Предыдущая публикация
Не навсегда
Авторский арт
В глазах смотрящего на Кокоса мужчины отчетливо читался приговор. Пес заскулил. Завилял хвостом просительно:
«Ну, что ты? Что…? Не надо… Я же не специально! Просто дверь… дверь была открыта, а тебя так долго не было. Я соскучился. Забылся… Я не хотел, правда. Я больше не буду! Ведь я не со зла…»
Кокос смотрел, как стоящий на пороге собственной, еще недавно бывшей идеальной, спальни человек медленно закипает.
Как поднимается из самой глубины его души ледяной гнев, мешающийся с клокочущим, вот - вот готовым выплеснутся наружу, полыхающим подобно вулкану раздражением. Как белеют от напряжения сжатые в кулаки руки, а глаза…
В глазах смотрящего на Кокоса мужчины отчетливо читался приговор.
Пес заскулил.
Завилял хвостом просительно:
«Ну, что ты? Что…? Не надо…Я же не специально! Просто дверь… дверь была открыта, а тебя так долго не было. Я соскучился. Забылся… Я не хотел, правда. Я больше не буду! Ведь я не со зла…»
Но дернувшийся вперед человек его не услышал.
Шагнув прямо к разодранной в клочья собственной кровати, он молча схватил собаку за ошейник, одним сильным движением стаскивая ту на пол. Минутой позже запертый в туалете Кокос услышал:
- Девушка, в вашем приюте есть места…?
*****
Гурова Александра Сергеевича или если по-простому - Сашку, собственная жизнь полностью устраивала.
Доставшаяся в наследство от бабушки двухкомнатная квартира в спальном районе города. Не пыльная, хорошо оплачиваемая работа администратором в магазине крупной бытовой техники. Купленный в кредит, но от этого не ставший хоть чуточку хуже новенький, блестящий автомобиль.
И никаких животных в радиусе ста метров.
Зачем ему лишние проблемы ?
Грязь, шерсть, погрызенные ножки от стула и зарядки от телефона, лужи в тапочках… Да и не в тапочках тоже.
Сашка хорошо запомнил, как поначалу счастливо "ощеняченная" в качестве подарка мужем коллега его по работе через неделю после ползания по квартире с тряпкой на смену в слезах пришла.
И как месяцем позже ревел в подсобке раненым медведем бородатый кассир Пашка. Оплаченный им еще полгода назад долгожданный отпуск в одночасье накрылся медным тазам. Любимая Пашкина сенбернарша Арья, совершенно не задумываясь о собственном хозяине, сожрала опрометчиво оставленный на столе его загранпаспорт.
В далекую солнечную Анталию утром того дня супруга и двое Пашкиных погодок сыновей вылетели без главы семейства.
Что стало с собакой, коллектив разъяренного мужчину спросить побоялся.
Слишком наглядно злой как черт Павел смахнул со стола вставленную в деревянную рамку ее фотографию. А потом шипел полдня про то, что заведет рыбок…
Сашка вместе с остальными только кивал согласно.
В глазах смотрящего на Кокоса мужчины отчетливо читался приговор. Пес заскулил. Завилял хвостом просительно:
«Ну, что ты? Что…? Не надо… Я же не специально! Просто дверь… дверь была открыта, а тебя так долго не было. Я соскучился. Забылся… Я не хотел, правда. Я больше не буду! Ведь я не со зла…»
Кокос смотрел, как стоящий на пороге собственной, еще недавно бывшей идеальной, спальни человек медленно закипает.
Как поднимается из самой глубины его души ледяной гнев, мешающийся с клокочущим, вот - вот готовым выплеснутся наружу, полыхающим подобно вулкану раздражением. Как белеют от напряжения сжатые в кулаки руки, а глаза…
В глазах смотрящего на Кокоса мужчины отчетливо читался приговор.
Пес заскулил.
Завилял хвостом просительно:
«Ну, что ты? Что…? Не надо…Я же не специально! Просто дверь… дверь была открыта, а тебя так долго не было. Я соскучился. Забылся… Я не хотел, правда. Я больше не буду! Ведь я не со зла…»
Но дернувшийся вперед человек его не услышал.
