Предыдущая публикация
БРОДСКИЙ И ВЫСОЦКИЙ
Ко дню рождения Владимира Высоцкого
Час зачатья я помню неточно -
Значит, память моя однобока.
Но зачат я был ночью порочно,
И явился на свет не до срока. .…
Эти снимки сделаны Л. Лубяницким во время встречи двух поэтов на квартире Михаила Барышникова в августе 1977 года - это был второй приезд Высоцкого в Америку.
Честно говоря, до того, как я увидел фотографии, знакомство этих людей представлялось мне чем-то апокрифическим - представить их вместе было очень сложно.
Здесь я собрал все, что мне удалось найти на тему их взаимоотношений. По мере поступления новой информации список пополняется.
"Принято относиться к поэтам-песенникам с некоторым, мягко говоря, отстранением, предубеждением, если угодно. И до Высоцкого отношение ко всем этим бардам у меня было примерно таким. Но начав не столько читать, сколько слушать Высоцкого, - более или менее внимательно - я просто понял, что мы имеем дело прежде всего с поэтом. Более того, я бы даже сказал, что меня в некотором роде не устраивает, что это все сопровождается гитарой, потому что это действительно само по себе, как текст, совершенно замечательно.
Я говорю именно о его способности... о том, что он делал с языком, о его рифмах... Это гораздо лучше, чем всякие... Кирсанов или Маяковский, - я уже не говорю о более молодых людях, вроде Евтушенко и Вознесенского. Дело в том, что он пользовался совершенно феноменальными составными рифмами. До известной степени, конечно же гитара помогала ему скрадывать этот невероятный труд, который он, на мой взгляд, затрачивал именно на лингвистическую сторону своих песен. В принципе, я думаю, что они поражают... действуют таким образом на публику не столько благодаря музыке или содержанию, но бессознательному усвоению этой языковой фактуры. И в этом смысле, потеря Высоцкого - это потеря для языка совершенно ничем не восполнимая". (Бродский в фильме, посвященном памяти Высоцкого, США, 1981 год):
"Самый талантливый человек из всех этих людей, которые взяли в руки гитару - это безусловно Владимир Высоцкий. Это - действительно поэт... То есть там есть чрезвычайно высокий элемент именно поэзии. Если вы посмотрите на то, какими рифмами он пользуется, вам все станет ясно. Обидно, что... То есть в известной степени обидно, но и не обидно... Но мне обидно, лично... Что он писал песни, а не стихи" (Бродский во время встречи с читателями в Институте славяноведения, Париж, 1986 или 1988 год)
Интервьюер: У вас были отношения с Высоцким?
Бродский: Особых не было. У нас был один общий приятель. Мы познакомились у Миши Барышникова. Два-три раза, когда он сюда приезжал, мы всячески гуляли, развлекались.
И: Как вы относитесь к его песням?
Б: В высшей степени положительно - не ко всему, но существует несколько замечательных. Впервые я услышал его из уст Анны Андреевны - "Я был душой дурного общества". Я думаю, что это был невероятно талантливый человек, невероятно одаренный, совершенно замечательный стихотворец. Рифмы его абсолютно феноменальны. С одной стороны, его трагедия, с другой - удача то, что избрал карьеру барда, шансонье. И чем дальше, тем больше им становился. Прежде всего он был актером, и все больше заигрывался, и все больше в этом было даже не театра, а телевидения.
И: Это поп-культура или культура, по-вашему?
Б: Для России это культура.
И: Переживает время?
Б: Думаю, что да. Если Вертинский пережил, то он, думаю, да. Из всей этой профессии я лучше всего относился к Высоцкому. В нем было абсолютно подлинное чутье языковое, да? И рифмы совершенно замечательные. Я по этому признаку сужу. Я человек дикий, для меня рифма - главное. ("Улица должна говорить языком поэта", "Независимая газета", №86, 23 июля 1991 года)
Бродский и Рейн говорят о Галиче и Высоцком ("Прогулки с Бродским", док./ф, 1993 год):
Елена Якович: Вы общались с Галичем?
Бродский: Да, немножко, немножко. Ну меня, вы знаете…Я к нему очень хорошо относился как к человеку…я его знал еще до всех этих событий. Я его еще знал по Москве, точнее по Переделкину. Но к этому жанру, в котором он, как бы сказать, работал, у меня отношение очень сдержанное было всегда.
Рейн: А ты пробовал читать как тексты это?
Бродский: Это можно. И это замечательно, мне кажется.
Рейн: Кстати, это довольно замечательно, Иосиф.
Бродский: Но я думаю, что если уж говорить на чисто текстовом уровне, на уровне качества стиха, я думаю, более интересным поэтом был Высоцкий.Безусловно.
Рейн: Да, правильно! Дело в том, что Галич очень жесткий поэт, он забивает как гвозди все это…
Бродский: Да-да-да-да.
