Предыдущая публикация
"ДЕТИ ВОЙНЫ"
Анастасия Васильевна Куркина
Анастасия Васильевна Куркина (Курилович) родилась 11 сентября 1937 года в белорусской деревне Бельчицы Пружанского района Брестской области в большой семье Надежды Онуфриевны и Василия Сидоровича Куриловичей. Эта часть Белоруссии, так называемая «Западная Белоруссия», в те годы входила в состав Польши, или, как говорили родители, «была под Польшей». В деревнях жили налаженным крестьянским бытом: сажали огороды, держали домашний скот по мере возможности, обрабатывали пашню, обязательно сеяли лён. Эта культура была основным сырьём для изготовления полотна для одежды. Домашним хозяйством занимались по большей части женщины, а многие мужчины искали заработки в зависимости от своих возможностей и умений. Сосед Куриловичей Николай Бутько был хорошим плотником, умел даже делать мебель. Вместе с другими мужчинами они собрали небольшую бригаду, ходили и в Польшу в поисках работы, нанимались на строительство и ремонт домов, усадеб, зарабатывали, как могли. Зарекомендовав себя в качестве умелых и надёжных работников, они получали хорошие заказы. Василий Сидорович многому научился, сам плотничал, столярничал. Мать и отец были грамотными людьми, хотя учились тогда в церковно-приходских школах. Оба умели читать и писать.
В 1939 году началась вторая мировая война. Немецкие войска захватили Польшу, но Красная Армия заняла территорию Западной Белоруссии, присоединив её таким образом к Белорусской ССР в составе СССР. Колхозы здесь организовать не успели, землю бежавших поляков просто раздали нуждающимся крестьянам. А ещё новая власть выделяла пособия при рождении ребёнка. В семье Куриловичей как раз в конце 1939 года родилась дочка Зина, ставшая последним, седьмым ребёнком. Вот этого денежного пособия хватило на швейную машинку, кое-какую одежду, да ещё и лошадку купил отец на ярмарке. Лошадка была красивая и работящая, но почему-то кусалась. Уже когда все об этом узнали, стали опасаться, но всё равно, - чуть зазеваешься, она и укусит. Потом уже, в войну, немцы забрали её для своих нужд. А пока, в 1939 году, властью стали Советы народных депутатов, объединявшие по нескольку сёл. Секретарём местного сельского Совета и стал Василий Сидорович Курилович, как один из самых грамотных людей в округе. Председателем была выбрана полуграмотная, но боевая крестьянка. Местные жители шутили, что при таком секретаре и свинья может быть председателем. В избе Куриловичей по вечерам частенько собирались мужики, поговорить, обсудить дела.
О начале войны и вообще о том периоде воспоминания Анастасии Васильевны очень отрывочные, эпизодические. Обо всём, что случалось в те годы, дети подробно узнавали уже потом, по рассказам родителей, родственников и других очевидцев событий. Так, например, взрослые вспоминали, что прямо-таки в субботу вечером в сельском Совете появился так называемый «монтёр», который якобы должен был проверить надёжность телефонной линии. Документы были в порядке, поэтому его впустили в сельский Совет. А на следующий день, когда началась война, телефон не работал, и не было никакой возможности узнать, что происходит на самом деле и сообщить о здешней обстановке. И это творилось повсеместно. Рассказывали, что даже на ближайшем аэродроме также побывали «проверяющие», после которых самолёты просто не заводились.
А Насте тогда должно было исполниться четыре года, поэтому личных воспоминаний очень мало в силу возраста. Конечно же, дети сразу почувствовали неладное по озабоченным и хмурым лицам взрослых, которые прислушивались к монотонному гудению самолётов. Хотя разрывов не было слышно по причине удалённости от мест бомбёжек, становилось понятно, что происходит что-то страшное. Но довольно скоро, всё ближе слышались автоматные очереди, которые маленькая Настя воспринимала как звук катящихся с горки камушков. В то время недалеко от деревни стоял маяк, куда деревенские дети бегали играть. У подножия была насыпана большая гора гравия, вот они и бросали камушки сверху, а те катились вниз, постукивая. Услышав автоматную очередь, Настя подумала, будто кто-то пустил с горки большую горсть камушков, и почему-то слышно даже в деревне. Вот эта странность ей хорошо запомнилась.