Шагнув прямо к разодранной в клочья собственной кровати, он молча схватил собаку за ошейник, одним сильным движением стаскивая ту на пол. Минутой позже запертый в туалете Кокос услышал:
- Девушка, в вашем приюте есть места…?
*****
Гурова Александра Сергеевича или если по-простому - Сашку, собственная жизнь полностью устраивала.
Доставшаяся в наследство от бабушки двухкомнатная квартира в спальном районе города. Не пыльная, хорошо оплачиваемая работа администратором в магазине крупной бытовой техники. Купленный в кредит, но от этого не ставший хоть чуточку хуже новенький, блестящий автомобиль.
И никаких животных в радиусе ста метров.
Зачем ему лишние проблемы ?
Грязь, шерсть, погрызенные ножки от стула и зарядки от телефона, лужи в тапочках… Да и не в тапочках тоже.
Сашка хорошо запомнил, как поначалу счастливо "ощеняченная" в качестве подарка мужем коллега его по работе через неделю после ползания по квартире с тряпкой на смену в слезах пришла.
И как месяцем позже ревел в подсобке раненым медведем бородатый кассир Пашка. Оплаченный им еще полгода назад долгожданный отпуск в одночасье накрылся медным тазам. Любимая Пашкина сенбернарша Арья, совершенно не задумываясь о собственном хозяине, сожрала опрометчиво оставленный на столе его загранпаспорт.
В далекую солнечную Анталию утром того дня супруга и двое Пашкиных погодок сыновей вылетели без главы семейства.
Что стало с собакой, коллектив разъяренного мужчину спросить побоялся.
Слишком наглядно злой как черт Павел смахнул со стола вставленную в деревянную рамку ее фотографию. А потом шипел полдня про то, что заведет рыбок…
Сашка вместе с остальными только кивал согласно.
Авторский арт
Рыбки — это тема. Рыбки это совершенно другое дело, да…
А сам, подбирая телевизор очередному скандальному, не нашедшему общий язык с продавцом-консультантом клиенту думал, что и с рыбками проблем не оберешься. То забьется фильтр, то протухнет вода…
В общем тоже такое себе удовольствие.
Точно не для него, для Сашки, придуманное. Ему и без этого всего комфортно. С кружкой кофе. С книжкой хорошей в обнимку.
Болтовни, шума и проблем ему на работе с лихвой хватает. Дом точно не для этого дела. Он, Сашка, твердо уверен, что дома человек отдыхать должен. А отдых это в первую очередь покой и тишина.
Вот только видимо когда-то Сашка успел согрешить сильно. Да так, что вся его размеренная спокойная жизнь разом непонятно во что превратилась.
И ведь, казалось, по - хорошему, по- людски поступает.
А оно вон как все обернулось…
Прижав к вискам пальцы, мужчина попытался унять усиливающуюся с каждой минутой головную боль. Перед глазами мелькнуло сморщенное, заплаканное лицо лежащей на носилках соседки - Нины Ивановны. Сашка до сих пор не понимал, почему из всех столпившихся тогда вокруг нее людей она его выбрала. Но за тянущей вложенный ему в ладонь поводок собакой присмотреть согласился.
Да и как не согласиться, когда пожилую женщину с открытым переломом шейки бедра в машину скорой помощи грузили?
И ей бы кричать, вопить от сводящей судорогой все тело боли, а она как солдатик стойкий, молчит. Терпит. Вместо себя самой о собаке своей, с которой в момент падения этого и гуляла, думает. Твердит упрямо в касающееся ее лица собачье ухо:
- Это ненадолго, Кокосик, милый. Ненадолго, обещаю. Не навсегда….
И Сашку, всем происходящим ошарашенного, на нее круглыми глазами смотрящего, не просит - умоляет:
- Присмотри сынок, позаботься пока меня нет… Пожалуйста. Он и так в этой жизни с лихвой натерпелся - за машиной связанным, будто не собака, мешок с картошкой, волочили… А потом бросили. Прямо в канаву у дороги, в грязь окровавленного бросили. Я видела. Я подобрала, выходила. Кокосом вот назвала, так и не удалось за всю жизнь их попробовать. Я вернусь за ним, подлечат меня и вернусь - обещаю…
Рыбки — это тема. Рыбки это совершенно другое дело, да…
А сам, подбирая телевизор очередному скандальному, не нашедшему общий язык с продавцом-консультантом клиенту думал, что и с рыбками проблем не оберешься. То забьется фильтр, то протухнет вода…
В общем тоже такое себе удовольствие.
Точно не для него, для Сашки, придуманное. Ему и без этого всего комфортно. С кружкой кофе. С книжкой хорошей в обнимку.
Болтовни, шума и проблем ему на работе с лихвой хватает. Дом точно не для этого дела. Он, Сашка, твердо уверен, что дома человек отдыхать должен. А отдых это в первую очередь покой и тишина.
Вот только видимо когда-то Сашка успел согрешить сильно. Да так, что вся его размеренная спокойная жизнь разом непонятно во что превратилась.
И ведь, казалось, по - хорошему, по- людски поступает.
А оно вон как все обернулось…
Прижав к вискам пальцы, мужчина попытался унять усиливающуюся с каждой минутой головную боль. Перед глазами мелькнуло сморщенное, заплаканное лицо лежащей на носилках соседки - Нины Ивановны. Сашка до сих пор не понимал, почему из всех столпившихся тогда вокруг нее людей она его выбрала. Но за тянущей вложенный ему в ладонь поводок собакой присмотреть согласился.
Да и как не согласиться, когда пожилую женщину с открытым переломом шейки бедра в машину скорой помощи грузили?
И ей бы кричать, вопить от сводящей судорогой все тело боли, а она как солдатик стойкий, молчит. Терпит. Вместо себя самой о собаке своей, с которой в момент падения этого и гуляла, думает. Твердит упрямо в касающееся ее лица собачье ухо:
- Это ненадолго, Кокосик, милый. Ненадолго, обещаю. Не навсегда….
И Сашку, всем происходящим ошарашенного, на нее круглыми глазами смотрящего, не просит - умоляет:
- Присмотри сынок, позаботься пока меня нет… Пожалуйста. Он и так в этой жизни с лихвой натерпелся - за машиной связанным, будто не собака, мешок с картошкой, волочили… А потом бросили. Прямо в канаву у дороги, в грязь окровавленного бросили. Я видела. Я подобрала, выходила. Кокосом вот назвала, так и не удалось за всю жизнь их попробовать. Я вернусь за ним, подлечат меня и вернусь - обещаю…
Авторский арт
Только вот обещание свое Нина Ивановна так и не сдержала.
Через три недели управляющая по дому к Сашке с конвертом в руках заявилась: «На похороны Лавровой Нине Ивановне собираем…» От нее Сашка и узнал, что не стало два дня назад пожилой женщины. Не выдержало у старушки сердце. Не сдержала обещание, умерла.
А объявившаяся спустя время после похорон родственница, приходящаяся Нине Ивановне, не то внучкой, не то внучатой племянницей, приведенную ей Сашкой бабушкину собаку забирать категорически отказалась и дверь прямо перед Сашкиным носом со стуком захлопнула.
Психанувший от всей этой ситуации и собственного бессилия Сашка, как оставил тем вечером Кокоса к двери соседки за ручку поводком привязанным, так всю ночь промаявшись и поняв, что ничего не изменится, сам и забрал с утра.
И вроде даже к жизни, с собакой этой, смирившись с тем, что никуда она от него не денется, приноровился.
Но вдруг навалилось все разом.
Из колеи выбило.
С утра в ДТП попал. Не сказать, что серьезная прямо авария. Так, фара передняя счесана и царапина, по всему бамперу кривая полоса. Пока инспектора дождались, пока оформили.
Не просто так на работу опоздал - причина веская. Но шеф видно тоже не с той ноги тем днем проснулся, выговор Сашке влепил со всеми вытекающими. А уж после обеда, когда в ревизию пересортица обнаружилась, да мелочевки кое-какой, из кабелей и зарядников не досчитались и вовсе «жарко» стало.
