К кому-то - поздно, к некоторым рано, но никому её не избежать: приходит боль... Та боль, что в сердце раной, что заставляет от себя бежать. И нет лекарства против этой боли: ни пластыря, ни капель, ни микстур... Как будто душу изнутри вспороли и нанизают мясом на шампур... И всё вокруг - сплошной туман и слякоть, хотя и солнце в небе... Благодать! А боль - такая, что нет силы плакать! Жить - нестерпимо! и невмочь кричать! Боль - не в людских проклятьях, пересуде... Боль - от того, что не переступить: ведь бьют больней всего - родные люди, что точно знают куда надо бить!
Прошу прощения у всех, кого обидел ненароком! Прощенья попросить не грех... Лишь только бы не вышло боком: лишь не подставить бы щеки под длань, разящую ударом, чтоб сволочные языки не отравили б перегаром... Чтоб лишь по-детски чистый смех звенел всем благость извещая! Прошу прощения у всех, как сам обидевших прощаю!
Зло дУши точит, словно капли камни. Добро, оно - в начале всех начал! Храни вас Бог, кто пожелал добра мне! Прости Господь, кто зла мне возжелал! Известно всем про невозвратность слова: бывает, брякнешь - сам тому не рад... И, пожелав, того или иного назад получишь больше во сто крат! Как не крути, мы все у чувств во власти и крайне трудно жить наоборот... Храни вас Бог - тех, кто желает счастья! Прости Господь желающих невзгод!
Ещё лист тополя зелёный, но, в череде осенних грёз, уже алеют листья клёна и золотятся у берёз. За лето выгоревши, небо уже не синь - полутона. Но, живописцам на потребу палитра красками полна: коралл, кармин и терракота. То, как заря, то, как гранат. А, средь изящной позолоты, горит янтарный виноград. Краснеют ягоды рябины. Синеют сливы. И вдали, там, в сером небе чёрным клином, прощаясь, плачут журавли. А, пацаны пекут картошку, и птицам, с юдоли земной взлетают грязные ладошки: что, даст Бог, встретимся весной!
Сколько их, на поле брани, полегло... Уже не счесть! Дед с войны пришёл изранен, правда, руки-ноги есть. Не согнулся, не сломался от невзгод и от обид, и, хоть горько, но - смеялся: "- Ранен, это ж - не убит! Пусть - контужен, пусть - калека... Что же, Господа гневить? А, вот нету человека и ничто не изменить!" Тот, кто жизнь сполна отведал, вряд ли что-то возразит безыскусной мысли деда: - Ранен, это ж - не убит! И, когда я в детстве бОсом, то коленки обдирал, то бежал с разбитым носом, он меня приободрял: - Коль упал, то - поднимайся! Больно! - не реви навзрыд, а, сквозь слёзы, улыбайся: ранен, это ж - не убит! Так и жил я (без натяжки), то - спокойствие, то - бой... И как ни было бы тяжко, был всегда самим собой! И надеюсь, непоседа - внук мой, тоже сохранит немудрённый вывод деда: - Ранен, это ж - не убит!
Для чего на свете небо? - Чтобы в нём летали птицы! Чтоб светило ярко солнце и луна совсем чуть-чуть! Чтобы красками сияя, могла радуга струиться и тянулся б самый длиный в нашем мире Млечный путь! Для чего на свете море? - Чтобы в нём резвились рыбы! Чтобы небо голубое отражалось в нём сполна! Чтобы айсбергов хрустальных плыли сахарные глыбы! Чтобы к берегу ласкалась шаловливая волна! Для чего земля на свете? - Никакого нет секрета: люди здесь соорудили, учредили, возвели, чтобы в небо поднимались самолёты и ракеты, чтобы в море уходили и суда и корабли. Для чего на свете люди? - Чтоб друг друга уничтожить! Чтобы небо потемнело, море б вздыбилось волной! А, иначе, что подумать? По-другому разве ж может, коль отец идёт на сына и на брата брат войной? Для чего на свете люди?!...
