге.
Все чаще бомбились Филоново, Панфилово, Михайловка и др. станции этой ветки. Чтобы легче и быстрее было спрятаться от налета, в летнее время матери с детьми спали на улице. В ночном небе хорошо было видно зарева пожаров, слышен сплошной гул и грохот с той стороны, где была Волжская твердыня – Сталинград. Немецкие самолеты, загружены бомбами, с фашисткой черной свастикой на крыльях, появлялись и днем.
Звук их был тяжелый, надрывный, леденящий души. Выглядывая из окна, мы видели, с какой скоростью взлетали с аэродрома наши самолеты- ястребки (рядом был аэродром) и гнали бомбардировщик немецкий.
Меня как-то спросили о моем отношении к войне. Самое негативное. Разве могу я сказать о ней иначе, если она поглотила более 25 миллионов россиян, среди них и моих дорогих и близких мне людей? Разве могу я ей простить смерть дедушки- костоправа Мальцева (имени не помню), который погиб на глазах у соседей от разрыва бомбы, дедушки, которой только вчера поставил на место мой вывихнутый плечевой сустав левой руки? Я хорошо помню прикосновение его рук, когда плача от боли, стояла перед ним, а он ласково уговаривая потерпеть. Мама, как могла, охраняла нас, боясь потерять при бомбежках. В зиму перебиралась семья к тете Кате (маминой сестре) в колхозную деревеньку. Здесь долгими зимними вечерами они вязали теплые вещи для оправки на фронт: носки, шарфы, варежки. Мне уж очень запомнились варежки с двумя пальцами – большим и указательным. Когда я спросила, что это за варежки, мама ответила: - «Чтобы отцу легче было стрелять». А я ведь и думала, что именно эти варежки достанутся отцу. Первые года войны семья как-то не ощущала голодной жизни. Помощь в этом отношении шла с работы отца, от его друга- заведующего мельницей, которой по брони не воевал. В 1943 году мама с нами вернулась на Черную речку, как тогда называли. Жилья у нас здесь не было. Пришлось жить по съемным квартирам, проживали совместно с хозяевами. А это было очень неудобно: - «Не лезь, не тронь, не кричи, не бери, здесь не играй, здесь не сиди» и т.д. И только весной 1944 года нашей семье дали жилье в к-зе «Маяк» (х. Астахов), откуда уехали несколько семей домой в освобожденную от немцев Украину. Осенью этого же года я пошла учиться в первый класс Астаховской начальной школы.
Женщины, подростки пахали, сеяли, убирали урожай. Пахали лошадьми, волами, впряженными в конные плуги. Жатками косили зерновые, вязали в снопы, а затем единственный комбайн обмолачивал снопы. Натоку зерно сортировали, сушили. Отвозили на ближайшие элеваторы, а часть засыпали на семена. На заработанные трудодни (условная единица за работу) выдавалось совсем мало. Иной год мама приносила одно ведро зерна, хотя двести трудодней выработаны.
Во время войны был такой клич: - «Все для фронта! Все для Победы!» Работала в к-зе овощеводческая бригада, которая выращивала картофель, капусту, огурцы, сахарную свеклу и махорку- табак. Все это было для фронта. Молоденькие девчушки кормили, поили, доили коров, выращивали телят. Мальчишки 14-15 лет работали на конюшне. Все, что производилось в колхозе, шло на фронт.
Население выживало за счет своего огорода и того подсобного хозяйства, которое могла держать семья. Зачастую, чтобы докормить корову до весны приходилось снимать солому с крыш хат. Торчащие стропила придавали убогость строению, да и всему хутору.
Дети помогали колхозу собирать колоски, полоть осот, росший по зерновым, осенью собирали картошку при ее заготовке, сахарную свеклу на плантации.
А первого сентября, как и положено, отмыв ноги, от цыпок, садились за парты. Мало кто из детей в теплое время осенью ходили в обуви - босиком.
При наступлении холодов обували любую обувь – будь она не по ноге – лишь бы обувь. Одевали любую одежину - только было б тепло. Я запомнила ботинки 40-го размера и валенки брата – 42-го размера. Благо, что они были машинной валки (тонкие), а подшиты ремнём. Очень удобно в них кататься с горки и речному льду. У других людей и такой «роскоши» не было. Им приходилось ходить в школу не каждый день, а чередоваться с братом или сестрой. Но жизнь шла своим чередом. Справлялись с учебой в холодном классе зимой, с нехваткой учебников, тетрадей, чернил, карандашей. Во время войны слагались стихи, песни, которые доходили до наших мест каким-то образом. Мы с удовольствием разучивали. До сих пор помню несколько куплетов песни о погибшем партизане.
