Предыдущая публикация
История Крымского ханства: Последняя битва за Москву.
Крымский поход 1591 года (часть шестая)
Чтобы не подпустить крымские войска к стенам столицы и избежать повторения великого пожара двадцатилетней давности, московские воеводы расположили гуляй-город южнее – в излучине реки. Теперь хан не мог обойти вражеские позиции и должен был штурмовать их в лоб.
***
Первые бои
1 июля 1591 года на пути крымского войска оказалась Тула. Гази II «прежде пришёл к Туле и посады пожёг», но терять время на штурм каменной крепости не стал. На следующий день хан дошёл до Серпухова «и тут посады же пожёг». Поскольку на Оке не было противника, крымцы беспрепятственно преодолели реку по броду под Тешиловым и двинулись дальше. 3 июля, за час до рассвета, в Кремль прискакал Степан Колтовский, «которого по государеву указу оставили бояре и воеводы на берегу у Оки-реки». Он рассказал, что Гази II прошёл по дороге 20 вёрст от Серпухова и остановился на ночь на реке Лопасне, «а идёт крымский царь прямо к Москве, а войны от себя нигде не распустил».
Фёдор Иванович «писал тотчас» главному воеводе Фёдору Мстиславскому, чтобы тот отправил по Серпуховской дороге князя Владимира Бахтеярова-Ростовского и 250 детей боярских с приказом «промышлять над крымскими передовыми людьми и проведывать допряма про крымского царя приходу».
Московский летописец уточняет, что на разведку, кроме Бахтеярова, были высланы ещё два отряда: на Калужскую дорогу – Василия Янова, на Каширскую – Григория Пушкина. Все три головы вели с собой по 500 «дворян и детей боярских и казаков лучших» (что ещё раз показывает, сколько московских «бранных людей», если они не дети боярские, не учитывается в разрядах). Бахтеярову не повезло – он в тот же день наткнулся на главные силы крымцев на реке Пахре и был разбит («и тут по грехам христианским много побито»), так что «прибежал к Москве к обозу изранен». Того же 3 июля Фёдор Иванович приказал Мстиславскому вновь «идти из-под Коломенского со своих станов из лугов со всеми полками к обозу к Даниловскому монастырю, и придя бы к обозу стать бы в обозе всеми полками по росписи, где которому полку велено быть».
***
Одновременно была сделана и последняя перегруппировка сил – к уже объединённым «береговому» и «заречному» разрядам «прислал государь с Москвы в обоз в полки прибыльных своих государевых ближних бояр и воевод со многими людьми». Это повлекло за собой и перемены в командовании. Большой полк по-прежнему возглавлял Мстиславский, но теперь его заместителем («товарищем») стал Борис Годунов. Полком правой руки командовал князь Никита Трубецкой, в «товарищи» к нему назначили Степана Годунова; передовым полком – князь Тимофей Трубецкой с «товарищем» Иваном Годуновым. Полки сторожевой и левой руки возглавляли братья князья Черкасские – Борис и Василий. Разрядная книга неоднократно перечисляет состав объединённой рати: «государевы большие дворяне», «чашники, и стольники, и стряпчие, и жильцы», «из городов выборные дворяне», дети боярские, стрельцы, даточные люди, донские и яицкие казаки, «черкасы» (украинские казаки) и даже «ротмистры с литовскими и немецкими людьми».
Виталий Пенской оценивает их суммарную численность в 40-45 000 человек (одно это опровергает его же оценку крымской армии в 30 000 – атакующие должны превосходить числом защищающихся в крепости; идти малой конной лавой на многочисленную пехоту «с огненным боем» и пушками – самоубийство). Войска Мстиславского-Годунова расположились в обозе («дощаном городе») на одной линии с Даниловым монастырём – в том месте, где изгибы Москвы-реки ближе всего подходят друг к другу – прикрывая путь на столицу с юга. Собрать все силы в одном месте, и тем получить преимущество над крымцами, было недостаточно.
