Соседи видели, как к дому Раисы подъехала дорогая иномарка. Парень открыл багажник и вытащил оттуда несколько больших пакетов. Надолго паренёк в гостях не задержался, попив чай, быстро уехал назад. Лиза-соседка тут же прибежала к Раисе под предлогом занять денег и застала хозяйку в слезах. Пакеты стояли на скамье, и Петровна не спешила их освобождать. Она смотрела в одну точку и дрожащим голосом тихо говорила:
— В Испании мой сынок отдыхает, опять водителя с гостиницами прислал. Я уж не помню, когда в последний раз его видела. Работа у него тяжёлая, ведь он мотается по всей стране, ну а в отпуске, конечно, ему не деревня нужна, а море. Что ему тут делать? Если надо узнать как дела у меня, то позвонит или водителя своего пришлет с харчами заморскими.
Петровна говорила таким тоном, как будто оправдывалась перед соседкой. Скорее всего, оправдывала сына:
— Он мне звонит через день. Иногда внучка волнуется, как я тут поживаю. Настя, наконец-то, замуж вышла, кстати, очень удачно. Я её мужа не видела, но сынок говорит, что очень состоятельный. Я-то привыкла говорить «богатый», а сын поправляет, что надо говорить состоятельный, потому что у него состояние: какие-то заводы. Скоро она приедет, познакомит со Стасом. Сын мой — голова, да и руки из нужного места растут. Я год назад гостевала у него, он тогда в больницу меня силой затолкал, провериться. Меня, как нужного человека, с макушки до пят исследовали, и в заключении профессор сказал:
— Бабуль, езжай смело дои коз, здоровье — ого-го. Конечно, оно не соответствует твоей прожитой жизни.
То есть по тому труду, что я вынесла в войну и после неё, проклятущей, и всю жизнь работала в колхозе, то давно должна была загнуться. Но гены долгожителей не поддаются, живучие. Он сказал, что жить долго буду. Одна беда, что, может быть, памяти не будет, и на вопрос, зачем столько живу, не смогу ответить.
Сын мой меня на руках носил. Правда, сноху редко видела. Все какие-то встречи, магазины, театры, не до меня ей. А как они питаются! Да я такого и не видела никогда! Мне бы супчика, борщечка да селедочки с картошкой, а они называют такими словами блюда, что я даже не знала, что это, и хочу ли я это. Внук, молодец, на маму прикрикивал:
— Мам, называй, своими именами, не выпендривайся перед бабушкой.
Кстати, он живёт в Америке, но хочет в Москву. Говорит, что хорошо жить там, где тебя ценят и уважают, а не используют. Я мало понимаю в их делах, одно знаю, что скоро ко мне приедут все. А то как же! Хоронить-то приедут, не жить же мне сто лет, вот и соберутся все.
Лиза тоже жила одна, но сын жил в соседнем городе и приезжал часто, всё беспокоился, что одной маме скучно. Петровна всегда ей завидовала, а Лиза ей. Ведь Сергей провел в дом газ, канализацию, поставил душевую кабину. Конечно, он не сам делал, прислал бригаду рабочих, а Петровну забрал к себе на время ремонта, и как она не сопротивлялась, сын в приказал не спорить:
— Мама, ты приедешь и не раз скажешь спасибо. Твою русскую печь никто трогать не будет. Находиться тебе с рабочими не надо, ты вернёшься домой, когда все будет сделано.
И действительно, после ремонта дома прошло столько лет, а Раиса Петровна не может нарадоваться тем удобствам, которые ей предоставил сынок. Когда надо, то она топила печь, пекла хлеб, пироги, любила из печки щи из квашенной капусты и картошку тушёную. А иногда тыкву с медом засунет в печь, и такой аромат обнимал дом, что кто бы ни пришел в гости, все, улыбаясь, потирали руки от предчувствия бабушкиных угощений.
Сергей не раз предлагал матери пожить у него подольше, ну хотя бы месяц, но всегда получал отказ. Уж она-то хорошо знала свою сноху, которая была родом из подмосковного совхоза. Родители ее были обыкновенными колхозниками, но выйдя замуж за Сергея, она тут же забыла про свои корни и к деревенскому сословию относилась с брезгливостью. Даже внук не раз маме указывал на ее бестактность и на родословную.
Сергей привозил каждое лето детей к бабушке на каникулы. Вот тогда для Раи наступали самые счастливые дни. Дом наполнялся смехом. Прибегали соседские дети, и была куча-мала. Бабушка пекла пироги, которые были нарасхват, ставили на углях самовар, а на улице вечером жгли костер и пекли картошку. Весь день внуки бегали босиком, купались на реке, ходили в лес за грибами и ягодами, ели немытые яблоки, только что сорванные, и морковку хрумкали, вытертую ботвой. Все были счастливыми и здоровыми. А уж в этой ватаге сорванцов никто не различал, городские ли это или деревенские, свои или чужие.
Но чем становились взрослее дети, тем становились разборчивее и требовательнее их родители. На все каникулы их уже не отпускали в село, и всё больше отдыхали за границей. Да и постоянные репетиторы даже летом не позволяли бить баклуши. Не стало больше того простого, теплого, задушевного общения. Стали чаще поправлять бабушку в неправильном произношении, могли посмеяться над ее простотой и экономностью. Друзья детства казались им неинтересными, нигде не бывавшими и ничего не видевшими.
Как-то раз Раиса спросила у своей снохи:
— Смотрю, дети-то не успевают вещи изнашивать, ведь вы меры не знаете в обновах. Куда же их деваете? Не дай бог если выбрасываете! У меня соседка есть, внуки ее не избалованные тряпьëм, привозили бы им, ведь на машине приезжаете. Ох, как они будут рады вашим импортным вещам!
Сноха вылупила глаза и громко проворчала:
— Ну да, ещё я буду вещи кому-то переть, я их выкидываю. Если рожают, то пусть и беспокойство проявляют по поводу одежды для своих детей, тем более эти вещи не для каждого деревенского.
На вопрос, чем отличаются городские дети от городских, свекровь выслушала целый доклад. Оказывается, деревенские жители не понимают в вещах и готовы прикрывать свои зады чем ни попадя. А эти вещи ждут хозяина понимающего в моде, в бренде.
«Отпетая дура», — подумала свекровь о снохе, а вслух спросила:
— Неужели рука не дрожит выкидывать вещи, если есть кому отдать?
— Нет, не дрогнет. Дрогнет моя рука, если мои вещи будут носить те дети, которые не должны такие вещи носить.
Свекровь поняла, что объяснять что-либо, а тем более, переубеждать сноху нет смысла, это будет стоить очень дорого, но все же не смогла сдержаться и сказала:
— Для меня все дети были детьми, городские они или деревенские. Да и сейчас нет у меня отличия. Просто есть люди, а есть нелюди. Как вы любите говорить, что люди попали в струю, некоторые благодаря уму, а другие силе, а некоторые красоте. Но не знают, что струя-то может ударить в обратку, приподнимет высоко, а потом все равно в землю ударит. Нормальный человек в любом человеке видит себя и поступает так, как хотел бы, чтобы с ним так поступили. Я вернусь к насущной теме: не отсохнет рука дающего, а вот рука кидающего на помойку может короче стать.
Сноха поняла намек и очень обиделась. Но странным было то, что на следующий день она обожгла руку кипятком так, что не могла согнуть пальцы.
Рая понимала, что не будет взаимопонимания со снохой, но и чувствовала то, что вечно занятый сын довольствуется тем вниманием, которое он оказывает матери, то есть подарками, деньгами. А вот, чтобы так, как раньше, когда был студентом, посидеть вместе, повспоминать, помечтать, выразить свою боль, переживания, пусть иногда сказать глупость, теперь этого не будет никогда. Рая понимала, что и внуками не любовь к ней руководит, а больше обязанности, и от этого ей было больно.
Сергей сидел на берегу моря и наблюдал картину: пожилую женщину по краю берега под руку вел молодой мужчина. Она босыми ногами трогала воду и смеялась. Мужчина очень нежно ее обнимал, что-то шептал ей на ушко. Она, смеясь, наклонилась, зачерпнула рукой воду и брызнула ею в парня. Кто за ними наблюдал, смеялись.
Вечером Сергей встретил того парня, и, извинившись, спросил, кто эта женщина.
— Это моя бабушка, она никогда не видела моря, курортов, санаториев, но она видела войну, голод и холод. Долго сопротивлялась ехать со мной, боялась мешаться под ногами, но у меня вся жизнь впереди, ещё ни одно море, а вот у нее, может быть, оно последнее. Я никогда так не был счастлив и только сейчас понял, что счастье, наверное, и заключается в том, когда ты можешь отблагодарить, дать, осчастливить того, кто когда-то осчастливил тебя. У меня рано умерла мама, воспитала бабушка. Благодаря ей, я закончил университет, благодаря ей, я имею всё, о чем мечтает любой человек.
Сергей много узнал о жизни Валентина, так звали парня, но ещё больше о жизни его бабушки. Тамара Ильинична была удивительным собеседником. Как и его мама, жила в деревне.
Сергей Ильиничне понравился, ведь он в отцы годился ее внуку Валентину, а надо же, нашли общий язык. Всем интересуется, всё спрашивает, внимательно слушает, только очень печальный.
«Наверное, глядя на меня, свою маму вспоминает. Интересно, живая она или бог прибрал?» — так думала Ильинична.
— Ох, сыночек, какое же счастье, что у тебя живая мама. Есть, к кому приехать, обнять, поговорить. Ведь одни воспоминания о вашем детстве, юности душу разрывают. Я с Валентином не могу наговориться. Жалко, что он приезжает редко, другой раз целый месяц не вижу. А его дети, это же ангелы, которые своими крылышками меня от земли отрывают, велят жить подольше.
Сергей шел к себе в люкс и от стыда не мог проглотить ком в горле. На вопрос жены, что случилось, ответил одной фразой:
— Случилось давно…
Наталья Артамонова
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 2