Был он человеком мирным, образованным и чрезвычайно утонченным. Целыми днями играл на сямисэне, складывал оригами и сочинял хокку. Однажды Тюай женился на девушке по имени Окинага-тараси-химэ. Она тоже была образованная и утонченная, но нихрена не мирная, а очень даже воинственная и практичная.
Посмотрела Окинага на хозяйство: казна пустая, придворные практически икебану гложут, народ последний хрен без риса доедает. Ну и сложила хокку с намеком:
— Суши сожрали, дыра в кимоно. Полный писец.
Не пора ли идти воевать?
— Что ты, дорогая, — испугался Тюай. — Давай я тебе лучше на сямисэне сыграю. Дрынь-брынь…
— Я тебе сама на этом фиговом сямисэне сыграю, — возражает Окинага. — Давай щас всю культурную программу выполню, и пойдем уже на войну.
Сыграла на сямисэне, слепила из бумаги муравьеда, исполнила танец с веером, танец с зонтиком. Хотела еще танец с саблями, но вовремя вспомнила, что она не на Кавказе.
— Ну что, доволен? Пойдешь теперь воевать? — спрашивает.
— Дорогая, ты явно сакэ перепила, — отвечает Тюай. — На вот тебе лучше хризантему.
Окинага огорчилась, воткнула хризантему в прическу, и стала думать, как бы мужа на войну раскрутить. Вскоре они поехали во дворец Касихи на острове Кусю. Там Окинага, подобно лепестку сакуры, упала на ступени, и лежит.
— Дорогая, что с тобой? — спрашивает Тюай.
— В меня вселилась великая богиня солнца Аматэрасу и три божества Сумиёси, — отвечает Окинага.
— Аматэрасу знаю, а кто такие Сумиёси?
— Хрен знает, но страшилища те еще. Вселились, и щекочут.
— И что они говорят? — интересуется Тюай.
— Что во Владивостоке скоро запретят праворульные машины, и тогда вообще нам писец. Надо, говорят, идти воевать в страну Силла. То бишь, в Корею.
Тюай не поверил:
— Ты, дорогая, наверное, просто супа-мисо перекушала, вот у тебя и тайфун во внутренностях. На тебе лучше хризантему.
Окинага выматерилась, сложила икебану из хризантемы и старого веника, и придумала новый план. Вернулись они домой. Тюай говорит:
— Дорогая, давай займемся любовью.
— Вызови гейшу, с ней и займись, — отвечает Окинага. — А мне тут некогда фигней страдать, спать надо. Аматэрасу обещала интересный сон показать.
И легла спать. Тюай гейшу не вызвал, их тогда еще не было — так, помаялся, свернул пару оригами и тоже задремал.
Наутро спрашивает:
— Ну, что тебе Аматэрасу показала?
— Показала офигительно богатую страну Силла, в которую мы пойдем воевать.
— Дорогая, ты конкретно задолбала со своей Силлой, — говорит Тюай. — На тебе лучше хризантему.
— В жопу засунь хризантемы цветок,
Что принес из осеннего сада, чтоб твою мать, — изящным хокку ответила Окинага.
И Тюай внезапно умер. Придворные в шоке, народ в шоке, Тюай лежит такой абсолютно мертвый, в руках бумажный муравьед, в заднице хризантема. А Окинага спокойно прохаживается и собирается на войну.
— Ваше императорское величество, что случилось с его императорским величеством? — Спрашивают придворные.
— А он не послушался воли Аматэрасу, вот богиня его сямисэном по башке и долбанула, — поясняет Окинага. — Возьмите на заметку. Вы не послушаетесь — тоже загнетесь к хренам.
Тут уж делать нечего: все собрались и пошли на войну под предводительством императрицы. Она прекрасно завоевала государство Силла, обложила данью, и Япония стала процветать. Во время похода Окинага успела еще и сына родить. У всех в домах появились суши, сакэ и суп рамен. В благодарность Окинагу признали женщиной-правителем, и дали ей прозвище Дзингу, что в переводе с японского означает «Та, что может долбануть сямисэном».
Окинага правила 69 лет, и умерла в глубокой старости, всеми почитаемая. До самой смерти она ненавидела хризантемы.
Мораль: если женщина что-то в голову вбила — обязательно получит, и никакая хризантема не спасет. А если баба говорит, что жрать нечего, нефиг перед ней на сямисэне дрынь-брынь.
На эпическом полотне императрица Дзингу всматривается в сторону Кореи, надеясь, что там нет хризантем. ))
© Диана Удовиченко
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 3