Рейн: Это все слишком сделано. Высоцкий свободнее.
Бродский: Это вообще довольно интересное явление. Они оба – и, в частности, покойный Володя. Оба. Их обоих нет.
"Принято относиться к поэтам-песенникам с некоторым, мягко говоря, отстранением, предубеждением, если угодно. И до Высоцкого отношение ко всем этим бардам у меня было примерно таким. Но начав не столько читать, сколько слушать Высоцкого, - более или менее внимательно - я просто понял, что мы имеем дело прежде всего с поэтом. Более того, я бы даже сказал, что меня в некотором роде не устраивает, что это все сопровождается гитарой, потому что это действительно само по себе, как текст, совершенно замечательно.
Я говорю именно о его способности... о том, что он делал с языком, о его рифмах... Это гораздо лучше, чем всякие... Кирсанов или Маяковский, - я уже не говорю о более молодых людях, вроде Евтушенко и Вознесенского. Дело в том, что он пользовался совершенно феноменальными составными рифмами. До известной степени, конечно же гитара помогала ему скрадывать этот невероятный труд, который он, на мой взгляд, затрачивал именно на лингвистическую сторону своих песен. В принципе, я думаю, что они поражают... действуют таким образом на публику не столько благодаря музыке или содержанию, но бессознательному усвоению этой языковой фактуры. И в этом смысле, потеря Высоцкого - это потеря для языка совершенно ничем не восполнимая". (Бродский в фильме, посвященном памяти Высоцкого, США, 1981 год):
"Самый талантливый человек из всех этих людей, которые взяли в руки гитару - это безусловно Владимир Высоцкий. Это - действительно поэт... То есть там есть чрезвычайно высокий элемент именно поэзии. Если вы посмотрите на то, какими рифмами он пользуется, вам все станет ясно. Обидно, что... То есть в известной степени обидно, но и не обидно... Но мне обидно, лично... Что он писал песни, а не стихи" (Бродский во время встречи с читателями в Институте славяноведения, Париж, 1986 или 1988 год)
Интервьюер: У вас были отношения с Высоцким?
Бродский: Особых не было. У нас был один общий приятель. Мы познакомились у Миши Барышникова. Два-три раза, когда он сюда приезжал, мы всячески гуляли, развлекались.
И: Как вы относитесь к его песням?
Б: В высшей степени положительно - не ко всему, но существует несколько замечательных. Впервые я услышал его из уст Анны Андреевны - "Я был душой дурного общества". Я думаю, что это был невероятно талантливый человек, невероятно одаренный, совершенно замечательный стихотворец. Рифмы его абсолютно феноменальны. С одной стороны, его трагедия, с другой - удача то, что избрал карьеру барда, шансонье. И чем дальше, тем больше им становился. Прежде всего он был актером, и все больше заигрывался, и все больше в этом было даже не театра, а телевидения.
И: Это поп-культура или культура, по-вашему?
Б: Для России это культура.
И: Переживает время?
Б: Думаю, что да. Если Вертинский пережил, то он, думаю, да. Из всей этой профессии я лучше всего относился к Высоцкому. В нем было абсолютно подлинное чутье языковое, да? И рифмы совершенно замечательные. Я по этому признаку сужу. Я человек дикий, для меня рифма - главное. ("Улица должна говорить языком поэта", "Независимая газета", №86, 23 июля 1991 года)
Бродский и Рейн говорят о Галиче и Высоцком ("Прогулки с Бродским", док./ф, 1993 год):
Елена Якович: Вы общались с Галичем?
Бродский: Да, немножко, немножко. Ну меня, вы знаете…Я к нему очень хорошо относился как к человеку…я его знал еще до всех этих событий. Я его еще знал по Москве, точнее по Переделкину. Но к этому жанру, в котором он, как бы сказать, работал, у меня отношение очень сдержанное было всегда.
Рейн: А ты пробовал читать как тексты это?
Бродский: Это можно. И это замечательно, мне кажется.
Рейн: Кстати, это довольно замечательно, Иосиф.
Бродский: Но я думаю, что если уж говорить на чисто текстовом уровне, на уровне качества стиха, я думаю, более интересным поэтом был Высоцкий.Безусловно.
Рейн: Да, правильно! Дело в том, что Галич очень жесткий поэт, он забивает как гвозди все это…
Бродский: Да-да-да-да.
Рейн: Это все слишком сделано. Высоцкий свободнее.
