В среду позвонили из химчистки — забрать костюм. Анна замерла над бумажкой: внизу печать, дата — через три дня. Он не любит ждать.
— Схожу сегодня, — сказала она вечером, протягивая квитанцию.
Владимир оторвался от ноутбука:
— Я сам.
— Но у тебя совещание...
— Сказал — сам заберу.
Она кивнула, чувствуя, как предательски дрожат пальцы. В химчистке та же Тамара, помнит их обоих. Помнит, как забирала костюм в прошлый раз. Спросит: "А где муж?" И что тогда?
Ночью Анна лежала без сна, прислушиваясь к дыханию мужа. На тумбочке мерцал экраном его телефон. Код от блокировки она знала — подсмотрела случайно месяц назад. 1-9-8-5 — год его рождения. Банально и самоуверенно, как всё, что он делал.
В телефоне наверняка почта, рабочий календарь. Может, даже доступ к онлайн-банку. Один раз проверить... Палец замер над кнопкой разблокировки. Владимир заворочался, что-то пробормотал во сне. Анна отдёрнула руку.
Утром он задержался дольше обычного. Пил кофе медленно, просматривая почту. Под глазами залегли тени — всю неделю готовил важную презентацию для совета директоров.
— Шею ломит, — поморщился он. — Массаж бы...
Анна встала за его спиной, осторожно положила руки на плечи. До турагентства она работала в салоне — администратором, но базовые приёмы массажа знала. Он любил, когда она разминала ему шею после работы.
Мышцы под пальцами были каменные. Она чувствовала, как перекатываются желваки, когда он стискивает зубы. Массировала методично, как учили — от основания шеи к плечам, большими пальцами по точкам напряжения.
Владимир откинул голову, прикрыл глаза. На миг она поймала своё отражение в оконном стекле — будто кадр из старой жизни. Тогда она верила, что прикосновения могут растопить его лёд, что нежность сильнее злости.
— Полегче, — он дёрнул плечом. — Синяков мне ещё не хватало.
Она отступила, пряча дрожащие руки в карманы халата. Нащупала там смятый чек из "Дикси". Триста двадцать рублей за пачку макарон и молоко. Написано "скидка" — можно сказать, что было дороже. Семьдесят рублей в копилку, за картину с берёзками.
— Вечером не жди, — бросил он, уже надевая ботинки в прихожей. — Презентацию буду дорабатывать.
Дверь хлопнула. Анна досчитала до тридцати — столько времени нужно, чтобы дойти до лифта, спуститься, выйти из подъезда. Потом метнулась в спальню.
Его костюм для совета директоров висел в шкафу — тёмно-серый, от Кирилла Гасилина, с биркой, которую он специально не срезал. Она провела рукой по рукаву — дорогая шерсть, гладкая подкладка. Почти год не покупала себе продукты в обед, экономила на всём, готовила ему изысканные ужины, лишь бы не заметил пропажу денег со счёта.
В кармане что-то зашуршало. Анна осторожно запустила руку — сложенный вчетверо листок. Развернула.
Это был чек. Из ресторана "Северянин". За вчерашний вечер. Два бокала вина, салат с крабом, стейк. Ужин на пятнадцать тысяч.
Когда он "дорабатывал презентацию".
Анна смотрела на ровные строчки. Что-то дрогнуло внутри — не ревность, нет. Усталость. Бесконечная усталость от вранья.
В прихожей звякнул звонок. Она вздрогнула, торопливо засунула чек обратно в карман.
За дверью стояла Вера Павловна — в фартуке, с банкой варенья в руках.
— Малиновое, — Вера Павловна протянула банку. — Сама варила. Думаю, может, зайдёшь на чай?
Анна покосилась на приоткрытую дверь своей квартиры. В спальне незаправленная кровать, в кармане костюма — чек.
— Неудобно...
— А чего неудобно? — соседка понизила голос. — Муж на работе, время есть. Посидим, поговорим.
В квартире Веры Павловны пахло корицей и немного кошками. На кухонном подоконнике теснились герани, на стене — старый отрывной календарь с котятами. Под ним примостился допотопный радиоприёмник, бормочущий что-то про прогноз погоды.
— Садись, — Вера Павловна загремела чашками. — Чайник как раз вскипел.
Анна опустилась на табуретку, расправила складку на домашнем платье. В голове крутился тот чек. Пятнадцать тысяч — половина её прежней зарплаты в турфирме.
— Я, Ань, чего позвала-то, — соседка поставила перед ней чашку. — Тут такое дело... Племянница моя, Татьяна, развелась недавно. Тоже муж... — она махнула рукой. — В общем, помогла ей одна организация. Юрист хороший, психолог. Бесплатно всё.