О премии в этом месяце, на которую Сашка уже планы построил, после гневной тирады раскрасневшегося начальства и вовсе забыть пришлось. Да и черт бы уже с ней, с премией этой, не в этом месяце, в следующем все равно выпишут.
Сашка работу свою хорошо выполняет.
И шеф на самом деле не такой сволочной, каким показаться хочет.
Просто день такой у всех видимо. Бури магнитные. Ретроградный Меркурий, высокое атмосферное давление…Раздражение, нервы, накопленные за зиму авитаминоз и усталость.
Пережить, перетерпеть надо.
В тишине дома побыть. Душ горячий принять, с интересной книжкой на постель завалиться и начавшую болеть голову отпустит…
Идеальный план на вечер.
Не план - мечта. Мечта, разбившаяся на осколки об посмеявшуюся над Сашкой действительность!
Только вот обещание свое Нина Ивановна так и не сдержала.
Через три недели управляющая по дому к Сашке с конвертом в руках заявилась: «На похороны Лавровой Нине Ивановне собираем…» От нее Сашка и узнал, что не стало два дня назад пожилой женщины. Не выдержало у старушки сердце. Не сдержала обещание, умерла.
А объявившаяся спустя время после похорон родственница, приходящаяся Нине Ивановне, не то внучкой, не то внучатой племянницей, приведенную ей Сашкой бабушкину собаку забирать категорически отказалась и дверь прямо перед Сашкиным носом со стуком захлопнула.
Психанувший от всей этой ситуации и собственного бессилия Сашка, как оставил тем вечером Кокоса к двери соседки за ручку поводком привязанным, так всю ночь промаявшись и поняв, что ничего не изменится, сам и забрал с утра.
И вроде даже к жизни, с собакой этой, смирившись с тем, что никуда она от него не денется, приноровился.
Но вдруг навалилось все разом.
Из колеи выбило.
С утра в ДТП попал. Не сказать, что серьезная прямо авария. Так, фара передняя счесана и царапина, по всему бамперу кривая полоса. Пока инспектора дождались, пока оформили.
Не просто так на работу опоздал - причина веская. Но шеф видно тоже не с той ноги тем днем проснулся, выговор Сашке влепил со всеми вытекающими. А уж после обеда, когда в ревизию пересортица обнаружилась, да мелочевки кое-какой, из кабелей и зарядников не досчитались и вовсе «жарко» стало.
О премии в этом месяце, на которую Сашка уже планы построил, после гневной тирады раскрасневшегося начальства и вовсе забыть пришлось. Да и черт бы уже с ней, с премией этой, не в этом месяце, в следующем все равно выпишут.
Сашка работу свою хорошо выполняет.
И шеф на самом деле не такой сволочной, каким показаться хочет.
Просто день такой у всех видимо. Бури магнитные. Ретроградный Меркурий, высокое атмосферное давление…Раздражение, нервы, накопленные за зиму авитаминоз и усталость.
Пережить, перетерпеть надо.
В тишине дома побыть. Душ горячий принять, с интересной книжкой на постель завалиться и начавшую болеть голову отпустит…
Идеальный план на вечер.
Не план - мечта. Мечта, разбившаяся на осколки об посмеявшуюся над Сашкой действительность!
Авторский арт
На том, что оставленный Сашкой дома Кокос сделал с его кроватью, не то, что лежать, сидеть противно. Тряпье в клочья разодранное, перья кругом летают…
Перья почему-то Сашку больше всего из себя вывели. Показалось на минуту, что это не перья вовсе, а от полетевшей в тартарары спокойной его жизни оставшийся прах.
Может потому до смотрящей на него с плохо скрываемым осуждением сотрудницы приюта, Сашке тем вечером никакого дела не было.
Как не было дела до скулящего, все понимающего, рвущегося с переданного девушке поводка в его сторону большого пса.
Ничего.
Не на улицу отвел и оставил.
А с него, с Сашки, всего этого хватит. Он до конца дней своих присматривать за кобелем этим не подписывался. Не навсегда — значит ненадолго. Пришло время, честь знать пора.