Ведь стоило всего одному чамбулу подойти вплотную к городским стенам, как в 1571 году – и Москва могла погибнуть в пламени пожара, что делало бессмысленной победу в полевой битве. Поэтому в этот раз российский гуляй-город был расположен так, чтобы не допустить крымского прорыва к московскому посаду. Хану пришлось бы осуществить лобовой штурм деревянных стен обоза или каменных монастырских, чтобы двигаться дальше. Теоретически, Гази II мог бы обойти Москву, чтобы атаковать её с севера, но такого ещё ни разу не случалось – хану было бы опасно в ходе манёвра оставлять в тылу вражескую рать. Поэтому московиты дали бой крымцам на своих – выгодных – условиях. А пока войска обустраивались в лагере, Фёдор Иванович держал совет «с отцом своим и богомольцем Иовом патриархом и с боярами, и с дворянами, как стоять против царя. А прежние великие князи бегали с Москвы на Белоозеро. А благочестивый государь царь не хотел того сотворить, надеясь на Бога и на пречистую Богородицу, и на свою праведную молитву». В итоге Фёдор остался в Москве.
***
Битва 4 июля
Всю ночь рать простояла наготове, а ранним утром в воскресенье 4 июля 1591 года появилось ханское войско. Как писал голландский купец Исаак Масса, побывавший в Москве в 1601 году, крымцы двигались «подобно туче, с таким грохотом, что тряслась земля». Гази II традиционно расположился у Коломенского и лишь тут «распустил войну» – «сёла выжигая и людей забирая в плен». «И таковое опустошение содеял, какое и описать трудно» (Лызлов). Затем «послал к государеву обозу крымский царь царевичей со многими крымскими людьми травиться против Даниловского монастыря от Курганов и от Воробьёва». «И все государевы бояре и воеводы послали из обоза изо всех полков голов с сотнями со многими людьми, а велели им с крымскими людьми травиться». Эскалация развивалась постепенно. Всё началось с того, что утром к московским позициям подъехали двое крымцев, «на что московиты без всякого разумения принялись стрелять из больших пушек». В ответ «за первыми двумя прискакало несколько сот, а потом несколько тысяч татар, которые, подобно граду, устремились на московское укрепление и беспрестанно метали стрелы, так что, казалось, небо было усеяно ими, и долго перестреливались и, наконец, возвратились в свой лагерь».
***
Небольшие и малозначительные стычки второстепенных сил продолжались весь день и закончились вничью с небольшим перевесом в пользу крымцев. «И стали травиться непомногу от Воробьёва да от Котла; и тот день весь травились». «И крымские люди к обозу пролазили, и Бог сохранил – бой был ровно. Люди же государевы бились с ними из обоза и не могли их одолеть; они же, поганые, топтали московских людей и [гнали] до обоза. Бог же создание своё миловал: мало русских людей убили, их же, татар, от себя отбивали. И те головы с крымскими людьми бились и многих крымских людей побили и языки поймали многие». Вскоре после полудня для московитов наступил критический момент. Когда Фёдор Иванович из своего московского дворца осматривал поле боя, за ним «стоял боярин Григорий Годунов и плакал горько».
Царь спросил его о причине слёз, и тот ответил: «Глядим, государь, [на] сего басурманина, воюющего и православную веру, и твоё государство». На это Фёдор предрёк: «Не бойся: сей ночью поганые побегут и завтра тех поганых не будет». Для оптимизма царя были основания. Пищальный и пушечный огонь наносил ощутимый вред лёгкой крымской коннице и не давал ей приблизиться вплотную к стенам гуляй-города. Да, «московиты стреляли весьма беспорядочно, как не умеющие обращаться с орудиями, хотя имели их у себя много, ибо стреляли они столько же в своё войско, сколько в неприятеля», т.е. испытали на себе понятие «дружественного огня», но потери крымцев наверняка были больше. Османские отряды были явно слишком малочисленны для штурма даже деревянных стен, а крымские луки и сабли для этого подходили плохо.
