ВОТ ЧЁРНОЕ

Мне город этот до безумья мил –
я в нём себя простил и полюбил
тебя. Всю ночь гуляли, а под утро
настал туман. Я так хотел обнять
тебя, но словно рук не мог поднять.
И право же, их не было как будто.
Как будто эти улицы, мосты
вдруг растворились. Город, я, и ты
перемешались, стали паром, паром.
Вот вместо слов взлетают облака
из уст моих. И речь моя легка,
наполнена то счастьем, то кошмаром.
...Вот розовое – я тебя хочу,
вот голубое – видишь, я лечу.
Вот синее – летим со мною вместе
скорей, туда, где нету никого.
Ну, разве кроме счастья самого,
рассчитанного, скажем, лет на двести.
...Вот розовое – я тебя люблю,
вот голубое – я тебя молю,
люби меня, пусть это мука, мука...
Вот чёрное и чёрное опять –
нет, я не знаю, что хотел сказать.
Но всё ж не оставляй меня, подруга.
1997

ШКОЛЬНИЦА

Осень, дождь, потусторонний свет.
Как бы богом проклятое место.
Школьница четырнадцати лет
в семь ноль-ноль выходит из подъезда.
Переходит стройку и пустырь.
В перспективе школьная ограда.
И с лихвой перекрывает мир
музыка печальнее, чем надо.
Школьница: любовь, но где она?
Школьница: любви на свете нету.
А любовь столпилась у окна...
и глядит вослед в лице соседа.
Литератор двадцати трёх лет,
безнадёжный умник-недоучка,
мысленно ей шлёт фискультпривет,
грезит ножкой, а целует ручку.
Вот и всё. И ничего потом.
Через пару лет закончит школу.
Явится физически влеком
некто Гриша или некто Коля.
Как сосед к соседу забредёт,
скажет "брат", а может быть "папаша".
И взаймы "Столичную" возьмёт
пальцами с наколкою "Наташа".
И когда граница двух квартир
эдаким путём пересечётся,
музыка, что перекрыла мир,
кончится, и тишина начнётся.
Закурю в кромешной тишине.
Строфы отчеркну, расставлю точки.
За стеною школьница во сне
улыбнётся, я сложу листочки.
1998