Сашка сейчас домой придет и наконец после всего этого бесконечного абсурда забудется. И душ, как планировал, примет. И книга новая, интересная — вот она. А завтра на свежую голову новый матрас закажет. И подушки еще мягкие, пуховые и белье постельное. И будильник еще на час позже заведет, выспится…
Вот только выспаться у Сашки, не смотря на все старания, не получилось.
От навалившейся под утро вязкой патокой глухой тишины Сашка проснулся в пять утра. И все лежал тихонько, смотрел в темноту. Прислушивался. Через час не выдержал - встал.
- Кокос, балбес, просыпайся! - привычно крикнул, - Гулять пойдем!
Замолчал.
Опомнился.
«Ничего, это привычка просто» - сам себя успокоил. Пройдет через два - три дня. Но на прогулку утреннюю зачем-то все равно вышел. И от собачников по пути встречающихся упрямо отводил глаза.
А они словно понимали, ни о чем не спрашивали. Проходили мимо тенями укоризненными.
«Саш, ну что за ерунда! Придумал тоже, укоризненными…» - одернул себя мысленно, - «Разворачивайся давай. Кофе, душ и на работу пора!»
На работе день прошел ни шатко, ни валко. Разговаривал. Решал что-то. Маялся.
Пашка-кассир смотрел вопросительно:
- Александр Сергеевич, случилось чего что - ли? Помощь, может, нужна?
От Пашки тоже трусливо отмахивался:
- Нормально все. Не мешай, не до тебя.
Сложнее всего оказалось вечером.
Сашка долго у двери стоял, все чиркал и чиркал ключом по скважине металлической. Ждал чего-то, слушал, паузу выдерживал.
Хоть и понимал, что за дверью железной никого больше не было, а в ушах все равно лай собачий, на визг радостный переходящий, стоял.
Сашке после месяца жизни с Кокосом даже мерещиться в этом визге слова стали. И про то, как рад пес, как скучал очень… И мол, давай, переобувайся с туфель в кроссовки, терпеть уже нет никакой мочи…
«Мерещились»,- пронеслось в голове – «В прошедшем времени». Ключ попал наконец в замочную скважину.
«Ничего! Душ, кофе, книжка. Отдых, покой тишина…»
А на следующий день все повторилось.
И через день повторилось тоже. И через два. Стоящему у собственной входной двери Сашке казалось, что он с ума сходит. И собственные непослушные пальцы, Пашкин номер в телефоне набирающие, напугали до одури.
- Паш, скажи, только честно, что ты с Арьей тогда своей сделал…?
- В каком смысле что сделал? – не понял вопроса удивленный начальственным звонком Пашка, - Ничего я с ней не делал, вон с сыновьями моими на полу валяется, слюни об ковер вытирает…
На том, что оставленный Сашкой дома Кокос сделал с его кроватью, не то, что лежать, сидеть противно. Тряпье в клочья разодранное, перья кругом летают…
Перья почему-то Сашку больше всего из себя вывели. Показалось на минуту, что это не перья вовсе, а от полетевшей в тартарары спокойной его жизни оставшийся прах.
Может потому до смотрящей на него с плохо скрываемым осуждением сотрудницы приюта, Сашке тем вечером никакого дела не было.
Как не было дела до скулящего, все понимающего, рвущегося с переданного девушке поводка в его сторону большого пса.
Ничего.
Не на улицу отвел и оставил.
А с него, с Сашки, всего этого хватит. Он до конца дней своих присматривать за кобелем этим не подписывался. Не навсегда — значит ненадолго. Пришло время, честь знать пора.
Сашка сейчас домой придет и наконец после всего этого бесконечного абсурда забудется. И душ, как планировал, примет. И книга новая, интересная — вот она. А завтра на свежую голову новый матрас закажет. И подушки еще мягкие, пуховые и белье постельное. И будильник еще на час позже заведет, выспится…
Вот только выспаться у Сашки, не смотря на все старания, не получилось.
От навалившейся под утро вязкой патокой глухой тишины Сашка проснулся в пять утра. И все лежал тихонько, смотрел в темноту. Прислушивался. Через час не выдержал - встал.
- Кокос, балбес, просыпайся! - привычно крикнул, - Гулять пойдем!