Спит, в клубок свернувшись, псина. За окном с утра темно. Только кисточка рябины стук да стук в моё окно. Ветром, загнанные в угол, листья ворохом лежат. И скелеты ветхих пугал на сыром ветру дрожат. Дождь унылый мелко сеет. В огородах нагота. Гроздь рябины ярко рдеет, целомудрием чиста. На заборах паутины мокнет уйма волоконц. Только кисточка рябины греет сотней мини-солнц!
Рвём жилы, всё стараясь - выше, хватая - больше, и уже так, вроде слушая, не слышим, что сотворяется в душе. И вот уже решаем сами, что есть Добро, а что - порок... А что в Душе? Лёд или пламя? И кто там: дьявол или Бог какая мелочь, право слово... Прелюбодействуй... Лги...Кради... И ближнего судить готовы, хоть точно знаем: - Не суди! И пелена перед глазами, на сердце - кованный замок... А что в Душе? Лёд или пламя? И кто там: дьявол или Бог уже не важно... Забываем, про сук, который, не руби, и разрушаем... Убиваем... А, на скрижалях: - Не убий! Так, не бросай, а - выбрось камень, чтобы, как ступишь на порог, в Душе - не лёд, а только - Пламя! в Душе - не дьявол, только - Бог!
Как измерить шум берёз? Чем замерить силу ветра? Знают люди, в этом мире измеряя всё вокруг, оценяя жизнь в рублях... должностях... квадратных метрах... позабыв, что в мирозданьи есть такая мера - ДРУГ!
Забывая о родных, всё торопимся, спешим мы... Только час, что был отмерян, не прокрутишь вновь и вновь... А мы меряем людей... в дачах... званиях... машинах... позабыв, что есть под солнцем мера светлая - ЛЮБОВЬ!
Всё готовы расписать: аттестаты... акты... бланки... (а, вот раньше, были КНИГИ, что зачитаны до дыр). Вот и меряем престиж в самолётах... пушках... танках... и совсем не вспоминаем, про такую меру - МИР!
Сердце, просто - механизм. Чувства, это - ощущенья. И бежим, в толпе - толкаясь... в отношениях - спеша... Только, нет (как ни крути) без раскаянья прощенья... А мерило д...ЕщёКак измерить шум берёз? Чем замерить силу ветра? Знают люди, в этом мире измеряя всё вокруг, оценяя жизнь в рублях... должностях... квадратных метрах... позабыв, что в мирозданьи есть такая мера - ДРУГ!
Забывая о родных, всё торопимся, спешим мы... Только час, что был отмерян, не прокрутишь вновь и вновь... А мы меряем людей... в дачах... званиях... машинах... позабыв, что есть под солнцем мера светлая - ЛЮБОВЬ!
Всё готовы расписать: аттестаты... акты... бланки... (а, вот раньше, были КНИГИ, что зачитаны до дыр). Вот и меряем престиж в самолётах... пушках... танках... и совсем не вспоминаем, про такую меру - МИР!
Сердце, просто - механизм. Чувства, это - ощущенья. И бежим, в толпе - толкаясь... в отношениях - спеша... Только, нет (как ни крути) без раскаянья прощенья... А мерило для прощенья наша грешная ДУША!
Одолевая рубежи, покуда силы не иссякли, играем роль свою в спектакле с простым названьем - "Жизнь, как жизнь". Спектакль этот - наше всё, что только от судьбы хотите... Ты, сам - статист... Художник... Зритель... Сам - сценарист и режиссёр, герой-любовник иль простак... Воздастся всем! И - полной мерой: ещё вчера была премьера, а завтра, всё - последний акт. Всё пережив - и страх и боль, испив любовь и страсть до капли, мы доиграем роль в спектакле... Вот, только б знать: свою ли роль?
Мы, пожалуй, все оттуда родом, где щебечут птицы за окном... Скошенные травы пахнут мёдом и отцовским лёгким табаком. Мы - оттуда, где рукой до неба достаёшь, тасуя облака... Скошенные травы пахнут хлебом с привкусом парного молока. И, оттуда взяв, несём мы крест свой, замыкая вечной жизни круг... Скошенные травы пахнут детством с тёплой лаской материнских рук.
