Первый боевой выход и первая потеря

— В свой первый выход на задание, хотя я и был командиром роты, пошел в качестве стажера. Командовал отрядом заместитель командира роты Иван Рыбалко, уже имевший опыт боевых действий, тогда как я только приехал из Союза.

Выдвигались ночью на бэтээрах для ведения поисково-засадных действий в районе укрепленного района Марджа, не включая фары, соблюдая маскировку. Все сидели на броне БТР. Вдруг нас обстреливают, механик-водитель давит по тормозам, все посыпались с брони, командир взвода лейтенант Виктор Бахметов падает под колеса бронетранспортера, который по инерции переезжает через него.

Пострадавшему сделали инъекцию промедола, чтобы не наступил болевой шок, и командир отряда Иван Рыбалко отправляет Бахметова с одной группой в расположение батальона для эвакуации в госпиталь Кандагара.

А мы стоим, пройдя от гарнизона всего несколько километров. С возвращением группы получаем приказ продолжить выполнение боевой задачи.

Мой заместитель командира роты становится командиром группы, а я командиром отряда. Операцию продолжили, устроив засады на дорогах, ведущих в Марджу.

Был еще нюанс. Ранее товарищи мне говорили: нельзя оставлять свидетелей из местного населения, потому что если их отпустишь, они обязательно сообщат душманам, где ты находишься. Удерживаешь их до окончания операции, а уже потом отпускаешь.

И вот пять наших БТР находятся в засаде в ложбинке, и тут группа охранения приводит пожилого дехканина с мальчиком. Что с ним делать, непонятно.

Вдруг началась стрельба в районе одной из групп, душманы выдвигались на минирование дороги и попали в засаду. Отпускаем задержанных, заводим БТР и выдвигаемся на эвакуацию группы.

Только отъехали — наше место обстреливают из минометов. Вроде бы досмотрели гражданских, никаких радиостанций при них не было. Когда они успели встретиться с душманами и сообщить им, где мы находимся? Я запомнил, что отпускать местных не стоит. Только по окончании операции.

А лейтенанта Бахметова до госпиталя в Кандагаре не доставили, умер в вертолете. При мне это была единственная потеря в роте.

Между пустынями

— В Афганистан поехал в 1986 году из 14-й уссурийской бригады специального назначения. Направили в 6-й батальон, считавшийся более или менее безопасным, который дислоцировался около города Лашкаргаха, что в 200 километрах от пакистанской границы. Это самая южная точка Афганистана, где находились наши войска, расположена между двумя пустынями.

С одной стороны, в направлении Кандагара — песчаная — называется Регистан. А с другой — каменистая — Дашти-Марго, по-русски значит — «пустыня смерти».

До нас там стоял парашютно-десантный полк, потом его вывели. В наследство десантники оставили нам добротные капитальные сооружения типа глинобитных дувалов: казармы, где размещались роты и хозпостройки, без кондиционеров.

А когда спустя более года мне предложили должность дежурного по центру боевого управления бригады, жили уже в сборном модуле — специальных постройках с кондиционерами, сделанных уже нашими военнослужащими.

Мы воюем, нас прикрывают

— По замыслу командования, спецназ вместе с погранбатальонами афганской армии, с которыми я во время боевых выходов ни разу не встретился, должен был прикрывать границу: не допустить переброски оружия, боеприпасов и бандформирований со стороны Пакистана и Ирана в Афганистан, а с обратного направления — препятствовать проникновению наркотиков.

В батальоне три разведывательные роты. Каждая примерно на 10 дней в месяц выходит на боевые задания в составе роты или по разведывательным группам в составе 20 человек. В основном устраивали засады на караванных маршрутах или переправах через реку.

Одна рота — на выходе, вторая — в составе досмотровых групп утром и вечером, днем из-за жары «вертушки» в основном не летали, производит облет караванных маршрутов в зоне ответственности батальона или действует в составе бронегруппы для поддержки роты, находящейся на боевом выходе в случае необходимости. А третья рота отдыхает, неся службу в пределах воинской части.