Замолчал.
Опомнился.
«Ничего, это привычка просто» - сам себя успокоил. Пройдет через два - три дня. Но на прогулку утреннюю зачем-то все равно вышел. И от собачников по пути встречающихся упрямо отводил глаза.
А они словно понимали, ни о чем не спрашивали. Проходили мимо тенями укоризненными.
«Саш, ну что за ерунда! Придумал тоже, укоризненными…» - одернул себя мысленно, - «Разворачивайся давай. Кофе, душ и на работу пора!»
На работе день прошел ни шатко, ни валко. Разговаривал. Решал что-то. Маялся.
Пашка-кассир смотрел вопросительно:
- Александр Сергеевич, случилось чего что - ли? Помощь, может, нужна?
От Пашки тоже трусливо отмахивался:
- Нормально все. Не мешай, не до тебя.
Сложнее всего оказалось вечером.
Сашка долго у двери стоял, все чиркал и чиркал ключом по скважине металлической. Ждал чего-то, слушал, паузу выдерживал.
Хоть и понимал, что за дверью железной никого больше не было, а в ушах все равно лай собачий, на визг радостный переходящий, стоял.
Сашке после месяца жизни с Кокосом даже мерещиться в этом визге слова стали. И про то, как рад пес, как скучал очень… И мол, давай, переобувайся с туфель в кроссовки, терпеть уже нет никакой мочи…
«Мерещились»,- пронеслось в голове – «В прошедшем времени». Ключ попал наконец в замочную скважину.
«Ничего! Душ, кофе, книжка. Отдых, покой тишина…»
А на следующий день все повторилось.
И через день повторилось тоже. И через два. Стоящему у собственной входной двери Сашке казалось, что он с ума сходит. И собственные непослушные пальцы, Пашкин номер в телефоне набирающие, напугали до одури.
- Паш, скажи, только честно, что ты с Арьей тогда своей сделал…?
- В каком смысле что сделал? – не понял вопроса удивленный начальственным звонком Пашка, - Ничего я с ней не делал, вон с сыновьями моими на полу валяется, слюни об ковер вытирает…
Авторский арт
- Но… Ты же без отпуска остался… Она же… Паш, она твой загранпаспорт съела!
- Александр Сергеевич, так я же сам его на столе оставил. Вот Арьюшка и… Побесился, конечно, слегка, проорался. Но что же поделать, за собаку хозяин отвечает, так что целиком и полностью моя вина…
Чего там Павел еще в трубку рассказывал, Сашка совершенно не слышал.
Перед глазами вдруг появилась дверь, четыре дня назад в спальню открытая. И напуганные, с мольбой смотрящие на него собачьи глаза…
******
Глухо звякнувшая от соприкосновения с полом, наполненная теплой кашей миска ничего, кроме чувства опустошенности, не вызывала.
Кокос не хотел есть.
Ни теплой, пахнувшей мясными обрезками каши, ни сухих, хрустящих на зубах кругляшей собачьего корма…
Ничего. Ни крошки. Ни куска.
Потерявшему хозяина псу хотелось сдохнуть. Закрыть глаза и уйти навечно. Уйти туда, где не будет калейдоскопа сменяющих друг друга переменных. Где не нужно из раза в раз вырывать с корнями зародившуюся в сердце привязанность. Одну, закончившуюся предательством. Вторую, что успел почувствовать к спасшей его бабушке. Третью – последнюю… К Сашке.
И она не навсегда.
И сил больше нет и надежды совсем не осталось. И здесь, в огороженном прутьями вольере, Кокос тоже долго не останется. От голода собаки за семь дней умирают…
Что же, он потерпит. Ему не долго осталось.
Четыре дня.
Три…
- Два! Кокос, друг, я купил два новых матраса! Один, твой, на полу рядом с кроватью в спальне бросил… - Вернули к реальности провалившегося в беспамятство пса произнесенные знакомым голосом слова, - Но если тебе не понравится, если… То можно и на моем, на кровати….
Я не буду сердиться, правда.
Я…
Я не могу без тебя, Кокос, слышишь? Прости… Прости меня, а?