Бродский: Это вообще довольно интересное явление. Они оба – и, в частности, покойный Володя. Оба. Их обоих нет. "Об Иосифе Бродском Высоцкий всегда говорил с уважением и нежностью - да, с нежностью, это точно: "Гениально!" И похвастался: "Он мне книжку подарил". Володя покопался и достал маленькую книжку стихов Бродского - авторское издание, кажется, в Лондоне, с автографом"
(из воспоминаний кинодраматурга Игоря Шевцова)
"В Нью-Йорке Володя познакомился с Бродским, который подарил ему сборник своих стихов с посвящением: "Большому русскому поэту Владимиру Высоцкому". Cледует заметить, что Володя сильно комплексовал из-за того, что признанные советские стихотворцы относились к его стихам снисходительно, заявляя, что рифмовать "торчу" и "кричу" - дурной вкус. Подаренную Бродским книжку Володя неделю из рук не выпускал: "Миш, ну посмотри же еще раз, Иосиф назвал меня большим поэтом" (Михаил Шемякин, "Труд" 26.01.2008)
"На следующий день у нас назначена встреча с Иосифом Бродским - одним из твоих любимых русских поэтов. Мы встречаемся в маленьком кафе в Гринвич-Виллидж. Сидя за чашкой чая, вы беседуете обо всем на свете. Ты читаешь Бродскому свои последние стихи, он очень серьезно слушает тебя. Потом мы идем гулять по улицам. Он любит эту часть Нью-Йорка, где живет уже много лет. Становится прохладно, и ты покупаешь мне забавную шапочку - чтобы не надуло в уши. Улица, по которой мы идем, кажется безмятежно-спокойной, но Бродский говорит, что ночью здесь просто опасно... Продолжая разговор, мы приходим в малюсенькую квартирку, битком забитую книгами, - настоящую берлогу поэта. Он готовит для нас невероятный обед на восточный манер и читает написанные по-английски стихи. Перед тем как нам уходить, он пишет тебе посвящение на своей последней- книге стихов. От волнения мы не можем вымолвить ни слова. Впервые в жизни настоящий большой поэт признал тебя за равного. Сколько же лет ты ждал этого? Ты всегда считался автором-исполнителем - в лучшем случае бардом, менестрелем. Но о твоей причастности к поэзии просто не было речи. Официальные поэты - Евтушенко и Вознесенский - с удовольствием общаются с тобой, но снисходительно улыбаются, когда ты приносишь им свои стихи: "Не стоит рифмовать "кричу - торчу". Много раз они забирали с собой твои стихи, обещали их напечатать, но так ничего и не сделали.
Что до "почета" - вот ведь признал тебя за равного лучший из живущих ныне поэтов! У тебя в глазах счастливые слезы. Книгу эту ты будешь показывать каждому из гостей, она всегда будет стоять на почетном месте в твоей небольшой библиотеке. И я буду тихонько улыбаться, глядя, как ты часто перечитываешь посвящение, произведшее тебя в.сан поэта"
(Марина Влади, "Владимир или Прерванный полет")
К.ЛАРИНА: Т.е. для него было важно признание его как поэта.
М.ВЛАДИ: Ну конечно! Когда он сидел у Бродского в Нью-Йорке, и тот ему сказал, что «ты какой ты большой, вообще, замечательный…», надписал ему книгу, как поэту – ну, он плакал всю ночь. Как мальчик. Он же был мальчик, как все мужчины, кстати. Он был мальчик в этом моменте. (интервью Марины Влади на "Эхо Москвы" 15.02.2009)
Долго <Марина Влади> стояла у портрета Иосифа Бродского: "Мы с Владимиром были у него в гостях в квартире в Нью-Йорке, Бродский посвятил его в поэты. Он даже расплакался". ("Я здесь в первый и последний раз": гуляем по музею Высоцкого вместе с Мариной Влади (Екатеринбург Онлайн, 05 Сентябрь 2017) Михаил БАРЫШНИКОВ: "...годы спустя, когда Володя с Мариной останавливались у нас, Высоцкий столкнулся у меня в квартире с Иосифом. Володя боготворил Иосифа. И они несколько раз встречались у меня. Иосиф сказал Высоцкому, что вы - замечательный поэт. И я видел, что у Володи были слезы на глазах. Потом уже в других разговорах, Иосиф, конечно, добавил какие-то другие вещи и сказал честно о том, что ему не нравится тоже, но высокая оценка осталась. Иосиф говорил ему: “Пишите, как вы чувствуете”. И это было главным>>
(А. Свиридова // МК. 2016. 21 янв.)
"Бродский прилетает в Париж на гастроли Таганки и совершенно не принимает таганского "Гамлета". "Помню, Володя Высоцкий прислал мне телеграмму из Парижа в Лондон. Я прилетел на спектакль, но свалил с первого действия. Это было невыносимо". Заметим, что еще один знаменитый человек так же категорически не принял Гамлета-Высоцкого. Это был член компании на Большом Каретном - Андрей Тарковский.