Бригаде была придана авиационная эскадрилья, и в каждом батальоне имелись свои вертолеты. В гарнизоне стояло не менее четырех Ми-8 и Ми-24.

По внешнему периметру нас охраняли посты Царандоя — местной полиции, а непосредственное охранение гарнизона осуществлял батальон 70-й десантно-штурмовой бригады, которая стояла в Кандагаре. Ему были приданы артиллерия и танковый взвод.

В Афганистане действовал комендантский час, в темное время суток можно было открывать огонь без предупреждения по всем, кто находился за пределами населенных пунктов. Местное население, естественно, об этом было оповещено.

Трофейные «тойоты»

— За время моего командования второй ротой уничтожили семь караванов с оружием, боеприпасами и наркотиками. Так, командир второго взвода старший лейтенант Сергей Дымов захватил восемь «тойот» с наркотиками. Те двигались из Афганистана в Пакистан. Он двое суток сидел, зарывшись в песках Регистана, чтобы его не обнаружили. Рядом с ним для проверки маршрута прошли два каравана на верблюдах.

И потом уже пошел караван с наркотиками в составе 10 машин. В результате боя захватили восемь машин, две всё же уехали. Наркотики сожгли, а машины забрали себе в качестве трофеев. Мы ставили на них АГС-17 или ДШК и ходили на боевые выходы. Командованием это не возбранялось.

У меня в роте было пять трофейных автомобилей «тойота» и «симург». Но самые хорошие экземпляры машин у нас забирали в Кабул.

Простили, не наградили

— Душманы постоянно вели за нами наблюдение и знали, что мы выходим на операцию, им оставалось лишь выяснить в какой район. Поэтому мы, маскируясь под обычную колонну со снабжением, выдвигались в сторону Тарагунди, откуда шло наше снабжение, и через километров 100 уходили с бетонки в район выполнения боевой задачи. Главное — внезапность.

Командир моего первого взвода старший лейтенант Сапар Кинеспаев, кстати выпускник Уссурийского суворовского военного училища, изучив и проанализировав все имеющиеся разведданные, предположил возможный маршрут нового караванного пути в районе пакистанской границы.

Всё было утверждено командованием. Но в последний момент летчикам дали команду отставить, так как в районе действия группы самолеты прикрытия Су-25 не могли оказать поддержку из-за удаленности. Если бы они долетели до места операции, назад вернуться им не хватило бы топлива.

Поэтому я, получив распоряжение начальника штаба батальона капитана Петра Липиева, так как группа уже находилась в вертушках, дал команду летчикам на взлет. Полетели на двух вертолетах Ми-8, на каждом из которых было по 10 человек. И с двумя вертолетами огневой поддержки Ми-24.

На подлете к району был обнаружен караван на автомобилях. Огнем вертолетов огневой поддержки сразу были уничтожены два автомобиля, после этого машины стали разъезжаться в разные стороны, также начали взрываться боеприпасы на загоревшихся машинах.

После этого заход за заходом началось методическое уничтожение каравана огнем вооружения вертолетов и стрелкового вооружения группы до полного израсходования боеприпасов вертолетов, также по докладу вертолетчиков топлива оставалось только долететь домой.

На обратном пути мы высадили группу, чтобы она блокировала район, но ей этого сделать не удалось. А сами полетели назад. Прилетаем, меня вызывают на ковер к заместителю командира бригады, якобы я нарушил приказ о запрете вылета.

Отвечаю, что «забил» караван. Мне не верят.

Говорю, что всё прошло нормально, но группа еще там, и ее нужно забрать. Полетели утром с начальником штаба батальона и зам. комбрига. Обнаружили забитый караван: семь сгоревших машин, взорвавшиеся и целые боеприпасы.

Всё закончилось без последствий.

P. S. Бригаду спецназа вывели из Афганистана в конце лета 1988 года. Владимир Николаевич вернулся домой тремя месяцами ранее. Служил в Сергеевке до 1991 года, затем работал на гражданских специальностях. Последние пять лет находится в должности воспитателя 1-й роты Уссурийского суворовского военного училища.

Роман ВИНОКУРОВ.