Занимая территории, оккупанты тут же принимались насаждать новый порядок. Все служащие и депутаты сельских Советов, так называемые «активисты», подлежали расстрелу. И вот Василия Сидоровича вместе с председателем местного Совета и ещё несколькими людьми, в том числе и с Николаем Бутько, депутатом сельского Совета, привезли на поле и заставили копать яму. В это время комендант Рудниковской комендатуры повелел срочно найти человека, который бы мог составить списки всех проживающих в его распоряжении людей. Кто-то вспомнил про Василия Сидоровича, ведь, действительно, лучше него никто местных жителей и не знал, тем более при смене власти вся документация была обновлена. Когда комендант узнал, где находится нужный ему человек, срочно послал за ним конвой. Василий Сидорович, которого, ничего не объяснив, запихнули в машину и куда-то повезли, приготовился к самому худшему, поэтому долго не мог уразуметь, чего же хочет от него комендант. А хотел он не просто списки жителей, а с пометками по поводу благонадёжности и т.п. И когда Василию Сидоровичу велели идти, дав несколько дней сроку на составление документов, он долго стоял у комендатуры, не в силах поверить, что его на самом деле просто отпустили. Коменданту, конечно, сослужила плохую службу пресловутая немецкая педантичность, он и подумать не мог, что человек, которому дано ответственное задание, может его не выполнить и просто не вернуться в назначенное время. Василий Сидорович медленно пошёл по улице, не веря в случившееся, боясь оглянуться и всё время ожидая выстрела в спину. Только выйдя на окраину городка, он, наконец, поверил в чудо, ускорил шаг и при первой же возможности свернул в лес. Побродив какое-то время по лесу, он нашёл группу людей во главе с председателем соседнего сельского Совета Климашевичем, который ещё раньше ушёл в лес, потом к ним присоединились ещё местные жители, ведь многие в то время бежали в леса, подальше от нового порядка, установленного оккупантами. Встречались и солдаты, выжившие после внезапного и стремительного натиска немцев и вдруг оказавшиеся в тылу врага. Так и объединялись для дальнейшей борьбы против захватчиков.
А в это время семья оплакивала отца, ведь остальных людей, схваченных вместе с ним, расстреляли. Поэтому, когда через несколько дней немецкие солдаты появились с вопросом, почему Василий Сидорович не явился к коменданту в назначенный срок, мать, поняв, что её муж жив, не смогла сдержать радости, но и не смогла объяснить, куда же он подевался. Немцы поняли, что жена понятия не имеет, где находится её муж, но ответить за его проступок, по их мнению, она была должна. Поэтому её схватили и привезли в гестапо, откуда, как уже всем было известно, назад дороги не было. Дети остались на попечении тётушек, ведь в то время селиться предпочитали дворами, то есть, несколько родственников строили дома, объединённые одним большим двором. В гестапо с матерью поступили, как и с остальными заключёнными: избивали, пытали, травили специально обученными немецкими овчарками. Пытались дознаться хоть каких-то сведений о местонахождении Василия Сидоровича. И здесь семье Куриловичей несказанно повезло. Переводчиком у немцев был один из членов недавно организованного подполья, хорошо знавший отца и сумевший каким-то образом подменить документы так, что мать отпустили. Вообще, он много сделал хорошего, но нашёлся всё-таки предатель, донёс, и переводчика этого расстреляли. К сожалению, имени его в памяти не сохранилось. В общем, Надежда Онуфриевна побрела домой, не в силах даже радоваться этому. Добрела, открыла калитку и упала во двор без сил. Тут уж кто-то увидел, сбежались, занесли домой. Пришлось какое-то время отлёживаться, долго сходили следы побоев. А самая маленькая дочка Зина нет-нет, да и просила маму показать, как её собачка кусала. Мать с горькой усмешкой показывала следы укусов на кистях рук и на пальцах, ведь собаки норовили вцепиться сразу в горло, вот и приходилось закрываться руками. Потом уже она рассказывала, что решила побежать, как только выведут на расстрел. Конечно, здесь не шло и речи о побеге, просто это уж была бы верная и быстрая смерть. Люди рассказывали, какие ужасные стоны доносились из расстрельных ям. Никто не смотрел, мёртвым упал человек после автоматной очереди или ещё живым. Закапывали сразу, засыпали сверху землёй. Вот и мучились раненые, а подойти было нельзя, присматривали полицаи.