Всё-равно - в Москве ли, в Праге. Аргентине или США: белый-белый лист бумаги чист, как детская душа. Только, в том и вся проблема: что напишем... Вот вопрос... Кто - о смелости поэму, кто-то - в органы донос. Кто - по-докторски, кто - вязью. У кого - и слог и лад, у кого-то - в каждой фразе нет ни слова: только - мат. Кто - о солнце, кто - о мраке, кто - про фарт, кто - про удел... Белый-белый лист бумаги вместе с текстом почернел от чернил или от туши, от графита иль угля... К слову, кстати, наши души тоже белые с нуля... Жаль вот только: мы взрослеем, что девается куда - и от злости зеленеем не краснея от стыда. Сами - всё, что есть, разрушив, жизнь и Господа браня... И чернеют наши души, как бумага от огня...
Мы используем cookie-файлы, чтобы улучшить сервисы для вас. Если ваш возраст менее 13 лет, настроить cookie-файлы должен ваш законный представитель. Больше информации
Комментарии 28
Птичья, 37-го года...
Закружилось вороньё в небе стаями…
Стали скупы на добро; трусы стали мы!
Наркомат вороньих дел слишком занятый:
четверть неба вороньём кровью залита…
Жаворонок песню спел, а нынче – в проруби…
Вертухаи стерегут птицу голубя…
И подрезано крыло горда сокола…
Кружит-кружит вороньё вкруг да около…
Ждёшь со страхом – день ли ночь, на рассвете ли…
не забрали, не пришли и не встретили,
посвободнее вздохнёшь, а ворон – тучкою…
четверть неба – зоною, за колючкою…
И кулик своим болотом не хвалится,
на крыло встают птенцы да тут же валятся…
Филин больше не бухтит, плачет совушка…
И жиреет вороньё там, где кровушка…
Не курлычут журавли: нынче за морем…
Здесь остались только боль, страх да горе нам…
«Правда» строчкою газетною набрана,
четверть неба вороньём в клетку забра
...ЕщёПтичья, 37-го года...
Закружилось вороньё в небе стаями…
Стали скупы на добро; трусы стали мы!
Наркомат вороньих дел слишком занятый:
четверть неба вороньём кровью залита…
Жаворонок песню спел, а нынче – в проруби…
Вертухаи стерегут птицу голубя…
И подрезано крыло горда сокола…
Кружит-кружит вороньё вкруг да около…
Ждёшь со страхом – день ли ночь, на рассвете ли…
не забрали, не пришли и не встретили,
посвободнее вздохнёшь, а ворон – тучкою…
четверть неба – зоною, за колючкою…
И кулик своим болотом не хвалится,
на крыло встают птенцы да тут же валятся…
Филин больше не бухтит, плачет совушка…
И жиреет вороньё там, где кровушка…
Не курлычут журавли: нынче за морем…
Здесь остались только боль, страх да горе нам…
«Правда» строчкою газетною набрана,
четверть неба вороньём в клетку забрана…
Где, в каком глухом краю завтра сгинешь ты,
золотились купола, нынче – скинуты.
У сорок слезами каша просолена…
И наглеет вороньё: всё дозволено!!!
Нынче в небе вранья власть, хоть потоп потом…
Не горланят петухи – поют шепотом.
Одна линия – одна точка зрения.
Четверть неба, как ни кинь, разорение.
Лебедь шею гнёт к воде вровень с утками,
долбит крышу – быть беде – дятел сутками,
Нет ни щебета, ни гнёзд на все стороны…
Лишь туда-сюда снуют чёрны вороны!!!
Укатали Сивку горки…
Где тот рай, что в шалаше?...
Храм – не церковь на пригорке,
Храм – у каждого в душе!
Жизнь – комедия и драма:
«быть» - вопрос, «не быть» - ответ.
Нет души – не то, что храма,
так часовни даже нет.
Жизнь уныла и убога
раз тебя никто не ждёт…
И дорога – не дорога
коли к храму не ведёт.
И идя тропой неторной,
обращаясь к небесам,
храм души нерукотворный
каждый созидает сам,
на алтарь кладя в том храме
(что б душа была светла)
не за пазухою камень -
только добрые дела!