Ситуацию могла изменить генеральная битва главных сил в поле, но обе стороны не спешили её начинать. «А сами государевы бояре и воеводы по государеву наказу стояли в обозе готовые, а из обоза в то время вон не выходили для того, что ждали самого крымского царя с его полками и хотели к нему тогда выйти из обоза вон на прямое дело. И царь крымский к государевым боярам и воеводам на прямое дело не пошёл и полков своих не объявил, а стоял на Котле в оврагах в крепости». Мстиславскому и Годунову было выгодно затягивать дело – время играло на них. Что же до Гази II, то, скорее всего, он просто не рискнул поставить всё своё войско на кон, опасаясь потерять его в случае неудачного штурма гуляй-города. Девлету Гераю так и не удалось сделать это в 1572 году у Молодей, так что и нынешнему хану следовало быть осторожным.
***
Итак, как сообщает другая редакция Разрядной книги, Гази II «того же дня вечером отошёл от обоза» к Коломенскому и «стал на станах за Москвою-рекою». Теперь судьба всей кампании должна была решиться той же ночью.
Продолжение следует...
Автор: Сергей Громенко
Пятую часть «Крымский поход 1591 года» & История Крымского ханства: Последняя битва за Москву. Крымский поход 1591 года (часть пятая)
Кампания 1591 года отличалась от многих предыдущих. Крымский хан Гази II не шёл грабить Московию – он шёл окончательно победить и уничтожить её, и поэтому основной удар направил непосредственно на столицу. Воеводы, не надеясь удержать крымцев на Оке, поспешно отступили к Москве.
***
Силы сторон
Ещё 4 марта 1591 года был расписан «заречный разряд» из трёх полков – он должен был отразить возможную небольшую крымскую атаку за Окой. А 21 апреля состоялась роспись главных сил – «берегового разряда» из пяти полков: большого – в Серпухове, передового – в Калуге, правой руки – в Алексине, левой – в Кашире, сторожевого – в Коломне. В Серпухов же был отправлен и гуляй-город, которому предстояло сыграть решающую роль в этой войне. Общее командование ратью поручалось князю Фёдору Мстиславскому. Весной прошлого года, когда никто не ждал масштабной войны, «большим воеводам» предписывалось выходить к Оке лишь «по вестям». В этом году роспись была однозначно составлена «для прихода крымских людей на берегу». Кроме того, заранее был начат сбор «посошных людей» (временных рекрутов) для гуляй-города.
Так что хотя позже Кремль и заявил польскому посольству, что хан пришёл «безвестно», на самом деле Московия готовилась к войне. На момент развёртывания «заречный разряд» вряд ли насчитывал больше 5000 детей боярских, стрельцов и казаков. В «береговом разряде» было до 30 000 конных и пеших воинов. О силах, которыми распоряжался Гази II, до сих пор идут споры. Пограничные московские воеводы оценивали число крымцев в «полтораста тысяч и больше», и это принял Николай Карамзин и большинство современных историков. Сам хан двумя годами позже заявлял, что вышел в тот поход с 200-тысячной армией. Этого, разумеется, быть не могло, даже если бы Гази мобилизовал не только Малую, но и Большую Ногайскую Орду, чего так и не случилось. Хан был известен склонностью к преувеличению, например, в походе на Венгрию 1594 года он похвалялся, что якобы привёл с собой 150 000 всадников.
Но австрийский дипломат Эрих Ляссота, очевидец событий, насчитал в том войске 80 000 человек, из которых лишь 20 000 являлись хорошо вооружёнными бойцами. В свою очередь, московские синхронные источники сообщали, что с ханом отправились 70 000 человек, и ещё 15 000 – с калгой. Турецкий историк XVII века Ибрагим Печеви писал, что крымцев было 30-40 тысяч. Виталий Пенской на основании косвенных соображений и аналогий с численностью крымцев в предыдущих походах (которую он оценивал по минимуму) пришёл к выводу, что Гази II вёл с собой 30 000 человек. Согласиться с этим трудно – крымские войска до 40 000 в XVI веке вряд ли могли преодолеть Оку. По моему мнению, основанному на оценках сил в кампаниях 1569, 1571, 1572 и 1594 годов, хан никак не мог вести с собой меньше 50 000 человек (как крымцев, так и ногайцев), а возможно и больше. Шли с Гази и «наряд и янычары с огненным боем».