На какое-то время семью оставили в относительном покое. Даже поняв свою оплошность, немцы вроде бы ничего не стали предпринимать, скорее всего, решили подождать, может, Василий Сидорович сам придёт к семье. В каждой деревне, видимо, так или иначе был какой-то осведомитель, хотя полицаями из местных никто не стал. По воспоминаниям родителей, заправлявшие в этих местах полицаи были в основном литовцами и украинцами, зверствовали похуже немцев. За малейшую провинность избивали, поджигали дома. Крыши были соломенные, поэтому хата занималась сразу, потушить было очень трудно. Когда партизанский отряд совершил нападение на комендатуру и поджёг её, комендант остался жив, но часть солдат была уничтожена. За эту операцию жители окрестных деревень жестоко поплатились: всё мужское население от десяти до шестидесяти лет было уничтожено, и несколько деревень спалили дотла. А ещё время от времени гнали колонны евреев, которые в соответствии с «новым порядком» подлежали полному уничтожению. Сначала их собирали в гетто, одно из них было в г. Пружаны, отбирали ценности и деньги. Тех, кто помоложе, какое-то время заставляли работать, остальных расстреливали. Родители рассказывали, как однажды от одной из таких колонн каким-то чудом отбилась молодая девушка. Сколько смогла, отсиживалась в лесу, потом, изголодавши, вышла в одну из окрестных, как говорили, «лесных деревушек», Новодворцы, прямо среди бела дня. И сразу же кто-то донёс, и никто ей не помог, выдали немцам. Многие осуждали жителей деревни, но и помочь этой девушке значило подвергнуть почти неизбежной смерти не только себя, но и свою семью, а то и всю деревню. Конечно, подлеца-доносчика это никак не оправдывает.
Через какое-то время семью постигла новая беда. С весны 1942 года немцы стали забирать молодёжь и массово отправлять на работу в Германию, так как война затянулась, и рабочих рук там очень не хватало. Вот и самую старшую дочь восемнадцатилетнюю Марылю вместе с закадычной подругой Сашей и с другими молодыми людьми увезли на работу в Германию. Марыле повезло больше, чем Саше. Хозяева относились к ней неплохо, кормили, дали нормальное место для ночлега. Навещавшие друг друга земляки (кому позволяли хозяева) удивлялись, что у неё всегда был хлеб. А вот Сашу издевательствами и побоями довели до сумасшествия, и в конце концов она стала совсем не нужна хозяевам и её отравили. Марыля там же, в Германии, познакомилась со своим будущим мужем Казимиром, уроженцем Польши, да так больше и не вернулась в Белоруссию. После освобождения вышла замуж, приняла католическую веру, иначе им не разрешали венчаться, прожила всю жизнь в Польше. Какое-то время она не знала, что с её родными, живы или нет, так же, как и семья понятия не имела, что с ней. Уже после войны каким-то образом наладили связи, тогда Марыля узнала, что единственный брат Серёжа умер от развившегося после войны туберкулёза, в декабре 1946 года. Видимо, сказалось ранение, полученное уже после возвращения домой из леса, когда он со своим другом подобрали и подорвали гранату.
И вся семья Куриловичей почти год прожила в партизанском отряде. К 1943 году война окончательно затянулась, немцы стали всё чаще терпеть поражения, а в тылу боялись партизан. Видимо поэтому «новый порядок» постоянно ужесточался. Более активно стали выявлять семьи партизан и применять к ним различные репрессии. После того, как в одном из соседних сёл была расстреляна жена бывшего местного председателя сельского Совета Климашевича, одного из командиров партизанского отряда, оставшихся двоих детей Надежда Онуфриевна забрала к себе. Но над их семьёй тоже нависла серьёзная угроза. Понимал это и Василий Сидорович, поэтому на следующую же ночь он вместе с Климашевичем увёл свою семью в лес. И опять детские воспоминания о походе через болото, в котором воды было маленькой Насте «по сорочку». При этом ни она, ни другие дети не испытывали страха, видимо, потому что родители были рядом. Потом была жизнь в лесу, в землянке, на нарах. Особенно плохо было зимой, потому что одежды практически не было, выползти на улицу было не в чем. Особенно туго дело обстояло с обувью. Вот и просидели всю зиму на нарах, так, что дети разучились ходить. Весной просто падали, пытаясь подняться на ноги, настолько ослабели. Питались, конечно, тоже скудно, чем придётся. Опять же из воспоминаний, – как варили воронят. Разорили гнёзда, сварили ведро воронят и съели как лакомство.