Сколько дел решают боги:
делать доброе спеши!
Храм – не церковь у дороги:
состояние души!
Сколько – сделано… Сколь – не начато…
Каждый жизнь свою – пишет начисто
и не скроешься за улыбочкой:
- Извините, - мол, - тут ошибочка,
всё сейчас сотру, переделаю:
было – чёрное, станет – белое!
Нет! Нельзя стереть, так вот, запросто:
пишем жизнь свою – только начисто!
Чья-то жизнь – шоссе, чья – пыль дорожная,
и нельзя достичь невозможного,
не дотянешься – как до радуги…
Кому жизнь – беда, кого – радует.
Кто - любим, кто – нет… Кто-то - любит сам…
Кто – покладист … Кто – как баран упрям..
Вполнакала кто, кто-то – на все «сто»!
Так и пишем жизнь… Только – начисто!
Сколько жить ещё нам отмеряно?
Что же – найдено, что – потеряно?
Что – забудется, что – останется?
Нельзя жизнь прожить, да не пораниться!
Для кого – игра, для кого-то – суть…
Каждый сам себе выбирает путь,
<...ЕщёСколько – сделано… Сколь – не начато…
Каждый жизнь свою – пишет начисто
и не скроешься за улыбочкой:
- Извините, - мол, - тут ошибочка,
всё сейчас сотру, переделаю:
было – чёрное, станет – белое!
Нет! Нельзя стереть, так вот, запросто:
пишем жизнь свою – только начисто!
Чья-то жизнь – шоссе, чья – пыль дорожная,
и нельзя достичь невозможного,
не дотянешься – как до радуги…
Кому жизнь – беда, кого – радует.
Кто - любим, кто – нет… Кто-то - любит сам…
Кто – покладист … Кто – как баран упрям..
Вполнакала кто, кто-то – на все «сто»!
Так и пишем жизнь… Только – начисто!
Сколько жить ещё нам отмеряно?
Что же – найдено, что – потеряно?
Что – забудется, что – останется?
Нельзя жизнь прожить, да не пораниться!
Для кого – игра, для кого-то – суть…
Каждый сам себе выбирает путь,
и не свернёшь с него просто-напросто,
пишем жизнь свою, прямо – начисто!
Кто – оврагами… Кто-то буром прёт…
Кто – поляной… Кто – через смрад болот,
а через грязь пройти – да не измазаться:
было сделано, значит – скажется!
Всё записано: что хорошего
из текущего да из прошлого…
И плохого что… Так вот – в два листа
пишем жизнь свою ТОЛЬКО НАЧИСТО!К кому-то - поздно, к некоторым рано,
но никому её не избежать:
приходит боль... Та боль, что в сердце раной,
что заставляет от себя бежать.
И нет лекарства против этой боли:
ни пластыря, ни капель, ни микстур...
Как будто душу изнутри вспороли
и нанизают мясом на шампур...
И всё вокруг - сплошной туман и слякоть,
хотя и солнце в небе... Благодать!
А боль - такая, что нет силы плакать!
Жить - нестерпимо! и невмочь кричать!
Боль - не в людских проклятьях, пересуде...
Боль - от того, что не переступить:
ведь бьют больней всего - родные люди,
что точно знают куда надо бить!
кого обидел ненароком!
Прощенья попросить не грех...
Лишь только бы не вышло боком:
лишь не подставить бы щеки
под длань, разящую ударом,
чтоб сволочные языки
не отравили б перегаром...
Чтоб лишь по-детски чистый смех
звенел всем благость извещая!
Прошу прощения у всех,
как сам обидевших прощаю!
Добро, оно - в начале всех начал!
Храни вас Бог, кто пожелал добра мне!
Прости Господь, кто зла мне возжелал!
Известно всем про невозвратность слова:
бывает, брякнешь - сам тому не рад...
И, пожелав, того или иного
назад получишь больше во сто крат!
Как не крути, мы все у чувств во власти
и крайне трудно жить наоборот...
Храни вас Бог - тех, кто желает счастья!
Прости Господь желающих невзгод!
но, в череде осенних грёз,
уже алеют листья клёна
и золотятся у берёз.
