Предыдущая публикация
ИОСИФ БРОДСКИЙ И ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ – ,, ПРОРОКИ БЕЗВРЕМЕННОЙ ВЕСНЫ...
,,
13 декабря - день рождения Валерия Брюсова.
Валерия Брюсова можно назвать личностью вселенского масштаба в русской словесности начала ХХ века, настолько огромный вклад внёс этот русский поэт и прозаик, драматург, переводчик, критик-литературовед, один из основателей русского символизма в русскую культуру.
У каждого свой тайный демон.
Влечет неумолимо он
Наполеона через Неман
И Цезаря чрез Рубикон.
© Валерий Брюсов
ИОСИФ БРОДСКИЙ и ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ...,,Оба поэта явились в периоды гнетущего застоя, когда новые языковые пласты и способы виденья мира,сдерживаемые искусственными препонами, искали и не находили возможности осуществится.
Оба — «пророки безвременной весны» (Андрей Белый о Брюсове).
Оба проложили дорогу новому в литературе (и своей славе в ней) посредством актов самовыражения,внушённых литературной одарённостью и судьбой, связанных с литературой, но,в собственном смысле слова,нелитературных.
Оба в своей человеческой индивидуальности сконцентрировали
и удержали представление о начале новых эпох в русской поэзии.
Как и Брюсову, Бродскому противостояло нечто цельное и необозримое
мировоззренческий монолит, уже тронутый эрозией общественного недоверия, но все еще нерушимый и несущий в себе нерасчленённый запас позитивизма.
Смельчак, бросающий вызов всему этому великолепию, должен был ощущать себя разрушителем : отсюда - налёт демонизма.
Добру (добропорядочности) он должен был противопоставить
высшее добро (откровение): отсюда надрывная приподнятость,
театрализованная поза. Опору он должен был искать в позапрошлой эпохе, в древности. Это - типичная, романтическая коллизия поэта и толпы.
Тема поэта и толпы вечна — или, во всяком случае, очень стара: восходит к библейским пророкам. Именно она провоцировала поэтов
уподоблять свою миссию пророческой (а нас - пророков называть поэтами )....,, Юрий Колкер
ПРОРОЧЕСТВО ИОСИФА БРОДСКОГО.
....Какая элегантная судьба :
лицо на фоне общего гриба,
и небольшая плата наконец
за современный атомный венец
и за прелестный водородный гром…
О, человек наедине со злом!
Вы редко были честными, друзья.
Ни сожалеть, ни плакать здесь нельзя,
отходную столетию не спеть,
хотя бы потому, что не успеть,
хоть потому, что вот мы говорим,
а с одного конца уже горим
и, может статься, завтра этот День.
И кто прочтет мою поэму. Тень.
Огонь, огонь. Столетие – в ружье!
Но – плоть о плоть и влажное белье…(отрывок ) ИОСИФ БРОДСКИЙ
***************
ПРОРОЧЕСТВО ВАЛЕРИЯ БРЮСОВА,
.... И внезапно - в эту бурю, в этот адский шепот,
В этот воплотившийся в земные формы бред,-
Ворвался, вонзился чуждый, несозвучный топот,
Заглушая гулы, говор, грохоты карет.
Показался с поворота всадник огнеликий,
Конь летел стремительно и стал с огнем в глазах.
В воздухе еще дрожали - отголоски, крики,
Но мгновенье было - трепет, взоры были - страх!
Был у всадника в руках развитый длинный свиток,
Огненные буквы возвещали имя: Смерть...
Полосами яркими, как пряжей пышных ниток,
В высоте над улицей вдруг разгорелась твердь
И в великом ужасе, скрывая лица,- люди
То бессмысленно взывали: «Горе! с нами бог!»,
То, упав на мостовую, бились в общей груде…
( отрывок ) ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ
Следующая публикация
Комментарии 2
Весны восторженно внимал:
За первым праздничным подснежником,
Блажен пьянящим одиночеством,
В лесу, еще сыром, блуждал.
Как арка, небо над мятежником
Синело майской глубиной,
И в каждом шорохе и шелесте,
Ступая вольно по валежникам,
Я слышал голос над собой.
Все пело, полно вешней прелести:
«Живи! люби! иди вперед!
Ищи борьбы, душа крылатая,
И, как Самсон из львиной челюсти,
Добудь из грозной жизни — мед!»
И вновь весна, но — сорок пятая…
Все тот же вешний блеск вокруг:
Все так же глубь небес — торжественна;
Все та ж листва, никем не смятая;
Как прежде, свеж и зелен луг!
Весна во всем осталась девственной:
Что для земли десятки лет!
Лишь я принес тоску случайную
На праздник радости естественной,—
Лишь я — иной, под гнетом лет!
Что ж! Пусть не мёд, а горечь тайную
Собрал я в чашу бытия!
Сквозь боль души весну приветствую
И на призыв земли ответствую,
Как прежде, светлой песней я!
Валерий Яковлевич Брюсов (1 [13] декабря 1873, ...ЕщёВ дни отрочества я пророчествам
Весны восторженно внимал:
За первым праздничным подснежником,
Блажен пьянящим одиночеством,
В лесу, еще сыром, блуждал.
Как арка, небо над мятежником
Синело майской глубиной,
И в каждом шорохе и шелесте,
Ступая вольно по валежникам,
Я слышал голос над собой.
Все пело, полно вешней прелести:
«Живи! люби! иди вперед!