***
Начало кампании
5 мая 1591 года главный ханский сановник Моллакай Аллей навестил московского гонца Ивана Бибикова на Чуфут-Кале. На всякий случай визитёр решил дезинформировать своего собеседника, заявив, что «на государеву украйну царь не идёт, а идёт на литовского». Однако эта предосторожность была излишней – Бибиков так и не смог связаться с Москвой. 10 мая хан покинул Бахчисарай и двинулся на Молочные Воды, где оставался до конца месяца, ожидая полного сбора своих сил и прибытия ногайцев. 10 июня в Москву прибыл гонец Сергей Антыков от путивльского воеводы Василия Вельяминова с извещением, что крымцы идут на Москву по Муравскому шляху. Гази II двигался стремительно, так что до его появления на Оке оставалось примерно 2 недели. От имени царя Фёдора Ивановича во все полки и приграничные города были отправлены распоряжения «от себя из полков посылать на Поле многие проезжие станицы, и велел им государь проведывать допряма, на которые государевы украинные города крымского царя приходу чают».
20 июня, пока обстановка на юге ещё не прояснилась, Кремль послал в Новгород ещё 3 полка в дополнение к уже имеющимся там войскам. С прошлого года шла очередная война со Швецией, и как раз в это время пришли новости о возможном шведском нападении. По иронии судьбы вечером того же дня в Москву прибыла грамота от ливонских воевод Ивана Бутурлина и князя Андрея Звенигородского. В ней со слов перебежчика сообщалось, что хан с четырьмя «царевичами» и со 100-тысячным войском идёт прямо на столицу, «а войны ему до Москвы не распустить нигде» – т.е. не отвлекаясь на грабёж второстепенных целей. Перебежчик этот также приехал. В этих условиях в Кремле было принято решение отозвать «заречный разряд» за Оку, чтобы не подставлять его под удар превосходящих крымских сил. Утром 26 июня были разосланы грамоты «всем боярам и воеводам изо всех полков с берега и из украинных городов всем воеводам идти в Серпухов» на соединение с Мстиславским. К 28 июня сосредоточение сил в Серпухове было завершено.
***
27 июня прибыло известие от тульских воевод князей Михаила Катырева-Ростовского и Василия Голицына. Они отправили на разведку станичных голов Мешка Зыбина и Алексея Сухотина «и велели им сметить, сколько с крымским царём воинских людей идёт, и на которые места приход будет крымского царя». Выяснилось, что «с крымским царём воинских людей со сто тысяч, а идёт крымский царь прямо к Туле да к Дедилову» (другая редакция Разрядной книги датирует приезд Сухотина 29-м июня). После получения этих новостей за дело взялся фактический глава правительства Борис Годунов. По указу Фёдора Ивановича ему надлежало выступить «против крымского царя Казы-Гирея со своим государевым двором и с прибыльною ратью и с нарядом». Московский летописец детально расшифровывает состав этого государева двора: «Кравчие и стольники, и чашники, и стряпчие, и большие дворяне, и стрелецкие приказы, и многие всякие служилые люди, и разряд большой, и чины, и шатры государевы». Годунову следовало «обоз поставить за Москвою за рекою, за Деревянным городом промеж Серпуховской и Калужской дорогами и наряд в обозе поставить, и запасы и пушкарей к наряду расписать, и устроить обоз и наряд совсем готово, как, прося у всемилостивого Бога помощи, стоять и биться из обоза против крымского царя».