Пес неверяще приподнял опущенную на лапы голову: «Сашка? Хозяин… Вернулся? Надолго? На время? На…»
- Знаешь, Кокос, я тут понял, что нет ничего в этой жизни постояннее, чем временное. Пойдем, домой, пес? Ты ведь тоже скучал без меня?
Кокос тяжело поднялся на лапы, бросил взгляд на стоящую в углу вольера полную миску остывшей, покрывшейся тонким инеем каши. Поморщился. Замер на минуту, будто что-то для себя решая, а затем без оглядки потрусил в сторону настежь распахнутой двери вольера.
- Но… Ты же без отпуска остался… Она же… Паш, она твой загранпаспорт съела!
- Александр Сергеевич, так я же сам его на столе оставил. Вот Арьюшка и… Побесился, конечно, слегка, проорался. Но что же поделать, за собаку хозяин отвечает, так что целиком и полностью моя вина…
Чего там Павел еще в трубку рассказывал, Сашка совершенно не слышал.
Перед глазами вдруг появилась дверь, четыре дня назад в спальню открытая. И напуганные, с мольбой смотрящие на него собачьи глаза…
******
Глухо звякнувшая от соприкосновения с полом, наполненная теплой кашей миска ничего, кроме чувства опустошенности, не вызывала.
Кокос не хотел есть.
Ни теплой, пахнувшей мясными обрезками каши, ни сухих, хрустящих на зубах кругляшей собачьего корма…
Ничего. Ни крошки. Ни куска.
Потерявшему хозяина псу хотелось сдохнуть. Закрыть глаза и уйти навечно. Уйти туда, где не будет калейдоскопа сменяющих друг друга переменных. Где не нужно из раза в раз вырывать с корнями зародившуюся в сердце привязанность. Одну, закончившуюся предательством. Вторую, что успел почувствовать к спасшей его бабушке. Третью – последнюю… К Сашке.
И она не навсегда.
И сил больше нет и надежды совсем не осталось. И здесь, в огороженном прутьями вольере, Кокос тоже долго не останется. От голода собаки за семь дней умирают…
Что же, он потерпит. Ему не долго осталось.
Четыре дня.
Три…
- Два! Кокос, друг, я купил два новых матраса! Один, твой, на полу рядом с кроватью в спальне бросил… - Вернули к реальности провалившегося в беспамятство пса произнесенные знакомым голосом слова, - Но если тебе не понравится, если… То можно и на моем, на кровати….
Я не буду сердиться, правда.
Я…
Я не могу без тебя, Кокос, слышишь? Прости… Прости меня, а?
Пес неверяще приподнял опущенную на лапы голову: «Сашка? Хозяин… Вернулся? Надолго? На время? На…»
- Знаешь, Кокос, я тут понял, что нет ничего в этой жизни постояннее, чем временное. Пойдем, домой, пес? Ты ведь тоже скучал без меня?
Кокос тяжело поднялся на лапы, бросил взгляд на стоящую в углу вольера полную миску остывшей, покрывшейся тонким инеем каши. Поморщился. Замер на минуту, будто что-то для себя решая, а затем без оглядки потрусил в сторону настежь распахнутой двери вольера.
Авторский арт
Ткнулся лобастой головой в Сашкины колени, чувствуя, как треплют его холку в ласке успевшие стать родными руки.
Рыкнул тихонечко, просительно: «Чего стоишь? Пойдем уже, хозяин! Ни минуты больше здесь оставаться не желаю. Рядом с тобой буду. Столько, сколько мне жизни отмеряно. А значит - всегда!»
О. Суслина. О тех, кто всегда рядом.
#рассказы
Ткнулся лобастой головой в Сашкины колени, чувствуя, как треплют его холку в ласке успевшие стать родными руки.
Рыкнул тихонечко, просительно: «Чего стоишь? Пойдем уже, хозяин! Ни минуты больше здесь оставаться не желаю. Рядом с тобой буду. Столько, сколько мне жизни отмеряно. А значит - всегда!»
О. Суслина. О тех, кто всегда рядом.
#рассказы
Следующая публикация
Нет комментариев