Ищи борьбы, душа крылатая,
И, как Самсон из львиной челюсти,
Добудь из грозной жизни — мед!»
И вновь весна, но — сорок пятая…
Все тот же вешний блеск вокруг:
Все так же глубь небес — торжественна;
Все та ж листва, никем не смятая;
Как прежде, свеж и зелен луг!
Весна во всем осталась девственной:
Что для земли десятки лет!
Лишь я принес тоску случайную
На праздник радости естественной,—
Лишь я — иной, под гнетом лет!
Что ж! Пусть не мёд, а горечь тайную
Собрал я в чашу бытия!
Сквозь боль души весну приветствую
И на призыв земли ответствую,
Как прежде, светлой песней я!
Валерий Яковлевич Брюсов (1 [13] декабря 1873, Москва — 9 октября 1924, там же) — русский поэт, прозаик, драматург, переводчик, литературовед, литературный критик и историк. Теоретик и один из основоположников русского символизма.
Позитивная мечта символиста профанирована им самим в его знаменитой обмолвке: "Я имя новое вписал - Валерий Брюсов...". Его сегодняшняя периферийность как-то связана с этим актом самоутверждения, а также с тем, что лучший творческий период Брюсова проникнут единственно пафосом негативизма.
Место, отводимое самоутверждению в позитивной мечте Бродского, поневоле заставляет вспомнить о Брюсове. В одном из своих интервью (1980) Бродский говорит: "Может быть, я пишу стихи лучше, чем другие. Я с этим совершенно согласен. Ибо иначе я этим делом и не занимался бы..." Итак, не выявление своей неповторимой индивидуальности, без которой божественное творение неп...Ещё"Негативизм, вызов, противостояние - индикаторы таланта, пока поэт молод. Зрелость знаменуется синтезом позитивной мечты, в которой эстетика вбирает в себя этику, философию и религию. Со смертью поэта его мечта обретает законченность и, в большей или меньшей степени, вписывается в национальную и мировую легенду.
Позитивная мечта символиста профанирована им самим в его знаменитой обмолвке: "Я имя новое вписал - Валерий Брюсов...". Его сегодняшняя периферийность как-то связана с этим актом самоутверждения, а также с тем, что лучший творческий период Брюсова проникнут единственно пафосом негативизма.
Место, отводимое самоутверждению в позитивной мечте Бродского, поневоле заставляет вспомнить о Брюсове. В одном из своих интервью (1980) Бродский говорит: "Может быть, я пишу стихи лучше, чем другие. Я с этим совершенно согласен. Ибо иначе я этим делом и не занимался бы..." Итак, не выявление своей неповторимой индивидуальности, без которой божественное творение неполно; не познание мира и себя нем; не идеал прекрасных соразмерностей, наконец, не потребность дышать воздухом поэзии, без которого поэт умирает, - а лишь место среди современников побуждает Бродского не оставлять пера. Когда же место (по мысли поэта, первое) завоевано, сферу деятельности можно, в принципе, и поменять: "...мне это [участие в русской литературе], в общем, надоело..." . На словах Бродский в точности следует эгоцентрической программе Брюсова, переставшего быть поэтом, едва только его место показалось ему завоеванным бесповоротно.
У Бродского потребность в эпатаже с годами не ослабевает. Стихи от этого только проигрывают, ибо они, в своем замысле и высшем проявлении, всегда - "разговор с небожителем". Ранняя формула Бродского:
Обычно тот, кто плюет на Бога,
плюет сначала на человека
обратима: плюющий на человека - тем самым плюет и на Бога. При таком прочтении поэту, черпающему от презрения, достается место весьма незавидное. Он оказывается там же, где и его гонители.
Брюсов в конце жизни делает неуверенную попытку превратиться из сверхчеловека в человека. Это нравственное усилие, оказавшееся для него непосильным, - единственное, в чем он оказывается выше и современнее более Бродского.
* * *
Заканчивая сопоставление, отметим очевидное: как поэты Брюсов и Бродский, разумеется, очень непохожи друг на друга. Родство их косвенное: первый был назван (Б. Садовским) "старшим братом русского футуризма", второй - младший брат того же течения: он привил побеги футуризма к древу постмодернизма.
Но все же одно почти текстуальное совпадение невозможно не отметить. Многократно высмеянный стих Брюсова "Вперед, мечта, мой верный вол!" находит себе близкую параллель у Бродского:
Тихотворение мое, мое немое,
однако, тяглое - на страх поводьям...
Обе поэтические декларации в равной мере серьезны и говорят о родстве творческих методов. Оба поэта по праву заслужили эпитет, который Фет некогда с поклоном адресовал Льву Толстому: оба они - жестоковыйны.
И Брюсова, и Бродского при жизни сравнивали с Пушкиным. Между тем Пушкин вовсе не изменил, подобно им, течения русской поэзии: он всего лишь поднял ее на небывалую высоту. Поэтому в обоих случаях сравнение уместно, если говорить о внешнем: о впечатлении, произведенном поэтами на умы наиболее деятельных своих современников. Пушкин, Брюсов и Бродский - хоть и не в равной мере, - эпонимы. При этом Брюсов и Бродский остаются на романтических котурнах, а Пушкин может быть определен и понят через отход от романтизма, через поиск и обретение простоты и естественности.(Бродский и Брюсов Юрий КОЛКЕР
НЕСКОЛЬКО НАБЛЮДЕНИЙ)