К лету 1944 года Белоруссия была освобождена, война откатилась в Польшу, можно было возвращаться домой. А дома не было, почти не осталось целых хаток. Куриловичи и ещё несколько семей с ними шли в свою деревню, вокруг практически одни трубы торчали, люди рыли землянки, в них и зимовали. Ещё одно воспоминание - странного вида кот. Проходя через одну из деревень, вернее через её остатки, родители заговорили с одними из местных. В это время внимание детей привлёк кот какого-то странного коричневого цвета, который шёл и постоянно мяукал. Хозяева объяснили, что бедное животное побывало в огне, почти ничего не ест, ослепло и постоянно вот так и бродит, мяукая, как будто не найдёт себе места. А дети решили, что это он так плачет от боли. Так он и остался в памяти на всю жизнь. А ещё после возвращения первое время не было и дня без взрывов. Особенно доставалось детям. Мало того, что осталось множество всяких боеприпасов, так ещё и немцы, уходя, оставили кучу «сюрпризов»: начинённые взрывчаткой детские игрушки и другие вещи и предметы. Родители всё время говорили, что сегодня вообще ничего на улице нельзя брать в руки. Настя с сестрёнкой Зиной обратили внимание на слово «сегодня» и стали рассуждать, что завтра, наверно, уже можно будет что-то подобрать. Хорошо, что взрослые услышали и объяснили детям, что «сегодня» значит, в настоящее время, а когда это закончится, неизвестно. Постоянно ходили сапёры, собирали все подозрительные предметы, взрывали за деревнями.
А жизнь пошла своим чередом, правда места для проживания не было, всё было сожжено. Решили копать землянку, а Василий Сидорович стал проситься на фронт. Но его не взяли, в общем-то, по той же причине, что и оставили в живых немцы. Нужно было наводить порядок на месте, и не только в документах. Опять же, жителей своего сельсовета он знал прекрасно, поэтому мог разобраться, кто остался в живых, кому какая помощь нужна. Так Василий Сидорович стал председателем вновь созданного сельского Совета. Правда, и вопрос с жильём мало-мальски решился, так как под сельсовет отдали единственный сохранившийся дом, и семье разрешили занять самую маленькую комнатушку. А свой дом Василий Сидорович отстроил в последнюю очередь, после того, как всем проживающим на территории сельского Совета семьям помог построить жильё. Так постепенно налаживался быт, восстанавливалось порушенное хозяйство. Дети стали ходить в школу. Анастасия Васильевна вспоминает, что математика с физикой, особенно тригонометрия, давались иногда довольно трудно. А вот предметы гуманитарного направления её очень интересовали, и оценки были всегда хорошие.
В 1956 году Анастасия Васильевна окончила среднюю школу уже в районном центре Пружаны. В это время активизировалась работа по переселению в Сибирь, вот и родители решили тоже поехать, пожить в Красноярском крае. Но хватило их всего на год, уехали обратно на Родину, как говорили, «из проклятой Сибири». Одна из сестёр, Анна, вышла замуж, да так и прожила здесь всю жизнь. А Анастасия Васильевна какое-то время работала, а после отъезда родителей нужно было как-то устраиваться. Обратно возвращаться не захотелось, вот и решила поступить в Томский государственный университет, ведь аттестат у неё был с хорошими отметками. Затруднений при выборе факультета тоже не возникло, история её всегда привлекала. Студенческая жизнь была разной. Выживать помогали студенческие коммуны, когда несколько комнат объединялись, складывались деньгами, на которые ежедневный по графику дежурный закупал продукты. Готовила пищу обычно за небольшую плату какая-нибудь знакомая женщина, сразу на несколько коммун. Иначе на одну стипендию прожить было очень сложно, а далеко не все родители в те годы могли хоть как-то помочь своим детям. В 1964 году Анастасию Васильевну распределили в село Поротниково учителем истории, да так до пенсии она здесь и проработала. Вышла замуж, родились дети. Анастасия Васильевна имеет почётное звание «Ветеран труда». Работы было всегда много, но по дому после рождения первого ребёнка помогала мать Надежда Онуфриевна. Она всё-таки согласилась переехать в Сибирь, а Василий Сидорович к тому времени умер. Почти двадцать лет прожила она здесь, а под конец жизни всё же попросилась на Родину, к дочери Софье Васильевне. От всей большой семьи остались три сестры: Софья Васильевна в Белоруссии, Зинаида Васильевна в Казахстане и Анастасия Васильевна в России, в Сибири. И множество детей, внуков и правнуков по всему белому свету, впрочем, как и во многих других семьях.
(По воспоминаниям Анастасии Васильевны Куркиной, записаным дочерью Светланой)
Родители Анастасии Васильевны (в верхнем ряду)
Студенческие годы
1966 год, с 11 классом
Следующая публикация
Комментарии 1