***
Параллельно готовилась к обороне и Москва: «По воротам и по башням расписаны головы да дети боярские и с даточными людьми, да головы стрелецкие с приказами». Это было тем более важно, что в июне «был большой пожар в Москве, загорелось в Чертолье, и выгорел Белый город весь от Чертольских ворот по самую Неглинную; не только дворы, но и в церквях каменных всё сгорело. После того, немного спустя, загорелось на Покровке, и горело до Покровки и выгорело много дворов». На осадное положение перешли Симонов и Новодевичий монастыри, а также Троице-Сергиева лавра. 28 июня Мстиславский получил приказ вести все полки из Серпухова к стенам столицы «для того, что весть государю учинилась, что идёт к Москве крымский царь со всеми полками и с людьми своими». Главный воевода должен был оказаться на месте как минимум на 2 дня раньше Гази II, «чтоб до царёва приходу полки урядить; а хочет государь с крымским царём на прямое дело стать у Москвы».
Также Мстиславский должен был оставить на берегу «дворянина доброго, а с ним, головой, детей боярских 300 человек добрых изо всех полков, о дву конь», – этим головой стал Степан Колтовский. В его задачу входило вовремя известить Кремль, что хан начал форсировать реку, и противодействовать крымской разведке: «Как придёт крымский царь к берегу к Оке реке, и в коих местах Оку перелезет, и ему, Степану, с тем быть вскоре к государю к Москве; а будет можно Степану Колтовскому над резвыми передовыми людьми, которые вскоре Оку реку перелезут, поиск учинить».
Уроки крымских вторжений 1571-1572 годов были хорошо выучены – стоило хану прорвать оборону на Оке в одном месте, как остальные укрепления становились бесполезными, а исход кампании определялся в полевом сражении под Москвой. Для защиты страны прикрывать всю Оку ещё имело смысл, но для победы в большой войне, наоборот, требовалось сосредоточить все силы в одном месте. Москвичам же было объявлено, что оставляя берега Оки, неприятеля нарочно заманивают вглубь страны, чтобы истребить его полностью. 29 июня Мстиславский выдвинулся к Москве. 30 июня он совершил ещё один переход и встал лагерем на реке Пахре – в том районе, где почти 20 лет назад остановился Девлет Герай. Утром 1 июля 1591 года в войсковой стан прибыло новое распоряжение царя Фёдора – всем первым воеводам полков передать командование своим заместителям, а самим «быть к себе к Москве того же числа в третьем часу дня наперёд полков для своего государева дела».
***
В Кремле решили сделать новую роспись полков и поменять иерархию командования, чтобы передать общее управление ратью в руки Бориса Годунова. Как показывала долгая история местнических споров в Московии, князья и бояре с лёгкостью могли пренебречь своим воинским долгом даже перед лицом превосходящего врага, если считали, что их поставили на слишком низкую должность. Кстати, последняя челобитная с просьбой изменить порядок назначений была подана сразу четырьмя воеводами всего 2 месяца назад – 25 апреля, и в двух случаях Фёдор должен был пойти им навстречу. Итак, чтобы исключить возможность бунта в верхах накануне решающей схватки, всех воевод и вызвали на аудиенцию к царю. В тот раз царская воля взяла верх, но после окончания боевых действий Мстиславский всё же затеял местнический спор с Годуновым. Ну а оставшимся воеводам было приказано к вечеру того же дня поспеть к самой столице – «всем полкам стать на лугах против Коломенского».
2 июля 1591 года Фёдор Иванович отпустил прибывших днём ранее воевод, и «велел государь всем боярам и воеводам… с товарищами и со всеми полками с луга быть к Москве к обозу против Даниловского монастыря» – в построенном Борисом Годуновым укреплённом лагере. Вечером того же дня царь провёл там смотр войскам – «бояр и воевод, и дворян, и детей боярских жаловал государь, о здоровье спрашивал и полки смотрел, и быв государь в обозе, поехал к Москве». После этого воеводам «велел государь идти со всеми полками на прежние места и станы в луг против Коломенского». Ну а пока в Москве шли приготовления, «пришёл царь крымский со многою силою и с великими похвалами на Русскую землю… аки древний Батый».
Следующая публикация
Нет комментариев