За лето выгоревши, небо
уже не синь - полутона.
Но, живописцам на потребу
палитра красками полна:
коралл, кармин и терракота.
То, как заря, то, как гранат.
А, средь изящной позолоты,
горит янтарный виноград.
Краснеют ягоды рябины.
Синеют сливы. И вдали,
там, в сером небе чёрным клином,
прощаясь, плачут журавли.
А, пацаны пекут картошку,
и птицам, с юдоли земной
взлетают грязные ладошки:
что, даст Бог, встретимся весной!
полегло... Уже не счесть!
Дед с войны пришёл изранен,
правда, руки-ноги есть.
Не согнулся, не сломался
от невзгод и от обид,
и, хоть горько, но - смеялся:
"- Ранен, это ж - не убит!
Пусть - контужен, пусть - калека...
Что же, Господа гневить?
А, вот нету человека
и ничто не изменить!"
Тот, кто жизнь сполна отведал,
вряд ли что-то возразит
безыскусной мысли деда:
- Ранен, это ж - не убит!
И, когда я в детстве бОсом,
то коленки обдирал,
то бежал с разбитым носом,
он меня приободрял:
- Коль упал, то - поднимайся!
Больно! - не реви навзрыд,
а, сквозь слёзы, улыбайся:
ранен, это ж - не убит!
Так и жил я (без натяжки),
то - спокойствие, то - бой...
И как ни было бы тяжко,
был всегда самим собой!
И надеюсь, непоседа -
внук мой, тоже сохранит
немудрённый вывод деда:
- Ранен, это ж - не убит!
словно подолы у баб гармонист...
Кружатся, кружатся в вальсе прощальном
лист винно-красный и бронзовый лист.
Солнце взирает на землю печально,
краски разбрызгав - абстракционист...
Кружатся, кружатся в вальсе прощальном
бежевый лист и оранжевый лист.
Землю, туманом прибив изначально,
воздух хрустальный девственно чист.
Кружатся, кружатся в вальсе прощальном
лист шоколадный и кремовый лист.
Ворохи листьев... И это - нормально:
осень, она - бесподобный флорист...
А, средь листвы, мы - в кругу танцевальном:
ты - "золотой", я - "серебряный" лист.
Чтоб светило ярко солнце и луна совсем чуть-чуть!
Чтобы красками сияя, могла радуга струиться
и тянулся б самый длиный в нашем мире Млечный путь!
Для чего на свете море? - Чтобы в нём резвились рыбы!
Чтобы небо голубое отражалось в нём сполна!
Чтобы айсбергов хрустальных плыли сахарные глыбы!
Чтобы к берегу ласкалась шаловливая волна!
Для чего земля на свете? - Никакого нет секрета:
люди здесь соорудили, учредили, возвели,
чтобы в небо поднимались самолёты и ракеты,
чтобы в море уходили и суда и корабли.
Для чего на свете люди? - Чтоб друг друга уничтожить!
Чтобы небо потемнело, море б вздыбилось волной!
А, иначе, что подумать? По-другому разве ж может,
коль отец идёт на сына и на брата брат войной?
Для чего на свете люди?!...
За окном с утра темно.
Только кисточка рябины
стук да стук в моё окно.
Ветром, загнанные в угол,
листья ворохом лежат.
И скелеты ветхих пугал
на сыром ветру дрожат.
Дождь унылый мелко сеет.
В огородах нагота.
Гроздь рябины ярко рдеет,
целомудрием чиста.
На заборах паутины
мокнет уйма волоконц.
Только кисточка рябины
греет сотней мини-солнц!
хватая - больше, и уже
так, вроде слушая, не слышим,
что сотворяется в душе.
И вот уже решаем сами,
что есть Добро, а что - порок...
А что в Душе? Лёд или пламя?
И кто там: дьявол или Бог
какая мелочь, право слово...
Прелюбодействуй... Лги...Кради...
И ближнего судить готовы,
хоть точно знаем: - Не суди!
И пелена перед глазами,
на сердце - кованный замок...
А что в Душе? Лёд или пламя?
И кто там: дьявол или Бог
уже не важно... Забываем,
про сук, который, не руби,
и разрушаем... Убиваем...