На опушке леса
Старый дуб стоит,
А под этим дубом
Партизан лежит
Он лежит не дышит,
И как будто спит,
Ветер золотые
Кудри шевелит.
Перед ним старушка-
Мать его стоит,
Тихо шепчет сыну,
Что-то говорит.
Я тебя растила,
Берегла тебя,
А теперь могила
Будет здесь твоя
Этого партизана нарочно не придумаешь. Это конкретное лицо, отдавшее самое дорогое-свою жизнь за Родину, за нас.
Большое впечатление на меня произвело стихотворение о 28-и панфиловцах. Где я его прочла, не помню. Только помню, что училась я во 2-ом или 3-ем классе. В этом стихотворении было много куплетов, заучивались они легко. Я осилила его. Вот его последний куплет: «Запомни друг, их было двадцать восемь, они погибли в битве под Москвой!».
Только вот терзало одно: почему же 29-ый оказался слабаком. На 7-ое ноября или 10-ое мая я его продекламировала.
Девчонки и мальчишки, управлялись с колхозными делами, вечерами собирались в избе – читальне (библиотеке). Заведующей работала Макогон (Ковтун по мужу потом) Любовь Прокофьевна. Под её руководством молодёжь готовила концерты: песни, стихи, сценки из фронтовой жизни. Концерты проходили в одной из классных комнат школы. Сдвигались парты, мальчишки приносили огромную дверь, снятую на ферме со скотского помещения. Любовь Прокофьевна сшила занавес ситцевый. Стояли длинные лавки для зрителей. На 2-х стенах зажигались десятилинейные лампы. Взрослые сидели на лавках, дотошная детвора занимали места на полу между сценой и зрителями. Народу столько, что яблоку негде упасть. Весь хутор в сборе.
На сцене группа звонкоголосых девчат: Соня Барановская, Дуся Коваленко, Рая Макогон, Лена Овсянникова, Рая и Вера Ильины. Пели они о грустившей рябинушке, которая не может перебраться к дубу, о парне, который желает увидеть огонек на окне любимой девушки, о девчатах, которые вяжут теплые разноцветные варежки в Коломне или Рязани, отправляя их на фронт. Песни сменяют сценки из фронтовой жизни. Вот немецкий офицер (роль исполнял мой брат Борисов Анатолий) нелепо попадает в «капкан» молодой девушки-разведчицы. Она привязывает его к дереву. А два парня-разведчика ведут «языка» на допрос к командиру. Сценка сменяется частушками Барановской С. и Коваленко Д. Гармонист Стаценко А.А. играет, не уставая. Зрители подпевают артистам. Вот уж и лампы начинают тухнуть от недостатка кислорода, а с потолка закапала капель-конденсат.
Никто не хотел уходить с концерта. Но завтра каждого ждали дела.
9 мая 1945 года война закончилась. Выросли и дети-малыши, а те, кто были подростками, совсем стали взрослыми. Страна стала подниматься из пепла. Но еще много-много лет прошло, пока наше государство окрепло. Меня спрашивают, ждала ли наша семья возвращения отца после похоронки в 1943г. Да, ждала. А я и сейчас жду. Нет, не встречи с ним живым, мне самой уже восьмой десяток. Я жду просто весточки о нем. А вдруг случится чудо! Ведь работаю поисковые отряды! Я вслушиваюсь в каждое известие о пропавших без вести, вчитываюсь в каждую фамилию, напечатанную в газете.
Да, поколение ветеранов войны уходит, унося с собой в небытие жестокую память о репрессиях, трагических военных годах, изнурительном труде, всеобщей нужды. Уходит целый пласт общества со своим видением жизни, понятиями о чести и честности, о долге. Много можно сказать об уходящем поколении. Если мне память не изменяет, в 1975 году в нашем поселении было 150 ветеранов войны, а в настоящее время их осталось только 6.
Недоедание, недосыпание, непосильный труд увел многих в небытие и из моего поколения. Туляремия, малярия, диарея от плохого питания косила детей в то тяжелое время. Пока стучит моё сердце, я всегда буду помнить о них.
Для справки.
Отец мой Борисов Петр Матвеевич, 1911г/р. – рабочий, мать моя Борисова Матрена
Петровна, 1912 г/р. – колхозница.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев