Бабушка Таня. Художник: Владимир Нестерков
Это она потом поняла, что ерунду сморозила с этим жребием, но в тот осенний день памяти преподобных Печерских, в Ближних пещерах почивающих, бабушка Надя, усердная поклонница Киево-Печерской Лавры, чувствовала себя прескверно. Голова болела, и кости ломило, так что соседки говорили, будто все это «метеозависимость осенняя». А бабушка Надя возражала, мол, «не осенняя и не метео-, а зависимость эта от прожитых лет… Тело-то, всю жизнь трудившееся, детей рожавшее и на ноги их подымавшее, да тридцать годков на заводе отпахавшее, уж притомилось да поизносилось. Вот вам вся и зависимость…»
А на службу к угодничкам ох как попасть хотелось! Но голова болит, и ноги едва шевелятся, да и сил никаких нет… Как быть и что делать?.. Они-то, угоднички Печерские, чудотворцы и целители, и жизни продлители, и всякой потребе споспешники и податели, никогда ей в помощи не отказывали.
Уж бабушка Надя это опытно знала, когда из последних сил на горы Печерские с Подола карабкалась и там, уже в пещерках, тихо охая, крестясь и молясь, катилась потом вниз к Днепру, к старинному трамвайчику, бежавшему на родной Подол как на крылышках…
Но в этот раз она уж и не знала, что и делать. Голова гудела, будто сжатая холодным воздухом, и ноги не слушались, и мысли такие противоречивые роились в голове одна за одной, когда она приковыляла к трамвайной остановке.
Мысленно отмеривала маршрут, когда придется возвращаться от остановки трамвая метров 400 назад, а потом еще минут пятнадцать карабкаться в гору да по ступенькам к Крестовоздвиженскому храму, а потом на службе два часа стоять, а если в пещеры пойти – как не пойти? – хватит ли сил?..
А потом назад, на набережную, а тут, похоже, дождь будет…
«Ведь угодникам можно и дома помолиться, акафист им почитать, лампадку да свечечку зажечь. Что ж, они разве меня с Подола не услышат, родненькие?!» – рассуждала в полголоса бабушка Надя.
Но другой голос в душе возразил: «Так ведь сила в немощи свершается… И претерпевый до конца спасен будет… Так Господь учил. Ты ж не лежачая и без палочки еще ходишь. Неужели не дойдешь?..»
«Господи, как быть? Умудри и наставь!»
Трамвая все не было, а по крыше навеса зашуршал дождь. И она вспомнила, как ее муж в молодости, когда не мог принять решение, бросал монетку и та подсказывала, что предпринять. Бабушка Надя, а тогда еще светловолосая стройная Надежда, всегда ругала мужа за это ребячество. Хотя потом и читала где-то, что верующие люди при трудности выбора иногда тянули жребий.
«Вот достану монетку: ежели “решка” выпадет – не пойду, а если “орел”, то бишь сейчас и не орел, и не герб СССР, а трезубец, – пойду!..»
И бабушка Надя, нащупав монету в кармане, смущаясь придуманной затее, всё же стала тихонько трясти ее в ладони. А когда достала монету на свет Божий, увидела, что выпала «решка».
«Ну вот… Значит, и не пойду!» – облегченно прошептала она, глядя на моросящее небо.
Но на душе от этого решения почему-то стало еще хуже. А тут и старый трамвайчик, тарахтя, выкатился из-за угла.
«Вот блажь нашла с этой монеткой!.. Прям искушение!.. Да как не пойти-то?! Праздник-то какой! Владыка служить будет!.. Эх, Надежда, шевели ногами!» – бойко прошептала старуха и забралась в открывшиеся трамвайные двери.
В трамвае было тепло и уютно. Бабушка Надя уселась у окна и стала глядеть на серый Днепр, по которому гулял ветер, бередя речные волны, и казалось, будто из воды рождаются маленькие белые барашки и бегут куда-то к рыжему от осенних листьев Труханову острову…
До войны – она запомнила это маленькой девочкой – на нем жили люди и стояли дома, и трухановцы переправлялись на правый берег на лодках. А сейчас там парк и остров весь порос деревьями.
В молодости они с ребятами переплывали на лодках на Труханов остров печь картошку и петь песни у костра… «Хорошо-то как было!» – улыбнулась она, погрузившись в далекое прошлое.
Справа промелькнула Владимирская горка с величественной фигурой святого князя с крестом. Здесь они после выпускного встречали рассвет. И когда красный солнечный диск появился за Днепром над левобережной зеленой Дарницей – тогда еще пустынной, в лугах и озерах, – одноклассник Женька ее впервые поцеловал…
А потом она ждала его из армии, и в последнем письме он сделал ей предложение. «Пойдешь за меня?» – спрашивал. «Пойду, конечно, пойду, – шептала сквозь слезы, прижимая письмо к груди. – За кого ж идти, как не за тебя, Женька, любимый…»
Любимый Женька, а для всех потом уважаемый Евгений Петрович, уже три года как покоился на Лесном кладбище, и говорила бабушка Надя с мужем нынче все больше после поминальных молитв, глядя на их свадебную фотографию, откуда он улыбался ей своей белозубой улыбкой.
Нет комментариев