А, на скрижалях: - Не убий!
Так, не бросай, а - выбрось камень,
чтобы, как ступишь на порог,
в Душе - не лёд, а только - Пламя!
в Душе - не дьявол, только - Бог!
Чем замерить силу ветра?
Знают люди, в этом мире
измеряя всё вокруг,
оценяя жизнь в рублях...
должностях... квадратных метрах...
позабыв, что в мирозданьи
есть такая мера - ДРУГ!
Забывая о родных,
всё торопимся, спешим мы...
Только час, что был отмерян,
не прокрутишь вновь и вновь...
А мы меряем людей...
в дачах... званиях... машинах...
позабыв, что есть под солнцем
мера светлая - ЛЮБОВЬ!
Всё готовы расписать:
аттестаты... акты... бланки...
(а, вот раньше, были КНИГИ,
что зачитаны до дыр).
Вот и меряем престиж
в самолётах... пушках... танках...
и совсем не вспоминаем,
про такую меру - МИР!
Сердце, просто - механизм.
Чувства, это - ощущенья.
И бежим, в толпе - толкаясь...
в отношениях - спеша...
Только, нет (как ни крути)
без раскаянья прощенья...
А мерило д...ЕщёКак измерить шум берёз?
Чем замерить силу ветра?
Знают люди, в этом мире
измеряя всё вокруг,
оценяя жизнь в рублях...
должностях... квадратных метрах...
позабыв, что в мирозданьи
есть такая мера - ДРУГ!
Забывая о родных,
всё торопимся, спешим мы...
Только час, что был отмерян,
не прокрутишь вновь и вновь...
А мы меряем людей...
в дачах... званиях... машинах...
позабыв, что есть под солнцем
мера светлая - ЛЮБОВЬ!
Всё готовы расписать:
аттестаты... акты... бланки...
(а, вот раньше, были КНИГИ,
что зачитаны до дыр).
Вот и меряем престиж
в самолётах... пушках... танках...
и совсем не вспоминаем,
про такую меру - МИР!
Сердце, просто - механизм.
Чувства, это - ощущенья.
И бежим, в толпе - толкаясь...
в отношениях - спеша...
Только, нет (как ни крути)
без раскаянья прощенья...
А мерило для прощенья
наша грешная ДУША!
покуда силы не иссякли,
играем роль свою в спектакле
с простым названьем - "Жизнь, как жизнь".
Спектакль этот - наше всё,
что только от судьбы хотите...
Ты, сам - статист... Художник... Зритель...
Сам - сценарист и режиссёр,
герой-любовник иль простак...
Воздастся всем! И - полной мерой:
ещё вчера была премьера,
а завтра, всё - последний акт.
Всё пережив - и страх и боль,
испив любовь и страсть до капли,
мы доиграем роль в спектакле...
Вот, только б знать: свою ли роль?
где щебечут птицы за окном...
Скошенные травы пахнут мёдом
и отцовским лёгким табаком.
Мы - оттуда, где рукой до неба
достаёшь, тасуя облака...
Скошенные травы пахнут хлебом
с привкусом парного молока.
И, оттуда взяв, несём мы крест свой,
замыкая вечной жизни круг...
Скошенные травы пахнут детством
с тёплой лаской материнских рук.
Аргентине или США:
белый-белый лист бумаги
чист, как детская душа.
Только, в том и вся проблема:
что напишем... Вот вопрос...
Кто - о смелости поэму,
кто-то - в органы донос.
Кто - по-докторски, кто - вязью.
У кого - и слог и лад,
у кого-то - в каждой фразе
нет ни слова: только - мат.
Кто - о солнце, кто - о мраке,
кто - про фарт, кто - про удел...
Белый-белый лист бумаги
вместе с текстом почернел
от чернил или от туши,
от графита иль угля...
К слову, кстати, наши души
тоже белые с нуля...
Жаль вот только: мы взрослеем,
что девается куда -
и от злости зеленеем
не краснея от стыда.
Сами - всё, что есть, разрушив,
жизнь и Господа браня...
И чернеют наши души,
как бумага от огня...