шёл мимо, преукрашенный,
шёл морем нашей жизни, торжественно проплывал, рясны златыми украшенный преиспещренно.
В Святую-ту ночь мы с брателком
и не спали – убирались. Михайлушко дома был.
Я выходил часу в третьем ночи
на улицу, переуставши, затуркавшись… В тёмной раме крыш небо казалось пологом, священною пеленою, низко опущенной над землёю.
Порошил снежок, «аsperges me hyssopo et mundabor, et per nivem dealbabor» – и паче снега убелюся… Я не мог наглядеться в прозрачную пелену неба и сладко дивился,
что широкий просвет небесный
над нашим двориком имеет очертания чаши…
Дворик наш, устилаемый праздничною скатертью несказанной белизны, и это ночное брезжащее таинственным скрытым светом небо.
Морем, которое соглядаю я
в очертаниях берегов, как бы поднявшись над ним, хотя стоял я, запрокинув лицо. Хотелось кому-то изъясняться в любви восторженно, со слезами.
Мягко очерченная рамою кровель пелена неба была величественна,
и в то же время… как будто
кто подарил мне любимейшую беЗценнейшую картину.
Вот вижу я карту родного северного моря. Оно на плане похоже
на парящего орла.
И я, глядя на малый план моря, «ношусь верху вод».
Таким родным, любимым, желанным морем, беременным всякою радостью, казалось мне небо.
В сладкой и радостной глубине несказанной оной чаши билось сердце вселенной, сердце, подающее жизнь мирам.
И это же самое единое сердце билось и во мне, в моих убогих рёбрах.
Дивно мне было сознавать это.
Мне кажется, вот так начинается проникновение в «тайну неба»,
в «загадки вселенной».
«Научная» и учебная мысль, мертвенная, кастрированная, заведомо не сможет увязаться
с этим мироощущением.
Но истинная наука
(не антирелигиозный эрзац)
в каких-то планах соединится
с мышлением веры.
Истинную науку может осиять свет разума.
Ум учёного, глубоко испытующего «тайны мироздания», ум, «звездам служащий», может научиться
от звёзд, преклониться Солнцу правды.
__
Борис Шергин
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев