Предыдущая публикация
О наших первых дембелях в Афганистане Игорь Исетский
Уж 23-ый год пошёл с тех пор, как для меня закончился Афган. А своих армейских товарищей не забываю. Всё чаще думаю о них. Как сложились их судьбы?
Фото от 23 февраля 1980 г.
Сегодня хочется рассказать о наших первых дембелях, с которыми пережили мы самое трудное время, когда вошли в ДРА. Осенью 1980-го закончилась их служба в СА. Уволили быстро. Насколько помню, все уехали в один день, кроме Сергея Мурыгина, который лежал в госпитале с тифом. Конечно, жаль было расставаться с теми, с кем были в Афгане с первого дня. Андрей Сущ из Сибири, Виктор Беляков из Мордовии – эти ребята в основном были с нами на равных. По крайней мере, никто из них не «дедовал». Ещё помню бойца Василенко родом с Украины. Тоже отличный парень. Володя Сидоран из Закарпатья хоть и пытался порой прижучить тех, кто моложе призывом, но рук никогда не распускал и не унижал никого.
Витька Беляков, к моему удивлению, однажды написал мне из дому, хотя друзьями мы не были. Виктор сообщал, что учится на подготовительном отделении университета. Беляков был весёлый парень и немного аферист. Например, летом 1980-го года он подал рапорт на поступление в военное училище и был направлен в Ташкент для сдачи экзаменов. Все были уверены, что Витька поступит. Парень он был умный и не по годам взрослый. Однако Виктор через месяц вернулся обратно в часть. Нам объяснил, что военным он становиться и не думал. Просто решил устроить себе небольшой отпуск. В Ташкенте он вовсю ходил по самоволкам, крутил скоротечные любови с девчонками и попутно успешно сдавал экзамены. Последний экзамен он намеренно «завалил», чтобы избежать военного училища. Я верю, что так и было. А что делать? Отпусками нас не баловали…
У Виктора из блокнота я переписал несколько цитат и стихотворений. Обычно такие вещи солдаты переписывают друг у друга и автор, как правило, неизвестен. Стихи в основном наивные и часто пафосные, порой с ошибками различного качества. Не знаю, может быть, Виктор и сам что-то сочинил. Он грамотный был парень и, пожалуй, романтик.
Вот кое-что из солдатского блокнота Виктора Белякова:
Не верь, что жизнь печальна,
Не говори, что трудно жить,
Умей сквозь жизненных развалин
Смеяться, верить и любить.
…
Колючий взгляд, все чувства огрубели,
Тяжёлый шаг, всё говорит о том:
Сурова жизнь, коль молодость в шинели,
А юность перетянута ремнём.
…
Кто прошёл – их запомнит навечно,
Серпантин трассеров в облаках,
И снежинки, что больше не тают
У погибших на лбу и глазах.
…
Вы не знаете, как это сложно,
Взять хотя бы двоих басмачей,
И, поверьте, – порой невозможно
Расстрелять их огнём батарей.
…
Мы любим тех – кто нас не любит,
И губим тех – кто любит нас.
Ещё в «учебке» я скопировал у кого-то надпись для фотографии, которую воспроизвёл на своём снимке в парадной форме, высланном другу:
Тебе как другу лучших лет,
Тех лет, которым нет возврата,
Дарю на память свой портрет
В мундире русского солдата.
Про кого-то из дембелей, вроде бы, Андрея Суща, после его увольнения мне рассказали, что он долго разыскивал в Афгане своего одноклассника. Тот служил где-то неподалёку, и было так, что то Сущ приедет к другу, а тот в рейде, то друг приедет к Андрею, а он тоже где-нибудь на службе вне части. А когда Андрей в очередной раз заехал в часть, где служил его дружок, то узнал: товарища вчера убили и увезли в морг медсанбата, который расположен сразу за нашим батальоном. И вот в морге Андрей наконец-то и увидел своего друга, а вернее, его тело… «Вот и свиделись», - произнёс он и вышел…
Надеюсь отыскать хоть нескольких человек из своей роты. Благо, к тому сейчас есть возможность.
2004.
В.Беляков в центре с гармошкой; 4-ый справа в нижнем ряду С.Мурыгин; А.Сущ в верхнем ряду 4-ый слева; в нижнем ряду 2-ой слева Виктор Карпов; автор в верхнем ряду крайний справа.
О САШКЕ КУЗНЕЦОВЕ, СЕРЖАНТЕ (Отрывок из повести «Записки «афганистанца»)
Однажды в батальоне был устроен непонятный медосмотр. Новый фельдшер-прапорщик осматривал у всех руки. Мне на ухо велел зайти попозже. Я зашёл. Прапор указал на маленькую родинку с обратной стороны моего локтя и спросил:
- Что это?
- Родинка.
- Сейчас вижу. Свободен, и никому ничего не говори.
Я пожал плечами и вышел. В роте ко мне подошёл сержант Сашка Кузнецов:
- Зачем тебя вызывали?
- Сам не знаю. Что-то родинку у меня смотрел фельдшер… - Я показал Кузнецу руку.
- Всё ясно, - сказал он, - родинка маленькая и прямо на вене находится. Прапор думал, что это прокол от шприца.
- Ну и что? - не понял я.
- Со склада на днях украли аптечки, а там промедол в шприц-тюбиках. Он в аптечке для обезболивания раненых предусмотрен, а кое-кто им в вену колется и балдеет. Это же наркота, - сообщил мне всезнающий Сашка.
Очень интересный человек Саня Кузнецов. Русский, но жил в Баку с детства и отлично знал азербайджанский язык. Неплохо стрелял. Из автомата попадал в высоко подброшенную фуражку.
О стрельбе. Помню, Саня зашёл в палатку и с выпученными глазами начал рассказывать: - Ну, вы, мужики, знаете, как я стреляю. Так это ерунда. Мы сегодня с пацанами за батальоном по консервным банкам долбили. К нам подошёл афганец, ну, из этих, что всяческую мишуру на обмен нам таскают. Стоит такой, весь брелоками да очками фирменными обвешанный, смотрит на нас и улыбается. А потом говорит кое-как по-русски, дайте, мол, и мне стрельнуть. Ну, я думаю разрешить ему ради интереса разок пальнуть. Магазин отцепил от автомата, один патрон ему в стволе оставил, да ещё рядом ребята встали на всякий случай, чтобы он в кого из нас не залепил. Афганец присел, да как-то не по-бойцовски, сел на зад и ноги скрестил. Потом просит, чтоб ему мишень поменьше поставили, в банку, мол, любой попадёт. Тогда я из кармана достаю двухкопеечную монету, с Союза ещё завалялась, и ему, в шутку, предлагаю. А тот закивал, самое то будет. Я монетку установил на камень, отошёл и говорю ему, стреляй, дорогой. А расстояние такое, что монетку еле-еле видно. Он прицелился и нажал на курок. По камню только искра сверкнула… и нету монеты. Вот стрелок-то. Басмач, видать, настоящий, а что ты ему предъявишь-то? Улыбнулся нам только с хитрецой и пошёл себе дальше.
Когда в роте пошла мода делать себе татуировки, Саня периодически делал себе то одну, то другую наколку. Если не нравилось, он прикладывал к накожному рисунку тряпку, смоченную в густом растворе марганца, и сжигал изображение вместе с кожей. Таким образом он уничтожил очередную крупную татуировку на бедре. Нога сильно воспалилась, распухла. Сашка говорил ротному начальству, что приболел и отлёживался в палатке. Ходил он еле-еле. Я видел, как он снял бинты с раны. Смотреть на месиво из гноя, кожи и крови было страшно.
- Сашка, ты чего к доктору не идёшь? Останешься ведь без ноги, - сказал я ему.
- Ага, а меня потом за членовредительство в дисбат.
- Но ты же наколку делал, а не спецом повреждение себе нанёс.
- Кто-то станет разбираться?
И ведь вылечил себе ногу, не покидая палатку.
А один раз Кузнецов заключил пари с солдатом из другой роты, что выдержит прикосновение зажжённой сигареты в течение определённого времени к руке через бумагу. Спорили на приличную по солдатским меркам сумму. Кажется, на 25 рублей чеками. На руку Саня положил чек «Внешпосылторга» (ими нам выдавали жалованье) копеечного достоинства, а к чеку прижал огонёк сигареты. Именно через чек и требовалось держать огонёк, простая бумага прожжётся, а чек – нет. Несколько минут Сашка молча выдерживал это испытание. Потом солдат, что поспорил с ним, спросил:
- Как ты терпишь?
Сашка ответил:
- А я уже не чувствую боли. Вот сначала, да…
Это было его ошибкой. Через секунду второй спорщик, поняв, что проиграл, кричал, что Кузнец мухлюет, сигарета прижата несильно… Сашка тоже разорался и послал солдата подальше. А на руке у него остался страшный ожог…
Незадолго до дембеля мы в роте праздновали чей-то день рождения. Выпили по такому случаю, разговорились. Кузнецов предложил солдатам нашего призыва встретиться через год после увольнения у него в Баку. Идея понравилась.
Мы были молоды, уверены в себе и, хотя до увольнения из СА оставалось ещё около двух месяцев, никто не сомневался, что встреча состоится.
У меня хранится армейский блокнот, где рукой Александра записан его домашний адрес, телефон и указано, что он будет три дня подряд, с такого-то по такое, встречать нас на одной из станций Бакинского метро.
В 1982-ом году я не смог поехать в Баку. А в 1988-ом оказался в Ереване вскоре после начала карабахского конфликта. Я тогда работал следователем милиции и в столицу Армении прибыл в командировку для работы в следственной бригаде Генеральной прокуратуры СССР. Из Еревана я позвонил по телефону Кузнецова в Баку. Мне ответили с акцентом, что такой человек здесь никогда не проживал. Я переспросил номер для уточнения. Оказалось, я не ошибся при наборе.
Что сталось с Сашкой? Переехал ли он раньше из Баку или пострадал в ходе конфликта – мне неизвестно. Надеюсь на лучший исход. Я всегда считал, что Кузнец найдёт выход из любого положения. В Афгане он никогда, ни при каких ситуациях не терялся.
Следующая публикация
Нет комментариев