После спектакля Бродский, разумеется, ничего не сказал Высоцкому. Они сидели в ресторане вместе с Ю.П.Любимовым: "Иосиф все время просил Володю петь. И замечательно он слушал: то со слезой, то с иронией... Но сам стихи не читал..."
В 1981 году Бродский предлагал издательству "Ардис" издать сборник стихов Высоцкого. Вспоминает бывший администратор Театра на Таганке В.Янклович: "Бродский при мне позвонил Профферам. Ему ответили, что рынок в Америке насыщен книгами Береста (так называемый американский двухтомник Высоцкого). Бродский сказал, что это будет совершенно другое издание. "Тогда делайте - будем издавать". А Марина уговорила Бродского стать редактором этого издания. Он согласился при условии, что все рукописи будут разобраны, а он будет редактировать подготовленный материал".
У Бродского хранилась значительная часть рукописей В.В., но, главным образом, черновые варианты. Сейчас они опубликованы в тульском пятитомнике и в германском семитомном издании.
И, наконец, на пресс-конференции 1 марта 1989 года Марина Влади говорила, что во Франции готовится сборник песен и стихов Высоцкого в переводах на французский язык. Предисловие к этому изданию согласился написать Иосиф Бродский. Неизвестно, успел ли он это сделать...
(В. Перевозчиков "Посмертная судьба")
"Однажды Бродский выступал в Бостоне, – рассказывал мне Богуславский. – После выступления я спросил его, не сможет ли он припомнить надпись, сделанную им на книге, подаренной Высоцкому. "Я помню её дословно, – ответил Бродский. – Я написал: "Лучшему поэту России, как внутри её, так и извне". (Марк Цыбульский, "Высоцкий в США")
"Если моё предположение верно, то знакомство поэтов состоялось между второй половиной 1969-го и первой половиной 1972 г.
Следующая встреча двух поэтов состоялась летом 1977 г. в Нью-Йорке. Присутствовавший на ней фотограф Л.Лубяницкий рассказал мне:
"Это было на квартире у Михаила Барышникова, Володя остановился у него. Марины Влади, приехавшей с Володей, с нами не было, мы были втроём. Деталей я, конечно, не помню, но запомнилось, что Володя и Иосиф очень горячо, азартно спорили о каких-то поэтических проблемах".
(Марк Цыбульский, "Высоцкий и Бродский")
"Еще одно воспоминание касается вечера тем же летом, который мы провели дома у Вероники Шильц. Почему-то мы стали слушать записи песен Владимира Высоцкого. Это было примерно за месяц до его преждевременной и для нас неожиданной смерти. Я всегда предполагал, что Иосиф знал его песни, но тут я впервые понял, до какой степени он ими восхищался. Он явно получал огромное, почти физическое наслаждение, слушая их, и с необыкновенным энтузиазмом говорил о самом Высоцком" (Сэмюел Реймер. Вспоминая Бродского / Перевод с английского Натальи Рахмановой (Звезда, № 1, 2014)
"О четвертой последней встрече <Бродского и Высоцкого>, состоявшейся тогда же в Париже, написано в книге переводчика и давнего знакомого Высоцкого - Давида Карапетяна. Она состоялась на домашнем вечере, устроенном приятелем Марины Влади кинорежиссером Паскалем Обье. На этой встрече присутствовала жена Карапетяна француженка Мишель Канн. По ее словам, среди приглашенных были Бродский, Любимов и актриса Театра на Таганке Алла Демидова. Бродский был тогда мало известен во Франции и Высоцкий представил его как крупнейшего из современных русских поэтов. Любопытно, что на этом вечере Бродский спел «Лили Марлен», переведенную им на русский язык ещё в ссылке.
"Я думаю, что если вообще вот из того… Мне известно далеко не все… Немногое… Очень немногое в этом роде деятельности. И я думаю, мне лично просто по биографическим, что ли, личным соображениям, обстоятельствам, мне дороже других Высоцкий. Я думаю, что он и поэт был куда более одаренный, чем… То есть, он как поэт замечательный. У него совершенно замечательная фактура, и кроме того у него совершенно замечательные рифмы. Уже хотя бы поэтому. И Высоцкий мне просто как-то… дороже. Хотя я знаю… Я думаю, я отдаю себе отчет в его значительных недостатках. Особенно в поздний период его творчества как барда, если угодно… Я даже не знаю. У меня терминологии для этого нет" (Ответ на вопрос слушателя о бардах и Галиче, выступление Бродского в Пало-Альто, 1992 год).
------------
Использованные материалы и фотография:
М. Цибульский "Высоцкий в США"
В. Перевозчиков "Посмертная судьба"
М. Цибульский "Высоцкий и Бродский"
Сэмюел Реймер. Вспоминая Бродского
Коллекция фотографий Иосифа Бродского
Выступление Бродского в Пало-Альто, 1992 г.01:52
Следующая публикация
Комментарии 7