Анна почувствовала, как немеют пальцы.
— Зачем вы мне это рассказываете?
— Затем, что не дело это — бояться в собственном доме.
На лестничной площадке хлопнула дверь. Анна вздрогнула, расплескав чай.
— Тихо ты, — Вера Павловна выглянула в коридор. — Это к Семёновым, слесаря вызывали.
Она достала из серванта потрёпанный блокнот, черкнула что-то на листке.
— Держи. Тут телефон организации той. И Танькин тоже, если что.
— Я не...
— Бери, говорю. Потом выкинешь, если не нужно.
Анна механически сунула бумажку в карман. Цифры на листке расплывались перед глазами.
Вернувшись в свою квартиру, она первым делом проверила костюм. Чек был на месте. Села на кровать, достала телефон. Набрала Маринкин номер.
Три гудка.
— Он изменяет, — сказала она вместо приветствия.
Пауза.
— Давно знаешь?
— Только что узнала. Чек нашла.
В трубке что-то зашуршало.
— Ань, — голос Марины звучал глухо. — Какая разница? После всего, что он делает... Какая разница, с кем он ужинает?
Анна молчала. За окном проехала машина, мигнула фарами, тени заметались по стене.
— Я копила, — наконец сказала она. — На его костюм. Обеды себе не брала, в парикмахерскую не ходила. А он...
— Дура ты, — в голосе подруги появились слёзы. — Господи, какая же ты дура.
В прихожей звякнул домофон. Анна вздрогнула.
— Мне пора.
— Подожди! Квартира всё ещё...
Она нажала отбой. Консьержка внизу что-то говорила в трубку. Наверняка докладывает, кто приходил. Интересно, платит ли он ей больше, чем потратил вчера на вино?
К обеду небо затянуло тучами. Анна стояла у плиты, помешивая суп. Владимир любил с фрикадельками — лепила их полчаса, чтобы были ровные, одного размера.
В кармане халата лежали две бумажки. Номер от Веры Павловны и чек из ресторана. Два доказательства, что жизнь может быть другой. Два повода что-то менять.
В дверь позвонили. На пороге стоял курьер с огромным букетом роз.
— Соколова Анна Сергеевна?
Она кивнула. В букете белела карточка: "Прости за вчерашнее. Люблю. В."
Розы пахли одеколоном из дорогого магазина. Тридцать штук, не меньше. Как три месяца экономии на обедах.
Телефон звякнул сообщением: "Букет получила? Вечером жду. Надень то синее платье".
Синее платье. Купил в прошлом году, когда первый раз ударил. Потом ещё дважды задаривал цветами и тряпками. Словно откупался.
Анна поставила розы в вазу. Вода капнула на чек из ресторана, расплылось название "Северянин". Она смотрела, как растекаются чернила, превращая цифры в бесформенные пятна.
За стеной играло радио Веры Павловны. Пели что-то про любовь и прощение. Анна подошла к картине с берёзками, отогнула уголок. Деньги лежали на месте — чуть больше двенадцати тысяч. Хватит на первый взнос за квартиру. Почти хватит на новую жизнь.
Синее платье пахло пылью и остатками духов — "Nina Ricci", флакон-яблоко, подарок на прошлый Новый год. Анна провела рукой по ткани, задержалась на еле заметной строчке по шву. Тогда, в примерочной "Стокманна", Владимир ждал снаружи, поторапливал. А она разглядывала своё отражение, пытаясь понять — правда красивая или ему так хочется?
В шесть часов позвонила консьержка:
— Анна Сергеевна, вам тут такси...
— Какое такси?
— Муж вызвал. Велел спуститься.
Внизу ждал чёрный "Мерседес" с шашечками. Водитель — немолодой кавказец в кожаной куртке — приветливо кивнул:
— В "Северянин"?
Она вздрогнула. Конечно, тот же ресторан. Демонстративно. Показательно. Как всегда.
В машине пахло елочкой-ароматизатором и чужими сигаретами. На приборной панели покачивался брелок с чётками. Анна смотрела в окно, считая повороты. Три направо, один налево, подземный переход... Как будто путь к спасению.
Телефон в сумочке завибрировал. Звонила Маринка. Потом пришло СМС.
"Ань, ответь. Важно!"
Она не ответила. Удалила. Сейчас нельзя.
У ресторана дежурил швейцар в форменной фуражке. Придержал дверь, улыбнулся дежурно:
— Добро пожаловать.
Комментарии 2